Роза Люксембург - Кризис социал-демократии Страница 5

И что же мы пережили в Германии, когда наступило великое историческое испытание? Глубочайшее падение, громадную катастрофу. Нигде не были организации пролетариата так всецело отданы на службу империализма, нигде не переносилось так безропотно военное положение, нигде не была так задавлена пресса, так задушено общественное мнение, не была так абсолютно прекращена экономическая и политическая борьба рабочего класса, как в Германии.

Немецкая социал-демократия была не только наиболее сильным отрядом, она была мыслящим мозгом Интернационала. И поэтому, даже в случае падения, в ней должен был начаться процесс самоанализа и самоопределения. Долгом чести было для нее спасение международного социализма, т.-е. беспощадная самокритика. Ни одна другая партия, ни один класс буржуазного общества не осмелился бы показать всему миру в ясном зеркале критики свои собственные ошибки и собственную свою слабость; ведь это зеркало отражает одновременно стоящие перед ним исторические трудности, и стоящую позади него историческую неизбежность. Но рабочий класс должен всегда бесстрашно смотреть в глаза правде, если даже она является для него горьким самоосуждением; его слабость — только в заблуждении, и строгий закон истории возвращает ему его силы, обеспечивая ему окончательную победу.

Строжайшая критика — не только право на существование, но и высочайший долг рабочего класса. На нашем борту мы несем величайшие сокровища человечества, хранителем которых поставлен пролетариат. И в то время, как буржуазное общество, посрамленное и опозоренное кровавой оргией, идет навстречу своей гибели, международный пролетариат должен, — и он это сделает — снова подняться на ноги и поднять золотые сокровища, которые он в диком потоке мировой войны уронил на дно в минуту замешательства.

Одно несомненно: мировая война является мировым переворотом. Сплошная нелепость — представлять себе дело так, что нам надо лишь переждать войну, как заяц пережидает в кустах конца грозы, чтобы снова побежать своей старой рысцой. Мировая война изменила условия нашей борьбы, и нас самих больше всего. Не потому, что законы капиталистического развития, война на жизнь и смерть между капиталом и трудом потерпели какое-нибудь изменение или ослабление. Уже теперь во время войны спадают маски и зияют старые, знакомые черты. Но темп развития получил, благодаря извержению империалистического вулкана, громадный толчок. Острота противоречий внутри общества, огромность задач, выдвигающихся в непосредственной близости перед пролетариатом — заставляют казаться нежной идиллией все, происходившее до сих пор в истории рабочего движения.

Эта война была предназначена историей для того, чтобы мощно форсировать дело пролетариата. В работе Маркса, открывшего своим пророческим взором так много грядущих исторических событий в "Классовой борьбе во Франции" есть следующее место:

"Во Франции мещанин делает то, что обыкновенно делает индустриальный буржуа (борьба за парламентские права); рабочий делает то, что обыкновенно является задачей мелкого бюргерства (борьба за демократическую республику). А задача рабочего? Кто разрешит ее? Никто. Она не разрешается во Франции, она только провозглашается во Франции. Она не может быть разрешена нигде в национальных рамках. Классовая война во Франции превращается в мировую войну, в которую вмешиваются нации. Разрешение ее задач начнется лишь в тот момент, когда вследствие мировой войны, пролетариат станет во главе того народа, который господствует над мировым рынком, во главе Англии. Революция, которая найдет здесь не свой конец, но свое организующее начало — нe скоро-гибнущая революция. Теперешнее поколение подобно евреям, которых Моисей вел через пустыню. Оно не только должно завоевать новый мир, но оно должно погибнуть, чтобы дать место людям, годным для нового мира".

Это было написано в 1850 году, в то время, когда Англия была единственной развитой капиталистической страной, и когда наиболее организованный английский пролетариат, казалось был призван, благодаря экономическому подъему своей страны к международному руководству рабочим классом. Если подставить на место Англии — Германию, — то слова Маркса будут гениальным предсказанием настоящей мировой войны. Она предназначена для того, чтобы поставить немецкий пролетариат во главе народа и положить "организующее начало" для всеобщего международного столкновения между трудом и капиталом за власть в государстве.

