Николай Добрюха - Как убивали Сталина Страница 52

6. Ко всему сказанному необходимо отметить, что культурность летно-подъемного состава нашей авиации продолжает оставаться на весьма низком уровне. Замечание т. Сталина, сделанное им на заседании Главного военного совета о том, что законы физики, механики и метеорологии летно-техническим составом плохо усвоены, их, этих законов, многие не знают, с этими законами природы не всегда и не все летчики считаются — это указание т. Сталина исключительно правильно определяет физиономию большого числа летно-подъемного и технического состава воздушных сил. Оно бьет прямо в цель.

У нашего летного состава не хватает постоянной, не показной, а подлинной внутренней подтянутости и внимания к своему делу, особенно в воздухе, где необходима высокая дисциплина, где летчик, штурман, радист, стрелок, бортмеханик обязаны быть всегда начеку, внутренне собранными, внимательными ко всему, что относится и к технике, к полету в целом. В полете летчик должен быть полностью внутренне отмобилизованным.

Если хорошим безаварийным паровозным машинистом может быть только человек организованный, внимательный, знающий и любящий свое дело, то насколько же повышаются требования к летчику, который управляет не паровозом, движущимся по рельсам, а современным могущественным летным аппаратом, заключающим в себе сотни и тысячи механических лошадиных сил и развивающим огромную скорость в полете.

Все эти азбучные истины, к сожалению, забываются нашими летчиками, и за это многие из них платятся своей жизнью. И что самое тяжелое, старые, испытанные мастера летного дела не борются с отрицательными явлениями среди своих молодых сотоварищей и тем самым поощряют молодняк на поступки, совершенно нетерпимые в рядах бойцов нашей авиации.<…> Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза К. Ворошилов.

Документ, свидетельствующий, что Берия пытался спасти Чкалова от авиакатастрофы.

Глава 9

Сталин и Королев

Я бросил все. И, не зная ни дня, ни ночи, отдал раскрытию тайн Сергея Павловича Королева много месяцев. (Говорю это не ради красного слова — так было.) И вот, когда передо мной открылись лица живых людей, каждое со своим воспоминанием, и ожившие благодаря им буквы множества мертвых документов, я вдруг увидел: каким(!) был Королев. И понял, что надо еще решиться, чтобы все это писать… Ведь он не только космический гений, но и — для большинства — нечто святое! Однако не мог же я писать полуправду? И я решил: будь, что будет, но расскажу все, как было…

За изложенное здесь обязан другу Королева академику Борису Евсеевичу Чертоку и космонавтам: Алексею Леонову, Константину Феоктистову, Виталию Севастьянову и Валентине Терешковой. Не все в их и в рассказах других об одних и тех же событиях совпадает. Но, когда все объединяешь и начинаешь сопоставлять, вырисовывается такая картина, про которую категорически уже не скажешь, что в ней концы с концами не сходятся.

Впервые Сталин обратил внимание на имя «Сергей Павлович Королев» в начале 30-х. Случилось это в связи с затягиванием вопроса организации Реактивного института — предтечи первого космического центра в СССР. Создать Реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ) запланировали еще 3 марта 1932 года на совместном совещании начальников управлений Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА), Газодинамической лаборатории (ГДЛ) и Группы изучения реактивного движения (ГИРД). Прошел год, но М. Н. Тухачевскому, председательствовавшему на том совещании, так и не удалось осуществить задуманное. И тогда 20 апреля 1933 года ГИРДовцы (а начальником ГИРД был Королев) написали письмо Сталину.

Космонавту Алексею Леонову (благодаря которому я это знаю) от дочери Королева известно, что в письме ГИРДовцы говорили о тяжелом положении, в котором оказалась их Группа, и просили ускорить организацию Реактивного института, а пока — оказать

ГИРД помощь деньгами, материалами и оборудованием. «В очень недалеком будущем, — писали ГИРДовцы Сталину, — можно ожидать осуществления снарядов с дальностью метания порядка несколько тысяч километров с несением не только боевой, но и живой нагрузки». Речь шла о возможности летать за пределами атмосферы, иначе говоря, в безвоздушном космическом пространстве. Шел 1933 год, т. е. это заявление было сделано за год до рождения Гагарина и за 24 года до вывода на орбиту первого Искусственного Спутника Земли!

В ответ ГИРД вскоре получила ощутимую материальную поддержку: новые станки и грузовик; сотрудников поставили на спецобслуживание в соседнюю столовую Наркомата сельского хозяйства; штат усилили несколькими инженерами; но самое главное — через пять месяцев состоялось открытие Реактивного института.

Нацеленный с 1931 года на космос Королев таким образом добился своего. Сам же Сергей Павлович считал, что если бы его единомышленником не стал тогда такой влиятельный человек, как зампред Реввоенсовета (РВС) М. Н. Тухачевский, дело с Реактивным институтом могло бы затянуться на неопределенный срок. Именно Тухачевский, заряженный идеями, делами и энтузиазмом Королева, сумел заразить Сталина фантастическими королевскими проектами. Трудно поверить, но даже в те годы сторонников подобных фантазий принимали, по меньшей мере, за чудаков. Как бы там ни было, но в конце концов именно эти три «чудака» (Королев, 1906–1966, Тухачевский, 1893–1937 и Сталин, 1879–1953) больше других сделали для организации (именно организации) советской космической программы. Их научными предшественниками были: Н. И. Кибальчич (1853–1881), К. Э. Циолковский (1857–1935) и Ф. А. Цандер (1887–1933). Но главная заслуга в том, что Россия первой прорубила окно во Вселенную, принадлежит Королеву и Сталину. Об этом свидетельствует и дочь Королева Наталия Сергеевна: «Всем известно, как много значило в те годы слово Сталина. Отец как конструктор надеялся на его поддержку и не ошибся… Рассказ отца врезался мне в память».

… Когда до Сталина дошла секретная записка из РККА и письмо ГИРДовцев о возможностях реактивной техники и о тупиках, в которые заходят ее разработки и испытания из-за чиновничьей волокиты, он, по свидетельству замначальника Управления военных изобретений Я. М. Терентьева, тут же вызвал к себе с докладом и объяснениями Тухачевского и замнаркома тяжелой промышленности И. П. Павлуновского. Решение о Реактивном институте было принято и направлено в Совнарком СССР на исполнение немедленно.

Вскоре после вмешательства Сталина 21 сентября 1933 года Тухачевский подписывает приказ № 0113 РВС о создании РНИИ в системе Наркомата по военным и морским делам СССР. А Постановлением Совета Труда и Обороны № 104 СС от 31 октября 1933 года за подписью В. М. Молотова организация Реактивного института возлагается на Наркомат тяжелой промышленности. Так новому делу дается большой ход и государственный масштаб. Королев сразу оценивается руководством страны как весьма зрелый и перспективный человек. Ему присваивается звание военного инженера, соответствующее уровню современного генерал-лейтенанта. Справка от 9 декабря 1933 года удостоверяет, что С. П. Королев действительно является заместителем начальника института с окладом 700 рублей. О таких деньгах тогда можно было только мечтать. Между тем Королеву не было и 27 лет.

Но, как это чаще всего бывает, неожиданные взлеты таят в себе еще более неожиданные падения. И только тот, кто способен не падать духом, достигает еще больших вершин. Это про Королева… Второе пересечение его деятельности с деятельностью Сталина оказалось для него тяжелейшим испытанием… Сталина Королев ценил всегда, но, пройдя через все испытания, он, как это ни странно, только утвердился в своем отношении. И когда объявили о смерти Сталина, переживал так, словно потерял лучшего друга. Об этом свидетельствуют его письма-дневники.

1953 год. 5 марта: «Тревога не оставляет сознание ни на минуту. Что же с ним будет и как хочется, чтобы все было хорошо».

6 марта: «Умер наш товарищ Сталин… Так нестерпимо больно на сердце, в горле комок и нет ни мыслей, ни слов… В самые трудные минуты жизни всегда с надеждой и верой взоры обращались к товарищу Сталину… Его великим вниманием была согрета любая область нашей жизни и работы…»

7 марта: «Не могу ни за что взяться и собраться с мыслями».

8 марта: «Как страшно тяжело на сердце».

9 марта: «Как страшно тяжело… Наш товарищ Сталин всегда будет вечно жить с нами».

То же самое слышала от Королева его дочь. Но вот что она не могла понять: «Отец глубоко переживал смерть Сталина. Так же, как многие другие, он не видел его вины в изломах собственной судьбы… И это писал и говорил человек, прошедший сталинские тюрьмы и лагеря, насильственно оторванный от любимой работы и семьи более чем на шесть долгих лет…»