Леонид Волков - Облачная демократия Страница 5

Но что происходит при переходе на уровень выше? Демократия постепенно или мгновенно (в зависимости от государственного устройства) умирает. Демократия как реальное народовластие кончается там, где возникает государство, потому что государство – это не одно поселение с его сельским сходом, а множество поселений, очень сложная структура.

Государство – это не что-то конкретное, это некая абстракция. Термин, который можно наполнить любым содержанием. То же самое можно сказать и о слове «власть». Мы отнюдь не проповедуем анархию и полный отказ от государственности, мы лишь хотим подчеркнуть, что государство может и должно строиться на совершенно иных принципах, чем современная нам Российская Федерация, и власть в нем должна осуществляться народом и в интересах народа, а не чиновниками в интересах ими же придуманной концепции государства.

Когда мы говорим о местном самоуправлении, нам все понятно: здесь рыть траншею или здесь, строить ли церковь или оставить фонтан. Тут не нужны никакие представители: людям хватает здравого смысла, общечеловеческого понимания реальности, чтобы принимать правильные решения. Но вот степень абстракции вырастает до уровня государства. Мы избираем представителя, и наш депутат, делегат от нашего города, приезжает в Москву, где его спрашивают: будем ли мы дружить с Эквадором или нет? А он не знает. К нему приходит государство, которое превращается в конкретных людей, живущих за налоги. И они говорят, что нужно дружить с Эквадором, воевать с Парагваем, потому что у нас такая политика. Те люди, которые сидят «сверху», в государственном аппарате, меньше всего заинтересованы в демократии. Они заинтересованы в том, чтобы дурачки из деревень как можно реже приезжали, не забывая, конечно, поставлять солдатиков в армию и вовремя платить налоги.

Если посмотрим на историю Великобритании, то увидим, что все, что осталось от классического государства Великобритания, – это королева Елизавета, которая юридически является собственницей всей земли, юридически является гарантом существования государства, хотя фактически, в смысле практического употребления власти и обладания полномочиями, ничего из себя не представляет. Все остальное – это местное самоуправление, разросшееся до масштабов целой страны, когда люди сами себе кого-то выбирают, сами все решают, не спрашивая королеву Елизавету ни о чем, даже о ее собственном состоянии. Это одна модель – когда местное самоуправление вытеснило государство, загнало его в угол.

В России, к сожалению, мы застряли в другой модели, где государство задавило всю демократию, все местное самоуправление. Почему? Если у нас даже на местном уровне решения принимаются с учетом государственного интереса, какого-то федерального тренда, то это значит, что абстракция государства является доминирующей. А конкретика местного самоуправления фактически стремится к нулю. Власть нам говорит: да, вам здесь дорога не нужна, но государству она здесь нужна, поэтому вы, дорогие депутаты, должны будете закрыть глаза и уши, не знаем, что вы скажете своим избирателям, предположим, вы все проиграете следующие выборы, но дорога здесь все равно будет. И люди отвечают: ну, надо так надо.

Вот это и есть два разных подхода. Первый: мы строим демократию сначала у себя в голове, потом в своем подъезде, в своем дворе, в своем районе, в своем городе, а потом во всей стране. Второй: мы начинаем с абстракции, что есть некое Абсолютное Добро и что государство – это воплощение этого идеального в реальности, а раз государство имеет отношение к чему-то абсолютному, то оно само по себе дело хорошее, и поэтому не надо себя спрашивать, что страна сделала для тебя, а надо спрашивать, что ты сделал для нее. Ну и, разумеется, государству (а если заглянуть за это красивое слово, ты мы обнаружим там вполне реальных людей) все и всегда виднее.

Государство назначит нам губернатора, губернатор назначит нам мэра, мэр назначит нам хороших руководителей районных администраций, которые придут и скажут: «Вот этого не надо выбирать, а вот этого надо, потому что вот он будет мне мешать своими идеями, а этот парень будет нам помогать. Помогая мне, вы поможете губернатору, помогая губернатору, поможете президенту – и наше государство будет великим».