А разве мы представляли себе как-нибудь иначе роль пролетариата в мировой войне? Вспомним, как мы обычно рисовали себе происходящее сейчас незадолго перед этим:

"Затем наступает катастрофа. Во всей Европе начнется всеобщий поход, в котором 16, 18 миллионов человек, цвет всевозможных наций, вооруженные лучшими орудиями убийства, выступят, как враги, друг против друга. Но, по моему убеждению, за большим походом наступит большая пертурбация. Она возникнет не благодаря нам, но сама по себе. Вы доведете дело до крайности, вы добьетесь катастрофы. Вы пожнете то, что посеяли. Сумерки богов буржуазного мира приближаются. Будьте уверены, они приближаются".

Так говорил наш фракционный оратор Бебель при Мароккских дебатах в рейхстаге.

Официальная листовка партии "Империализм или социализм?", которая несколько лет тому назад распространялась в тысячах экземпляров, заканчивалась следующими словами:

"Таким образом, борьба против империализма все более и более вырастает в решительную борьбу между трудом и капиталом. Военная опасность, дороговизна и капитализм, с одной стороны; мир, благоденствие для всех, социализм-с другой! Так поставлен вопрос. История идет навстречу большим событиям. Пролетариат должен непрерывно работать над своей мировой задачей — увеличивать силу своих организаций и ясность своего сознания. Удастся ли ему своими усилиями спасти человечество от ужасов мировой войны, или же капиталистический мир не сможет уйти из истории иначе, чем появился, путем насилия и крови: исторический момент найдет рабочий класс готовым, и все должно быть готово".

В официальном "Справочнике для избирателя социал-демократа" во время последних выборов в рейхстаг 1912 года можно прочитать на стр. 42 относительно предполагавшейся мировой войны следующее:

"Посмеют ли наши властители и господствующие классы толкнуть народы в это несчастие? Разве не вырвется крик ужаса, гнева и возмущения у народов и разве не положат они конец этому избиению? Разве они не спросят себя: для кого, для чего это делается? Разве мы безумцы, чтобы поступать таким образом, или позволить, чтобы с нами так поступали? Кто может спокойно подумать о возможности великой европейской войны, тот не может прийти к другим выводам, кроме изложенных выше. Ближайшая европейская война будет игрой ва-банк, какую еще не видал свет, и она будет, несомненно, последней войной".

Таким языком и такими словами добивались наши теперешние делегаты рейхстага своих ста десяти мандатов.

Летом 1911 года, когда прыжок «Пантеры» на Агадир[1] и шумная травля немецких империалистов усилили опасность европейской войны в ближайшем будущем, международное собрание в Лондоне приняло следующую резолюцию:

"Немецкие, испанские, английские, голландские и французские делегаты рабочих организаций заявляют о своей готовности противодействовать всякому объявлению войны всеми доступными для них средствами. Все упомянутые национальности обязуются выступать, согласно решениям своих национальных и интернациональных конгрессов, против всех преступных поползновений господствующих классов".

Когда в 1912 году происходил международный конгресс в Базеле, и когда по Мюнстеру протянулась длинная процессия рабочих делегатов, все присутствовавшие содрогнулись перед величием надвигающихся событий, и в груди всех возникло общее героическое решение.

Хладнокровный, скептически настроенный Виктор Адлер воскликнул:

"Товарищи, самое важное это то, что здесь мы находимся перед общим источником нашей силы, отсюда мы черпаем силу для того, чтобы каждый из нас сделал в своей стране все, что может, в той форме и теми средствами, которые у нас есть, и со всей имеющейся у нас силой для борьбы с преступной войной. Если это будет сделано, война будет сорвана. И если это может быть сделано, и если это действительно должно быть сделано, то мы должны постараться положить этому конец.

Это настроение воодушевляет весь Интернационал.

Мы можем лишь с ужасом думать о том, что смерть, пожары и эпидемия могут охватить Европу; в нашей груди поднимаются лишь чувства возмущения и отвращения. Мы спрашиваем: "разве сейчас люди, рабочие, все еще овцы, которые молча позволяют вести себя на бойню?"

Трульстра говорил от имени "мелких наций" и также от имени Бельгии: