Николай Яковлев - Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! Страница 54

В Калифорнии не покладал рук благожелательный идеалист Ф. Таунсенд. Врач по профессии, он начал с того, что как-то утром выглянул в окно. Три старухи рылись на помойке в поисках еды. Врач стал непристойно ругаться, жена попыталась пристыдить его – соседи услышат. «Пусть! – заорал Таунсенд. – Пусть Всемогущий услышит меня! Я буду кричать, пока не услышит вся страна!» Таунсенд основал движение, которое в считанные недели собрало сотни тысяч сторонников32. Он выдвинул поразительный по простоте проект: каждый гражданин США по достижении 60 лет имеет право на пенсию в 200 долл., но должен истратить ее в течение тридцати дней. Люди получат обеспеченную старость, а страна – платежеспособный спрос. В самом деле, почему нет? К началу 1935 года в США существовало более 2 тыс. «клубов Таунсенда».

Еще в 1932 году Гувер санкционировал расследование комиссией конгресса методов ведения дел на бирже. Он полагал, что отсутствие деловой этики в сделках – одна из причин кризиса. Расследование продолжалось при Рузвельте. Вскрылись потрясающие по цинизму и наглости проделки финансовых королей страны. Выяснилось, например, что в 20-х годах банк Моргана покупал оптом и в розницу лиц, занимавших видное положение. Были названы фамилии К. Кулиджа, Дж Дэвиса, Б. Баруха, У. Мак-Аду, Дж Раскоба, национальных героев генерала Першинга и летчика Ч. Линдберга и, наконец, министра финансов в кабинете Рузвельта У. Вудина. ФДР отнесся философски к разоблачениям, заметив: «Многие из нас до 1929 года совершали поступки, о которых ныне мы не можем и помыслить, наши этические нормы изменились».

Деловой мир по-иному взглянул на расследование. Как отозвался один крупный банкир о Рузвельте, «он коммунист наихудшего сорта… Кто, за исключением коммунистов, может осмелиться подвергнуть расследованию дела г-д Моргана и Меллона?» Слепые реакционеры не видели, что расследования при Рузвельте имели в виду в первую очередь укрепить биржу и американский денежный рынок вообще. Крайне правые заговорили о необходимости остановить Рузвельта. Лидеры республиканцев, деморализованные выборами 1932 и 1934 годов, не могли противопоставить «новому курсу» какие-либо идеи. Бессилие национального комитета партии показывали его пропагандистские публикации. Один из шедевров носил название «Тори, жулики, дохлые коты, шарлатаны, разрушители банков, предатели». Таким оружием не поразить «новый курс».

Оппозиция Рузвельту свила гнездо в руководстве самой демократической партии. В 1934 году была основана Лига американской свободы. Под этим претенциозным названием сплотились старые ненавистники ФДР и новые враги президента. В нее вошли А. Смит, Дж Дэвис, Дж Раскоб, Б. Колби, семья Дюпонов, А. Слоан, У. Надсен (руководитель «Дженерал моторз») и многие другие представители крупнейших монополий. Лига свободы разъясняла, что Рузвельт предал джефферсоновскую демократию, суть которой, в интерпретации лиги, сводилась к защите прав штатов и пресечении чрезмерного расширения прерогатив федерального правительства. Объявленная цель лиги заключалась в том, чтобы научить уважать индивидуальную свободу, собственность, а правительство заставить уважать право частного предпринимательства.

Д. Лоуренс, издатель журнала «Юнайтед Стейтс ньюс», заявил, что основание лиги – «призыв к оружию». А. Смит объявил: «Я стою за возвращение к условиям, которые сделают возможным деловое руководство… Кто такой Икес? Кто такой Уоллес? Кто такой Гопкинс и, во имя всех святых, кто такой Тагвелл и откуда он вылез? Разве Ла Гардиа демократ? Если это так, тогда я – наголо остриженный китаец». Архиреакционеры в демократической партии протянули руку себе подобным в республиканской. Они солидаризировались с заявлением лидера республиканцев в палате представителей Б. Снелла, который открыл: «Цель администрации Рузвельта – не исцеление наших экономических ран, а уничтожение нашей экономической системы… в интересах введения русифицированной формы правления».

Ф. Рузвельт сохранял внешнюю пассивность и спокойствие. Он верил, что преодолеет трудности, включая бунт в собственной партии. «Нет никакого сомнения, что обстановка серьезна, – писал ФДР полковнику Хаузу, – но, когда дойдет до драки, эти парни не смогут спать вместе и, вне всякого сомнения, передерутся между собой». Но пока еще дело дойдет до этого, а Кофлин и Лонг уже вступили в союз. Они определенно договаривались о совместных действиях. В речи 4 марта 1935 г. генерал X. Джонсон просветил национальную аудиторию – «великий демагог из Луизианы и политиканствующий падре» ведут дело к тому, чтобы «американский Гитлер въехал в Вашингтон во главе войск». Он воззвал сплотиться вокруг Рузвельта, ибо «в нем наша единственная надежда».

