Сергей Семанов - Кронштадтский мятеж Страница 5

Даже «юбилей» кронштадтского мятежа был по-своему отмечен в буржуазной печати. В известном британском журнале «Социалистический лидер» некий П. Е. Нэвилл рекомендовал советскому народу брать пример с «доблестных повстанцев» 1921 г. и восстать против «диктатуры коммунистов» во имя «свободы». [54] Как видно, ажиотаж вокруг неудачного мятежа на острове Котлин не затихает в буржуазных изданиях.

Названные работы, повторяем, имеют очень мало общего с серьезными историческими исследованиями. Их цель — дать «научное» подспорье «советологам» в их идеологической борьбе против СССР в современных условиях. Не располагая фактическим материалом, они либо искажают данные и выводы советских авторов, толкуя их весьма вольно, либо вообще отрицают бесспорно доказанные положения.

Тема кронштадтского мятежа делается модной среди «советологов». Здесь они пытаются «обосновывать» тезис о якобы «неизбежности» острых столкновений народных масс с социалистическим государством.

Вот почему научная разработка причин и закономерного краха кронштадтского мятежа представляется тем более важной и актуальной для советской историографии.

Положение в Петрограде к весне 1921 г

В течение трех лет, прошедших со времени Великого Октября, Советское государство провело целый ряд политических и экономических преобразований, коренным образом изменивших социальное положение трудящихся страны. После разгрома внешней и внутренней контрреволюции партия приступила к мирному строительству и проведению в жизнь социалистических преобразований в народном хозяйстве. Переход к мирному строительству проходил в сложных условиях, вызванных экономической разрухой шести лет империалистической и гражданской войн.

Резко сократилась численность рабочего класса — социальной основы пролетарской диктатуры. Если в 1913 г. во всех отраслях промышленности России насчитывалось 2536,4 тыс. рабочих, то в 1920 г. их число уменьшилось до 1222,8 тыс., т. е. составило только 47 % довоенной численности. [55] Во многих ключевых отраслях промышленности уменьшение числа рабочих было еще сильнее: в горной и металлургической промышленности — 15 %, в текстильной и швейной — 28, в химической — 37, в металлообрабатывающей — 43 %. Однако экономические трудности усугублялись также значительным ухудшением организации производства, что вызывалось саботажем прежних хозяев и части технической интеллигенции, а также недостаточной подготовкой новых хозяйственных кадров. По данным С. Г. Струмилина, «в промышленности валовая выработка рабочего упала… в 1920 г. до 26 % довоенной нормы…» [56]

Все это приводило к резкому падению промышленного производства как в абсолютном, так и в относительном выражении. Так, например, в 1920 г. было произведено по сравнению с 1913 г.: чугуна — 2,8 %, стали — 4,6 %. [57] Таковым оказалось положение в металлургии — основе современной индустрии. Промышленное производство в какой-то мере питалось старыми запасами и резервами, но это, разумеется, не могло оказать решающего влияния на экономический процесс.

Квалифицированные рабочие из голодающих городов массами устремлялись в деревню, где они и их семьи могли хоть как-то обеспечить себя продуктами первой необходимости. В 1916 г. в России количество городских жителей составляло 21 608,7 тыс. человек, а в 1920 г. — только 12 881,6 тыс. (т. е. 40,4 %); еще сильнее экономические трудности затронули города Центрально-промышленного района: за указанный период городское население здесь сократилось почти наполовину — на 44,9 %. [58] Распыление рабочего класса принимало угрожающие формы и представляло собой большую социальную опасность для молодого Советского государства. Политические последствия этого явления действительно проявились в тревожную весну 1921 г.

