Василий Шульгин - Три столицы Страница 63

А к этому прибавьте еврейский вопрос. Я не смотрю так, как иные. Многие и из наших рядов полагают, что в России царит беспросветное еврейское засилье. Я бы несколько смягчил этот диагноз, я бы сказал, что в современной русской жизни рядом с еврейским потоком, несомненно, пробивается и очень сильная русская струя на верхи. Конечно, евреи пока гораздо сильнее, и все в их руках, по существу. И я даже согласен на это слово — «засилье», если его только не понимать как «русское бессилье». Нет, русского бессилья нет! Русский элемент все-таки ключом бьет кверху! И это потому, что мы вовсе не так бездарны! Нас только придавить хорошенько надо, сжать хорошенько, так, чтобы мы пищали! Тогда мы показываем свои лучшие стороны. Никогда бы

одни «жиды» не восстановили всего того, что вы могли видеть восстановленным в России. Это сделано русскими руками, и потому, хотя мы и щеголяем сейчас в еврейской ермолке, но под ней, слава тебе Господи, с каждым днем нам Бог мозгов прибавляет…

Так вот о еврейском вопросе. Все же пока — еврейская гегемония несомненна. После всего того, что эта гегемония совершила, всех ужасов, оскорблений, обманов и позорного отступления, после всего этого антисемитизм, который, как вы знаете, всегда был в Южной и Западной России, не мог не разлиться «по шестой части суши». Можно сказать, что тактически евреи на этой революции страшно выиграли, но стратегически необъятно проиграли. Значит, при этих двух ненавистях, социальной, т. е. ненависти низов к новым коммунистическим верхам, и национальной, т. е. ненависти русских к евреям, эта коммунистическая еврейская власть утвердиться не может. Она падет, и мы должны это предвидеть…

Я спросил:

— Вы думаете, простите, что я вас перебиваю, но этот вопрос очень серьезный. Вы думаете, что падение советской власти вызовет большие потрясения, короче говоря, будет сопровождаться жесточайшими еврейскими погромами?

— Этот вопрос находится в прямом отношении к степени подготовленности и организованности тех, кто на смену советской власти придет. Чем организованность будет меньше, тем эксцессов будет больше. Разумеется, всякая уважающая себя власть будет стремиться всеми силами к тому, чтобы этого не допустить. И это по двум причинам. Во-первых, из соображений общеморального характера и совершенной невозможности ознаменовывать начало новой эры, т. е., так сказать, возвращение к человеческому житью, этими

безобразиями, а во-вторых, и из чисто эгоистических соображений: еврейский погром есть начало анархии вообще. Это есть начало так называемого «черного бунта». Начнут с «жидов», но кончат непременно избиением всего более или менее культурного и разгромом того, что с такими величайшими трудами удалось восстановить. Но, разумеется, бороться с этим движением, которое может принять стихийный характер, представит значительные трудности, если не будут приняты меры в первые же часы после падения советской власти. Меры же эти теми, кто вступит на ее место, могут быть приняты только в том случае, если еще при существовании советской власти, в ее подполье, выкуется настолько сильный организм, который сразу может задать тон всюду, где это требуется. С этой точки зрения еврейство, я говорю о еврействе в целом, которое равнодушно взирает на приближающиеся события и не оказывает всем своим весом помощи преемникам советской власти, совершает грубейшую ошибку. Ибо события все-таки наступят, советская власть все-таки падет, но падет при условиях для еврейства трагичных, если сейчас же после ее падения не образуется сильная власть. Таковая же власть не может образоваться без предварительной, серьезнейшей, упорнейшей работы. Казалось бы, симпатии мирового еврейства целиком должны были бы сконцентрироваться именно на этих людях, которые готовятся взять на себя тяжесть Шапки Мономаха, шапки, которая нынче налита свинцом вместо драгоценных камней!.. Заметьте, что я говорю, совершенно отбросивши в сторону симпатии или несимпатии к евреям, как таковым. Одни их ненавидят больше, другие меньше… Отдавая им должное, мало кто их любит. Но люди, которые хотят мыслить государственно, стихийный взрыв страстей должны рассматривать так, как опытный моряк рассматривает шквалы. Шквал нужно, конечно, учитывать, безумен будет тот, кто о нем забудет, но учитывать его нужно для того, чтобы его победить, а не ему поддаться. Может быть, в наших собственных сердцах под влиянием всего того, что произошло и происходит, тоже нередко нарастает шквал. Но мы отдаем себе ясно отчет, что звериная расправа с еврейством в высшей степени невыгодна для будущности русского народа со всех точек зрения. А потому мы считаем своим долгом сдержать стихию, и не только стихию, а и самих себя, если кто из нас выбрыкнется за дисциплину. В этом отношении, как и во многих других, мы должны брать пример с коммунистов. Вы знаете, с кем они строже всего? Со своим братом, с коммунистами же! У них для коммунистов, перешедших известные границы, есть один конец: расстрел без суда. Даже в тюрьмах (слава богу, у каждого из нас есть солидный тюремный стаж, и я сидел, конечно!), даже в тюрьмах, это, кстати, вам будет интересно, существуют три категории. Первая — это уголовные. С ними возятся и носятся. Вторая категория — контрреволюционеры — этим жутко приходится. Но хуже всех это коммунистам — этим прямо гроб. Но это в скобках. При всем том я вовсе не хочу преуменьшить значение еврейского вопроса в России. Кто-то, говоря о советской России, написал, что это страна «еврейского фашизма». Это глубоко правильно, так оно и есть. В России несомненно произойдет длительная борьба между сравнительно немногочисленным, но очень дружным между собою и очень психически сильным еврейством и русскими, многочисленными, но разрозненными, борьба за гегемонию. Эта борьба идет, и она будет крайне трудна. Но безумие думать, что ее можно решить физическими способами, т. е. погромами. Безумие хотя бы потому, что физическое истребление всего еврейства невозможно, частичное же избиение невероятно укрепляет психическую мощь остального еврейства и в то же время глубоко ослабляет психику русской стихии, развращая ее. Борьба произойдет совершенно в других плоскостях, это будет борьба за духовное преобладание, и победа в этих областях определит уже, как неизбежное следствие, преобладание политическое и экономическое.

