Владимир Соловьев - Враги России Страница 6

А кроме того, выясняется, что, если в оппозиции есть лидер, которого признает Запад, это отнюдь не является гарантией того, что внутри страны у него есть хоть малейший шанс на законный приход к власти. Я уже говорил, что вариант широкой народной поддержки на выборах хоть кого-нибудь из лидеров «несогласных» представляется мне более чем сомнительным. Даже попытка выиграть выборы в Сочи закончилась для Немцова оглушительным провалом и какой-то непонятной грязной историей с корейскими коммерсантами, которым он за небольшие деньги предлагал всяческую помощь в получении заказов, – кстати, так и неясно, чем закончилось расследование этого дела. Впрочем, думаю, Немцов и сам все про себя понимает, а у Лимонова попросту никогда не было опыта такого рода политической деятельности. К сожалению, трудно себе представить политиков, которых широкие массы ненавидели бы еще сильнее. Уточню: к сожалению для них – но не для народа.

Еще один момент. Как вы считаете, возможна ли такая ситуация, чтобы во время оппозиционной демонстрации в Соединенных Штатах Америки какой-нибудь активист в момент задержания его полицией стал кричать на русском языке, обращаясь в камеру телекомпании Russia Today: «Передайте вашим людям, что это правительство преступно!»? В американской политике он бы после этого просуществовал ровно три миллисекунды. Говорить надо на языке своего народа. Поэтому когда чемпион мира, великий шахматист Гарри Каспаров закричал по-английски, обращаясь к западным корреспондентам, он, конечно, работал на западную аудиторию – как жестоко шутили потом люди, «беседовал на языке заказчика». Однако российскую аудиторию он в этот самый момент потерял навсегда. Но ведь это так тяжело понять! Да и вообще приговором этим людям является сам факт, что их аудитория – за рубежом, а не здесь, и гораздо больше людей и организаций, которые их поддерживают, тоже находятся за рубежом, а не в России.

С той же проблемой, кстати, столкнулись и сотрудники американского посольства, по-прежнему считающие, что, когда они говорят с этими людьми, они говорят с оппозицией. Хотя фактически «несогласных» даже назвать оппозицией сложно, по крайней мере сколь-нибудь влиятельной. И ужчто-что, а степень влияния коммунистической партии и мощь ее воздействия на политические процессы на порядок выше. Но разве кто-то назовет при этом коммунистов врагами России? Конечно, нет. Только безумцы. Просто нам, выросшим в постсталинском идеологическом поле, сложно понять, что враг может быть живым и его не надо уничтожать. Но это та реальность, к которой надо привыкать.

Системно «несогласные» допускают множество ошибок. При этом хорошо заметна какая-то патологическая зависть к ныне действующей власти, страстное желание оказаться на этом месте самим и искреннее непонимание: «Почему они там, а я нет, чем они лучше меня?» Конечно, немаловажную роль сыграла предыстория отношений. Поэтому крайне некрасиво выглядит то, что тот же Немцов, находясь в Америке на некой конференции, посвященной довольно странным проблемам – восстановлению лидирующей роли США в мире, – почему-то не говорил об объективных проблемах, бытующих в нашей стране, а концентрировался исключительно на личности Суркова и его роли, что выглядело, в том числе для американских наблюдателей, более чем странно, на уровне сведения личных счетов.

Невольно возникал вопрос: а если убрать из системы двух человек, Суркова и Путина, то все будет хорошо? То есть проблема только в личностях, а не в системе управления? Для меня это выглядело особенно дико, потому что я несколько раз невольно становился свидетелем того, как Немцов обращался к Суркову с какими-то странными вопросами, не имеющими никакого отношения к его профессиональной деятельности – как в случае с жильем в Москве, о котором я рассказывал выше, – и Сурков ему всегда помогал. Хорошо понимаю, что может существовать объективная необходимость политической борьбы, но считаю, тем не менее, что всегда следует оставаться в рамках хотя бы относительных приличий.

Точно так же крайне комично выглядят попытки Немцова критиковать Путина, во многом из-за того, что в них сквозит личная обида, очень четко сформулированная несколько лет назад. В период пребывания Немцова в Государственной Думе Путин проводил встречу в Сочи перед началом работы парламента, и Немцов, естественно, был среди политических деятелей, приглашенных на встречу. В тот момент как раз вышла статья, посвященная сложностям личной жизни Бориса Ефимовича, и Путин во время беседы мимоходом заметил: «Боря, ну когда ты уже наконец со своими бабами разберешься!» Должно быть, это оказался самый тяжелый вопрос, который Немцов до сих пор не может пережить.

