Рой Медведев - Неизвестный Сталин Страница 6

Врачам начали звонить около 7 часов утра 2 марта. Ни Хрущев, ни Маленков, безусловно, не знали, каких именно врачей следует вызывать. Поэтому был вызван министр здравоохранения А. Третьяков, и уже он принимал решение о составе первого консилиума. Утром 2 марта о болезни Сталина сообщили также Ворошилову и Кагановичу, а немного позже дочери Сталина Светлане и сыну Василию.

Охрана дачи Сталина, так же как и Кремля, подчинялась в этот период не Берии, как часто пишут, а министру МГБ С. Д. Игнатьеву. Игнатьев, в свою очередь, подчинялся лично Сталину. Сталин всегда напрямую руководил всеми репрессивными органами еще с конца 1920-х годов, после смерти Дзержинского.

Бездейственное ожидание Старостина и Лозгачева у дверей в комнаты Сталина с 10.30 утра до 22.30 вечера лишено элементарного смысла и маловероятно. Хрущев, как видно из его собственных воспоминаний и воспоминаний его сына, также сильно беспокоился по поводу отсутствия ожидавшихся им звонков с «ближней» дачи. Безусловно, что звонков от Сталина ждали и другие его соратники, прежде всего Берия, Маленков и Булганин. Личная канцелярия Сталина в Кремле продолжала работать и в воскресенье. Многолетний начальник канцелярии, так называемого Особого сектора, А. Н. Поскребышев был отстранен от должности еще в декабре 1952 года. Временным руководителем канцелярии Сталина был заместитель Поскребышева С. Чернуха. При той известной всем крайней нетерпеливости, которой отличались прежде всего Хрущев и Берия, трудно представить, что ни тот, ни другой не позвонили на дачу Сталина, чтобы узнать, какая там обстановка. То, что ни Старостин, ни Лозгачев не вспоминают о подобных звонках, не свидетельствует о том, что их не было. Партийные лидеры могли звонить старшим дежурным собственной охраны дачи, а не «прикрепленным». Они могли также звонить Сталину по прямому телефону, так называемой кремлевской вертушке. Трубку телефона в этом случае должен поднимать сам Сталин. Но Сталин не отвечал на телефонные звонки.

Начальником всей охранной службы МГБ и одновременно начальником охраны Сталина был в это время по совместительству министр МГБ Семен Денисович Игнатьев. При возникновении каких-либо необычных ситуаций дежурные охраны Сталина должны были рапортовать именно ему и подчиняться его указаниям. Игнатьев стал начальником управления охраны МГБ после смещения в мае 1952 года с этого поста генерала Николая Власика, многолетнего начальника личной охраны Сталина. Некоторые биографы Сталина связывают смещение Власика с заговором Берии. Власик был отправлен на должность заместителя начальника одного из лагерей в Свердловской области и там арестован.

Эдвард Радзинский, высказавший гипотезу о том, что Сталин мог быть отравлен по директиве Берии в ночь на 1 марта одним из дежуривших «прикрепленных» И. В. Хрусталевым, обосновывает свое предположение именно арестом Власика: «После ареста Власика Берия, конечно же, завербовал кадры в оставшейся без надзора охране. Он должен был использовать последний шанс выжить»[26]. Это предположение весьма произвольно. Причин для отстранения Власика было очень много. Его арест мог быть произведен только по личной директиве Сталина. Реализацию директивы Сталина мог произвести только Игнатьев, а не Берия. Возможность отравления Сталина Хрусталевым, к которому Сталин относился особенно дружески, совершенно невероятна.

Сталин знал Власика еще с периода Гражданской войны и вполне ему доверял. С 1934 года Власик стал начальником личной охраны Сталина, а с 1946 года начальником всей охранной службы МГБ. Ему, таким образом, подчинялась и охрана других членов Политбюро и правительства. На этом посту Власик был личным осведомителем Сталина. Но эту роль он выполнял все менее и менее добросовестно, так как коррумпированность Власика сделала его возможным объектом шантажа. Сталин, безусловно, потерял доверие к Власику, и арест его не был совершенно необоснованным. После смерти Сталина и после ареста Берии в июне 1953 года Власик не был освобожден. Его судили в 1955 году. Отстранение Власика в 1952 году, а затем и смещение начальника личной канцелярии Сталина Поскребышева не увеличивало, а уменьшало возможность для Берии получать информацию о том, что конкретно планируется Сталиным по линии МГБ и в каком состоянии находятся следственные действия по «делу врачей» и по «мингрельскому делу». Ключевой фигурой для осуществления Сталиным этих крупных репрессивных кампаний стал с середины 1952 года именно С. Д. Игнатьев. При формировании Президиума ЦК КПСС после XIX съезда КПСС Сталин ввел Игнатьева в состав Президиума. Но, помимо всех этих высоких постов, именно Игнатьев был в начале 1953 года начальником Управления по охране МГБ и начальником личной охраны Сталина. Именно Игнатьеву позвонил Старостин. Однако Игнатьев получал с дачи рапорты и от более высоких по званию работников собственно охраны, сформированной в спецподразделение МГБ.