В том то все и дело, что это две абсолютно несовместимые друг с другом логики, и если мы начинаем рассматривать их вместе, то мы себя обманываем – они не могут сосуществовать, к сожалению. Вся проблема власти в России в том, что она пытается сделать вид, как будто это возможно. На практике же получается, что просто вся система, связанная с функционированием демократических институтов, оказывается имитационной, бутафорской, а реально функционирует только вторая политическая система – авторитарно-вертикальная. Поэтому сейчас нам видится только два пути: или мы наполним реальным содержанием первую систему (благо формально она все еще не демонтирована) и будем ее развивать и трансформировать в более современные формы народовластия, либо мы завершим путь к полностью авторитарному государству, которое рано или поздно начнет пожирать своих граждан, а потом и само себя.

Таким образом, при выявлении причин, по которым демократия в России не состоялась, кроме чисто технологических проблем должна обязательно учитываться еще именно эта причина: демократия не нужна государственному аппарату. Ведь если мы опять вернемся к идиллии прямой демократии, все становится ненужным: не нужны депутаты, помощники, секретарши, спикеры думы, председатели комитетов, министры, президенты. При прямой демократии все эти люди исчезают. Как же так? Они не хотят исчезать, они хотят быть. Соответственно, им выгодно создать не просто представительную демократию, а как можно более многоуровневую. Причем чем больше уровней, тем больше степень безопасности того, кто находится на верхушке этой системы, от народа. У рядового избирателя практически нет возможности докричаться до президента или губернатора. Рядовой избиратель должен пройти через серию выборов, правильно выбрать депутата городской думы, чтобы он правильно выбрал сити-менеджера, который придет в областное правительство и будет правильно что-то говорить губернатору. Это единственный шанс достучаться до губернатора. А уж до президента не дойти тем более. Гражданин может лишь проголосовать на выборах за партию, и она назначит нужного депутата, который приедет в Госдуму, выйдет на трибуну и с трибуны скажет: «Владимир Владимирович, вы не правы». Это все, что предлагает представительная демократия для общения с властью.

Притом опыт учит нас, что даже выбранные под самыми критическими лозунгами политики в итоге не пытаются спорить с властью, а все потому, что, получив от избирателей свой мандат, они становятся самостоятельны и самодостаточны до следующих выборов. Ярче всего это видно на примере всем известного В. В. Жириновского: во время всех избирательных кампаний он неистов и критичен, а получив очередной мандат, тихо оседает в думском кабинете и лишь иногда устраивает показательные выступления. С другой стороны, зачем ему постоянно ссориться с исполнительной властью, которая способна помочь ему в решении массы личных вопросов, если можно, по согласованию с ней же, критиковать ее строго перед выборами? Надо признаться, что Владимир Вольфович понял самое главное в нынешней системе и активно пользуется этим пониманием в своих интересах.

Глава 4. Условность нормы

То, что мы сейчас воспринимаем представительную демократию как некую норму и считаем ее единственно правильной и возможной, вовсе не есть какая-то объективная данность, более того, это довольно новая традиция. Выше мы сказали о том, что выбор гражданами представителей для участия в управлении государством стал вынужденным ответом на два основных вызова – ограничения пространства и ограничения информации. Сам по себе этот выбор обусловил необходимость выработки на протяжении столетий множества «служебных» принципов, которые обслуживали институты представительной демократии. Эти принципы сложились не в силу своей абсолютной значимости per se, а только потому, что их наличия потребовало развитие представительной демократии, которая в свою очередь представляет собой общественный компромисс между идеалами прямой демократии и тем, что возможно в условиях реального мира.

Хорошим примером такой «вспомогательной» нормы, которая сейчас воспринимается нами как данность, но на самом деле стала таковой совсем недавно, является принцип всеобщего избирательного права.

Всеобщее избирательное право – это в полной мере новация ХХ века. В XIX веке о такой странной идее никто и не задумывался. Первой европейской страной, где появилось избирательное право у женщин, стало Великое княжество Финляндское в XX веке.