Есть и другой вопрос, на который, как мне кажется, у него действительно нет ответа. Что произошло, куда подевалась его знаменитая харизма, почему она перестала работать? Почему Немцов не прошел в Думу? Он же хорошо понимает, что власть скорее делала все возможное, чтобы протащить его буквально за уши, чем наоборот. С чем связан этот провал? С тем, что он давно не слышит людей, среди которых живет, не понимает, чем они дышат? Или же он сам чувствует, что не только завалил в свое время работу в СПС, но и в «Новом фронте» тоже ничего собой не представляет? То, что некогда видный политический деятель скатился до абсолютно маргинальных позиций, – несомненно трагедия. А ведь когда-то он был совершенно в ином положении! Был момент, когда Немцов глядел свысока на скромного сотрудника кремлевской администрации Путина, знать не знал, кто такой Медведев. Сейчас ситуация изменилась, и в этой новой реальности надо искать себе место. Но найти его, конечно, крайне сложно, почти невозможно.

Из таких осколков былых времен, как Немцов, Алексеева, Ковалев или Рыжков, невозможно слепить единую партию. У них разные взгляды, они не очень понимают, чего хотят, потому что прекрасно сознают, что их призывы – скорее не программа, а тосты. Более того, у них нет никакого позитивного опыта осуществления того, о чем они говорят. Это скорее сборище политических неудачников, раскачивающих ситуацию и уничтожающих веру россиян в реальную возможность изменений внутри общественного института, возможность проведения честных выборов, возможность создания политических партий, которые бы отражали действительные интересы самых разнообразных российских политаческих групп. У «несогласных» этого, очевидно, нет. Они предлагают методы борьбы с коррупцией, но по своей природе это не методы, и, что самое важное, они говорят на каком-то особом языке, который люди и слышать не хотят. Это все та же истертая политическая обойма 80-х и 90-х – не видно даже лиц, вызывающих симпатию. Они озлоблены. Они раздосадованы. И они выполняют крайне опасную роль тарана демократических свобод, через брешь, пробитую которым, хлынет совсем другая сила – мутная волна экстремизма.

Глава 2

За внешним прыщом на теле российской государственности назревает страшный вулканический процесс. Этот процесс питает собой потерянное поколение – молодых людей в возрасте от шестнадцати до двадцати четырех, становление которых прошло уже в эпоху подлости 90-х, повального бандитизма и массово спивающихся бывших промышленных городов. Отцы этого поколения – деклассированные военнослужащие, нищие врачи, брошенные ИТРовцы. Большинство этих ребят выросли с разведенными матерями или в семьях, по которым прошелся страшный «русский крест» – когда смертность мужчин достигла феноменально высокой отметки по сравнению с Советским Союзом годов примерно 70-х, а уровень средней продолжительности жизни упал до пятидесяти девяти лет. Они привыкли считаться только с силой и искренне верят, что вокруг все враги. Они видели великое перемещение народов, когда их традиционные зоны обитания вдруг заполонили люди, о которых они раньше знать не знали и ведать не ведали, которые плохо говорят по-русски и принесли с собой совершенно чуждую культуру. В итоге мы имеем поколение людей, которые прекрасно понимают, что мы живем в классовом обществе, и если нет денег, то ничего добиться нельзя.

У них нет общей идеологии, нет общей идеи, нет общего дела. Их родители озлоблены и брошены, они готовы к любому негативному ответу. Поэтому эти молодые люди с нетерпением жаждут революции. Для них революция – это не только забава, не только «прикольно». Специфика нового поколения в том, что в массе своей оно не прошло через систему пионерской организации и пионерских лагерей. И дело здесь не в идеологии, а в умении общаться со сверстниками. Эти ребята практически асоциальны. Они не чувствуют чужую боль, не умеют сострадать. И на этот субстрат очень легко ложатся самые разнообразные идеи.

В зависимости от этнической окраски это могут быть в первую очередь идеи религиозного экстремизма – начиная от исламского фундаментализма и заканчивая довольно пока экзотическим для нас увлечением родноверов, суть которого сводится к тому, что все существующие религии придуманы и навязаны нам евреями, поэтому надо отбросить чуждое нам сионистское влияние, вернуться к нашему родному Перуну и Ярилу, и вот тогда-то и наступит на земле мир и во человецех благоволение. Неуважение к своей истории и нежелание ее знать, стремление подчеркнуть собственную исключительность на фоне общей безграмотности населения приводит к радикализации взглядов. Возникают совершенно безумные теории.