ФДР, конечно, не дремал: за Лонгом и Кофлином было установлено негласное наблюдение.

Что касается Лиги американской свободы, то далеко не все сильные делового мира разделяли ее ненависть к Рузвельту. «Одна из моих главных задач, – писал Рузвельт в ноябре 1934 года, – не допустить, чтобы банкиры и бизнесмены пошли на самоубийство»33. Здесь было достаточно терпеливой разъяснительной работы. Она дала плоды. Как понял это М. Перкинс, предприниматель из штата Техас, поспешивший сообщить в журнале «Нэйшн», «капиталистическую систему можно более эффективно уничтожить, поручив ее защиту богачам, чем импортом миллиона «красных» из Москвы для штурма ее… Вся система частной собственности терпит крах как система, неспособная удовлетворить насущные нужды нашего народа».

Рузвельт не уставал просвещать не только словом, но и делом. Некоторые мультимиллионеры имели решающее влияние в ведомствах, проводивших «новый курс». Дж Кеннеди, например, в 1933–1934 годах возглавлял комиссию по ценным бумагам и бирже. Он поставил дело и ушел в отставку. ФДР, однако, не оставил его в покое, предложив возглавить комиссию по делам торгового флота. Кеннеди запротестовал: «Г-н президент! Я только что разделался с председательством в комиссии по ценным бумагам и бирже, делом, обходившимся мне лично в 100 тыс. долл. в год, ибо, будучи в этой должности, я не мог совершать сделки на бирже. Если вам все равно, пусть лямку потянет другой патриот, я же сыт по горло. Ради смены впечатлений мне бы хотелось побыть в обществе жены и девяти детей. Кроме того, на бирже можно заработать кучу денег, я хочу снять свою долю прибыли». Не помогло. ФДР разъяснил биржевику благо службы государству даже ценой личного финансового ущерба. Кеннеди принял новый пост34.

О левых критиках ФДР хладнокровно говорил единомышленникам: «Мы должны приручить этих парней и сделать их полезными для нас»35. Помянутую левизну определяли только и исключительно по ватерпасу Белого дома.

VIII

Но как быть с генералом Д. Макартуром и сенатором X. Лонгом, которых крепко опасался Ф. Рузвельт? На то были основательные причины, особенно на подступах к выборам 1936 года. Начальник штаба армии США Макартур не подавал никаких поводов, чтобы заподозрить его в политических амбициях. Он поставил ССС, гордость «нового курса», скрупулезно выполнил предначертания президента. Но служака, импозантный генерал выглядел в глазах тех политиков, кто тосковал по «порядку», человеком, способным ввести его. Он по праву аристократии крови мог быть на равных с Ф. Рузвельтом – они происходили от общей прабабки американки Сары Белчер. К ней восходила родословная и У. Черчилля.

Итак, Макартур воплощал респектабельность. Но весной 1934 года ему вдруг пришлось защищать репутацию судебным порядком. Публицисты Д. Пирсон и А. Уайт в книге «Вашингтонская карусель» напомнили о том, как Макартур расправился с ветеранами, собравшимися в Вашингтоне в 1932 году. Генерал, писали они, действовал «необоснованно, без какой-либо необходимости, произвольно, зверски», и вообще он человек «с диктаторскими замашками, недисциплинированный, неверный, мятежный». Генерал оценил ущерб своей репутации в 1750 тыс. долл., на каковую сумму вчинил иск писакам. Они как-то сумели разыскать любовницу генерала, с которой он пребывал в ссоре, и уведомили – она выступит свидетельницей на процессе. Макартур отрядил верного адъютанта Д. Эйзенхауэра разыскать озлобленную даму. Эйзенхауэр либо не проявил должной расторопности, либо ее хорошо спрятали. Макартур отказался от иска, но пришлось все же откупиться от несостоявшейся свидетельницы.

Надо думать, в Белом доме немало посмеялись над огненными страстями генерала, давно разменявшего шестой десяток. При этом наверняка отметили, что бравый военный теряет голову от крошечных волевых женщин. Тут Макартур вступил в резкий конфликт с Рузвельтом по поводу строительства армии. Начальник штаба находил, что США далеко не делают нужного. Тосковавшие по милитаризму горой стояли за Макартура. Во время одного из объяснений в Белом доме генерал вспылил и бросил в лицо президенту: «Когда мы проиграем следующую войну и американский юноша с вражеским штыком в животе и ногой врага на хрипящей глотке выплюнет последнее проклятие, я хочу, чтобы он назвал Рузвельта, но не Макартура!» Побагровевший Рузвельт крикнул: «Не сметь так говорить с президентом!» Макартур понял, что его служба окончена, и на месте предложил свою отставку.