Николай Яковлев - Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! Страница 49

Позднее ФДР часто высказывал сожаление, что сорвал конференцию, считая это одной из своих крупных ошибок. Впрочем, он утешился, заверив Моргентау: в любом случае европейские лидеры – «кучка ублюдков». Как пишет Хэлл, «провал Международной экономической конференции в Лондоне имел трагические результаты двоякого характера. Во-первых, значительно замедлилось экономическое восстановление всех стран. Во-вторых, он был на руку таким диктаторским странам, как Германия, Италия и Япония… В Лондоне самая ожесточенная борьба развернулась между США, Англией и Францией. Диктаторские нации занимали места в первом ряду, наблюдая за великолепной потасовкой. С этого времени они могли действовать уверенно: в военной сфере – вооружаться в относительной безопасности, в экономической – сооружать стены самообеспеченности в интересах подготовки к войне. Конференция была первой и, по существу, последней возможностью приостановить сползание к конфликту»12. Не последней, конечно. США официально уходили на задний план, а кто же будет противодействовать явственно обозначившейся тенденции международного разбоя?

III

Вашингтон отклонял международное сотрудничество, ссылаясь на занятость внутренними делами. Однако там не могли не понимать, что обстановка в мире ухудшается усилиями Японии и Германии.

Уже на втором заседании правительства Рузвельта обсуждались перспективы схватки с Японией. Зная о громадной зависимости Японии от торговли с США, сидевшие в Овальном кабинете согласились: «Мы можем нанести ей поражение голодной смертью»13. Никаких шагов, однако, Рузвельт не предпринял. Хотя новая администрация солидаризировалась с «доктриной Стимсона» 1932 года – доктриной непризнания японских захватов, Соединенные Штаты внешне сохраняли нормальные отношения с Токио. Рузвельт не был сторонником лобового натиска.

На протяжении всей истории Соединенные Штаты обеспечивали свое благополучие умелым использованием противоречий между другими державами, извлекая баснословные барыши из конфликтов в Старом Свете. Собственно, к проведению такой политики и звал Дж Вашингтон, первый президент США. Теоретики международных отношений называют этот образ действий политикой «баланса сил»: двое дерутся – третий радуется. Необходимость проведения «нового курса» давала новейшие аргументы в пользу поседевшей политики. Значит, нужно найти противовес Японии и Германии, защитить американские интересы руками других.

Взоры Рузвельта обращаются к Советскому Союзу. Москва была неизменно идеологическим центром борьбы против сил реакции и фашизма, а военная мощь Советского Союза подкрепляла моральное осуждение агрессоров и их союзников. В 1933 году только СССР был искренним противником международного разбоя, в то время как правящие круги Англии и Франции были готовы пойти на сговор с фашистами, надеясь толкнуть их против Советской страны и тем самым отвести беду от себя.

Принципиальная позиция Советского государства как нельзя лучше соответствовала видам Рузвельта-моралиста, в глубине души возмущенного международным беззаконием, которое нес с собой фашизм. Как сообщал неофициальный представитель СССР в США 17 октября 1933 г. в Москву, «действия японцев и немцев подгоняют американцев к установлению отношений с нами»14. Рузвельт решил признать Советский Союз, покончив с политикой предшествовавших 16 лет. Хэлл поддержал ФДР, заметив: «Россия и мы были традиционными друзьями до конца мировой войны. В целом Россия – миролюбивая страна. Мир вступает в опасный период как в Европе, так и в Азии. Россия со временем может оказать значительную помощь в стабилизации обстановки, по мере того как мир все больше будет под угрозой». Президент, ни минуты не колеблясь, ответил: «Я полностью согласен», – а затем добавил: «Два великих народа – Америка и Россия – должны поддерживать нормальные отношения. Восстановление дипломатических отношений выгодно для обеих стран»15. На заседании кабинета ФДР привел еще аргументы: признание «очень понравится американскому народу… в результате мы сможем получить 150 млн. долл. долга (царского и Временного правительств. – Н.Я .)»16.

В признании США отказывали Советскому Союзу на том основании, что в нашей стране существует советский строй. ФДР признал банкротство надежд добиться таким образом изменения нашего строя. Он полагал, что, наоборот, признание – лучший путь достижения этого. Как именно, ФДР не уточнял, разве только носился с планами соорудить на возвышенности, о которой он слышал, над Москвой здание американского посольства в стиле дома Т. Джефферсона в Монтичелло. «Мне нравится идея пересадить Томаса Джефферсона в Москву»17.