— Простите, я перебил вас, обратив ваше внимание на еврейский вопрос. Вы говорили…

— Мы говорили о том, что делать на следующий день после падения большевиков. В общем я бы предложил формулу, которая может показаться вам странной: поменьше ломки! Надо сохранить все, что можно сохранить. Я хочу этим сказать, что в силу той огромной ненависти, которую вызывает к себе советская власть, сама по себе безмерна будет «пропорция новизны». Столько всего сметется и будет уничтожено само собой, что нужно не «углублять контрреволюци ю», как углубляли революцию коммунисты, а, наоборот, локализировать ломку. С этой точки зрения нужно подходить и к так называемой «советской конституции». По идее она вовсе не так плоха. Если отмести все злоупотребления власти и все специфические глупости, как-то: зачисление «буржуев» в разряд париев, советская конституция представляет из себя попытку самоуправления и децентрализации, причем представительные учреждения избираются на основании двух признаков: территориального и профессионального. Профессиональный признак вовсе не плох. Надо признать, что люди знают друг друга лучше всего именно в пределах своей профессии, ибо товарищи по профессии постоянно сталкиваются между собой. Возьмите, например, любой большой городской дом. В таком доме могут жить четыреста человек, которые никогда между собой не встречаются — просто незнакомы. Но каждый из этих людей входит в какие-то профессиональные, служебные организации, где друг друга знают: знают друг друга рабочие одной мастерской, приказчики одного и того же магазина, служащие одного и того же банка и так далее. Но рядом с этим территориальный признак, т. е. совместное жительство, играет тоже колоссальную роль. Для резкости возьмем деревню, где крестьяне все знают очень хорошо друг друга, но зато не знают никого больше. Следовательно, совокупность этих двух признаков, профессионального и территориального, и может дать наиболее полное представительство. Территориально большевики нарезали (правда, по немецкому плану) энное количество «самостоятельных республик». Эта самостоятельность, конечно, вздор. Никакой «самостоятельности» эти республики не имеют, а все правится приказами из Москвы, но и по существу республики — это чепуха! Республик, как таковых, конечно, не будет. Но, скажем, областная децентрализация в этом роде теоретически осуществима и желательна, а практически на первых порах надо будет оставить ныне существующую географию. В пределах этих географических единиц и будут существовать некие организмы местного значения, с очень большими местными правами, управляемые на первых порах чем-то вроде «советов без коммунистов». Да, эта идея не так плоха, если не принимать ее буквально. Надо будет внести целый ряд совершенно необходимых коррективов, но, я опять-таки повторяю, коррективов, а не предвзятых ломок. Нужно совершенно отрешиться от зоологической ненависти, от упрощенного миросозерцания: все, что было при большевиках, должно быть уничтожено. Если мы так будем рассуждать, мы бог знает куда зайдем! Мы должны рассуждать совершенно иначе. Перед нами какое-нибудь явление. Мы должны себе давать отчет, хорошо оно или плохо с точки зрения чисто объективной. То есть соответствует ли оно нашим общим представлениям о том, что есть благо для государства. В этом случае мы его оставляем, хотя бы оно было сделано исключительно большевистскими руками. Если же оно плохо, мы его уничтожаем, хотя бы оно из себя представляло пережиток дореволюционной эпохи, ибо не все же, в самом деле, до революции было хорошо. Если бы все было хорошо, то, может быть, и революции бы не было!..