Хозяйственная разруха в промышленности дополнялась (и усугублялась) расстройством транспорта. В особенно тяжелом положении оказался железнодорожный транспорт — этот основной вид внутренних коммуникаций Советской России. Военные действия обычно велись вдоль железных дорог, особенно ожесточенные бои шли вокруг узловых станций, в результате железно-дорожное хозяйство оказалось сильно разрушенным. Особенно пострадал подвижной состав — вагоны и паровозы. Общая картина положения на транспорте представлялась в следующем виде: [59]

В конце 1920 г. к руководству транспортом пришел Л. Троцкий. Его администрирование, авантюризм, пренебрежение к массам еще более ухудшили положение на железных дорогах. Троцким был издан грозный приказ № 1042, по которому рабочие-транспортники были милитаризированы, роль профсоюзов практически сведена к нулю и т. д. Троцкий клялся на VIII Всероссийском съезде Советов (декабрь 1920 г.), что надвигающаяся зима «не грозит нам гибелью, не грозит нам полным параличом, которого мы могли бы ожидать в середине зимы». [60]

Однако эти заверения не сбылись. Попытка казарменного командования рабочим классом, пренебрежение ролью партии и профсоюзов, которое всегда отличало действия троцкистов, едва не привело транспорт к полной катастрофе, что в острейшей форме проявилось именно «в середине зимы» 1920/21 г.

К исходу гражданской войны в тяжелом положении оказалось и сельскохозяйственное производство. Существенно сократились посевные площади, а урожай основной продовольственной культуры — зерновых — уменьшился еще значительнее. Это видно из следующих данных: [61]

Как видно, падение производства в сельском хозяйстве оказалось относительно меньшим, нежели в промышленности. И это не случайно. Огромные социальные завоевания, которые получила деревня в результате победы Октябрьской революции, благотворно сказались на сельскохозяйственном производстве даже в условиях военного лихолетья. С другой стороны, мелкотоварное крестьянское хозяйство в России было еще слабо связано с техникой, почти не потребляло машин, искусственных удобрений и т. п. Естественно, что эти более простые (или даже иногда примитивные) формы ведения хозяйства оказались более устойчивыми по отношению к тяжелому экономическому положению, вызванному гражданской войной и интервенцией. Академик С. Г. Струмилин отмечал еще в 20-х годах, что средняя производительность одного работника в сельском хозяйстве была выше, чем в промышленности, и в 1920 г. составляла 84 % довоенного уровня. [62] Однако хозяйственная разруха, падение индустриального производства не могли не сказаться самым болезненным образом на сельскохозяйственном производстве. В 1920 г. промышленность смогла изготовить по сравнению с 1913 г. лишь следующее количество необходимых деревне машин (в %): плугов — 13,3; веялок — 7,4; борон — 5,8; молотилок и сеялок — 1,6 и т. д. [63] Как видно, производство сельскохозяйственных орудий было крайне недостаточным. В этих условиях совершенно очевидно, что деревня использовала старые, изношенные орудия, а это в самом близком времени должно было усугубить положение в сельском хозяйстве.

Сократилось промышленное производство потребительских товаров, равно необходимых как в городе, так и в деревне. Потребление некоторых основных видов таких товаров на душу населения видно из следующих данных: [64]

Потребление названных товаров на душу населения даже в 1913 г. следует признать незначительным — ведь речь идет о потреблении в течение целого года! Что же касается соответствующих данных за 1920 г., то этот уровень надо признать необычайно низким. В основном сокращение производства потребительских товаров отмечалось среди рабочих и вообще всех категорий трудящихся городов. По справедливому суждению В. И. Ленина,

«во время гражданской войны крестьянство получило больше экономических выгод, чем тот же пролетариат». [65]

В целом сельское население питалось лучше, чем городское, а нехватку промышленных товаров деревня ощущала не так остро — и в дореволюционное время эти товары сравнительно мало употреблялись в деревне. Таким образом, основная тяжесть экономической разрухи легла на плечи рабочего класса России.

В годы гражданской войны торговля между городом и деревней почти полностью прекратилась. Денежные знаки обесценивались, и процесс этот нарастал с каждым годом, а потом и с каждым месяцем. Номинальная зарплата рабочих выросла необычайно: в 1920 г. месячный заработок заводского пролетария составлял порой несколько тысяч рублей. Однако эти чудовищные суммы имели очень малую реальную значимость. По подсчетам С. Г. Струмилина, средняя зарплата рабочего в реальном исчислении составляла по отношению к уровню 1913 г.: в первом квартале 1921 г. — 21 коп. в месяц, а во втором квартале — 16 коп. [66]