Хотя в избирательной кампании 1932 года лидеры обеих партий не уделяли никакого внимания признанию Советского Союза, общественное мнение было за нормализацию американо-советских отношений. Если для ФДР главными были политические соображения – попытаться противопоставить Советский Союз Германии и Японии в высоких целях защиты демократии и конкретных интересов американского империализма, то для народа США, исстрадавшегося в годы кризиса, основными были насущные потребности: ожидалось, что вслед за признанием оживится торговля между двумя странами, а пользу от этого получат и трудящиеся, и монополии.

Отсюда широкий фронт борцов за признание – от руководителей «Дженерал моторз», «Дюпон де Немур», «Стандард ойл К°», «Генри Форд» и других монополий, Торговой палаты США до истинного выразителя коренных интересов американских трудящихся – славной Коммунистической партии США. М.М. Литвинов, представитель СССР на Международной экономической конференции в Лондоне, заявил, что Советское правительство готово разместить в других странах, в том числе в США, заказов на 1 млрд. долл. Цифра произвела впечатление.

Когда, как заметил известный в те годы публицист У. Роджерс, «Соединенные Штаты, вероятно, признали бы самого дьявола, если бы только могли продавать ему вилы», тогда оппозиция Рузвельту не могла бы выдвинуть сколько-нибудь веских возражений. Противники признания СССР, естественно, были и в самом непосредственном окружении президента. Мать Сара Делано старалась всячески отговорить сына. Тагвелл с некоторым замешательством рассказывает, как старуха, загнав его в угол в Гайд-парке, зловещим шепотом пыталась убедить повлиять на сына18.

Назойливым до омерзения оказался министр сельского хозяйства Уоллес. Глубоко верующий человек, он создал религиозно-мистическую картину мира и доказывал, что с коммунистами нельзя иметь никаких дел, ибо они не верят в бога. Было бы полбеды, если бы религия оставалась его личным делом. Но Уоллес со свойственным религиозным фанатикам упрямством мучил Рузвельта и Хэлла малопонятными рассуждениями и записками, настаивая на том, что признать СССР означает накликать неслыханные беды на богопослушные Соединенные Штаты. Кликуша связался с белоэмигрантами и содействовал сомнительным предприятиям, от которых отдавало антисоветским душком. Он затеял вместе с белогвардейцами подготовку к экспедиции в пустыню Гоби за устойчивыми против засухи травами и в поисках признаков второго пришествия, а на деле – вести антисоветскую работу.

«Пылающий», как именовал ФДР Уоллес в своих религиозно-экзальтированных письмах к нему, был порядком раздосадован. Вторжение Уоллеса в область внешней политики положительно возмущало его, а почему признание СССР – несчастье, ФДР никак не мог постичь. То, что Уоллес именовал Советский Союз «тигром», – ладно, но президент затруднялся вникнуть в смысл его официальных записок, где министр сельского хозяйства, например, твердил: «Г-н президент, следует предотвратить беду (признание СССР. – Н. Я.), о которой я говорил с вами в минувший вторник, прежде чем мы вступим в эру торжества чистого духа».

Реалист Рузвельт квалифицировал эти упражнения в словесности как «своего рода мистицизм» и строго ограничил темы бесед с Уоллесом вопросами сельского хозяйства. Тем Рузвельт и спасся. О сроках посевов, сборе урожая и пр. Уоллес всегда давал здравые советы19.

В совокупности аргументы и действия противников признания Советского Союза были не только абсурдными, но и смехотворными. ФДР любил рассказывать: «В 1933 году моя жена посетила одну из школ у нас в стране. В одной из классных комнат она увидела карту с большим белым пятном. Она спросила, что это за белое пятно, и ей ответили, что это место называть не разрешается. То был Советский Союз. Этот инцидент послужил одной из причин, побудивших меня обратиться с просьбой к президенту Калинину прислать представителя в Вашингтон для обсуждения вопроса об установлении дипломатических отношений».

10 октября 1933 г. Ф. Рузвельт направил Председателю ЦИК СССР М. И. Калинину официальное предложение об открытии переговоров об установлении дипломатических отношений между США и СССР. Переговоры в Вашингтоне с Ф. Рузвельтом вел М.М. Литвинов. Они оказались трудными. Рузвельт настаивал на том, чтобы в обмен на признание СССР отказался от известной политики в отношении религии. Литвинов сообщал в Москву: «…Президент предлагает мне взять на себя обязательства, которые изменяют и дополняют наше законодательство о религии. Это превышает мою компетенцию и наши возможности. Капитуляции даже в восточных странах отходят в область предания, тем менее я мог ожидать от президента попытки навязать нашей стране что-либо подобное. Наша страна крепнет, и мы не видим оснований принимать теперь то, что отвергали даже десять лет назад»20. Что и было растолковано Рузвельту, посему он, между прочим, не счел нужным информировать госдепартамент о существе переговоров. Авторитет должен быть сохранен в чиновном мире Вашингтона!