В 1934 году, когда дача Сталина была построена, она находилась за пределами Москвы, в густом смешанном лесу, вблизи села Волынское. В 1953 году этот подмосковный район Кунцево был уже близким пригородом Москвы. Сталин на даче вел достаточно активный образ жизни. Он мог, надев теплый тулуп и валенки, выйти на прогулку зимой. Иногда катался на санях, запряженных лошадью, по кольцевой дороге между двумя заборами. Мог распорядиться и о том, чтобы затопили русскую баню. План на текущий день, включая и обеды с приглашенными, Сталин составлял не накануне, а утром текущего дня. Он часто посещал оранжереи и теплицы, имевшиеся на даче. Также он неожиданно мог принять решение о посещении театра или кинозала в Кремле. Каждое из этих мероприятий требовало разного обеспечения охраной. При этом Сталин не любил, когда охранники находились близко от него.

В системе охранной службы МГБ дача в Кунцеве была приоритетным объектом. Поэтому Игнатьев, бывший в этот период начальником охранной службы и МГБ, и Сталина, получал регулярные рапорты с дачи о планах Сталина и принимал в связи с этим необходимые меры. Воскресенье 1 марта не могло быть исключением. Игнатьеву, безусловно, позвонили с дачи, что распорядок дня Сталина изменился в связи с тем, что он не встал утром, как обычно, и не дает никаких распоряжений. Этот звонок поступил, очевидно, от старшего офицера дежурной охраны. После этого Игнатьев не мог не звонить снова, чтобы контролировать ситуацию.

Можно предположить, что Игнатьев по своим собственным каналам связи с дачей Сталина знал раньше других о том, что Сталин 1 марта не встал, как обычно, и не отвечает ни по одному из телефонов срочной правительственной связи. Причины этого для Игнатьева могли быть ясными. Но поднимать тревогу и вызывать врачей, что он вполне мог сделать и без указаний от Берии, было для Игнатьева нелегко. Ему нужно было прежде всего обеспечить собственную безопасность, спасти свою жизнь. Решение Бюро Президиума ЦК КПСС в ноябре 1952 года, определявшее систему руководства страной в отсутствие Сталина (тогда это решение принималось на случай отъезда Сталина в отпуск), предусматривало поочередность председательства. В этот период власть Сталина в основном реализовывалась через правительство. Пост Генерального секретаря был упразднен. Заседания правительства при отсутствии Сталина должны были вести поочередно Л. П. Берия, А. М. Первухин и М. 3. Сабуров. Берия был первым, и Игнатьев был бы его первой жертвой. Маленков был первым в списках альтернативных председателей Бюро Президиума и Секретариата, и именно этот дуумвират, при внезапно замолчавших телефонах Сталина, получал власть в стране до созыва Президиума ЦК КПСС. Задержка сообщения о болезни или, может быть, и смерти Сталина была поэтому в интересах Игнатьева и его возможных союзников, а не в интересах Берии и Маленкова.

После смерти Сталина Игнатьев, потерявший пост министра МГБ, в связи с возвышением Берии тоже получал повышение, пост секретаря ЦК КПСС с функциями контроля за органами государственной безопасности и внутренних дел. Несколько попыток Берии добиться исключения Игнатьева из КПСС и предания его суду за преступления по «делу врачей» остались безрезультатными. «Дело врачей» было прекращено не Берией, а самим Игнатьевым днем 1 марта 1953 года, в то время, когда Старостин и Лозгачев беспокоились о том, что в комнатах Сталина «нет движения».

1-2 марта 1953 года. Внезапный конец «дела врачей»

«Дело врачей» и «дело грузин-мингрелов» готовились для судебных заседаний, которые ожидались в марте. Хотя по «делу мингрелов» было арестовано больше людей, чем по «делу врачей», оно имело все же лишь местное значение, и суд по нему планировался в Тбилиси. Берия тоже был мингрел, и большинство арестованных в Грузии работников были его выдвиженцами. Завершение этого дела было бы концом карьеры Берии. Иллюзий на этот счет не было ни у кого. «Дело врачей» имело значительно более широкий международный аспект и антиамериканский характер. Завершение этого дела приговором и казнями авторитетных медиков неизбежно породило бы в СССР небывалую антисемитскую кампанию. Некоторые авторы связывают «дело врачей» с намерением Сталина спровоцировать новую мировую войну. Никаких фактов в пользу такой теории, однако, не существует.