Евгений Гильбо - ПОСТИНДУСТРИАЛЬНЫЙ ПЕРЕХОД и МИРОВАЯ ВОЙНА Лекции по введению в социологию и геополитику современности Страница 7

Победила та часть элиты, которая была укоренена в народе и испытывала общие с ним чаяния. Элита делала то, о чём каждый мечтал. Те, кто мечтал, проголосовали и до сих пор исправно голосуют за тех, кто это делает. Выдвинулись люди соответствующие, и сложился ельцинский режим.

Ельцин был очевидным лидером этого народа. Он сам мечтал поворовать, в Аэрофлоте, с Березовским замутить, с Абрамовичем фондик учредить. Это было нравственное содержание определенной религию личности, но эта личность была выдвинута народом именно потому, что народ принял денег и тем решил ставить на финансовую аристократия.

После проигрыша Горбачёва и распада его группировки сила ещё оставалась в руках у сторонников постиндустриального, технологического развития. Мы могли бы пойти на силовой вариант в середине 90–х, заставить эту элиту порвать с финансовой аристократией и силой уничтожить активных компрадоров. Это означало ставку на собственную валюту вместо доллара, а это бы повлекло возникновение железного занавеса с той стороны, закрытие страны на 5–7 лет, пока корпоратократия не получила бы преобладание в Западном мире. Для элиты, да и средних слоёв СССР это означало бы, что возможности покупать за границей недвижимость, ездить туда, им бы с той стороны закрыли.

Чтобы людей заставить пойти на это, надо было значительную часть компрадорской элиты посадить или иным способом нейтрализовать, то есть вернуться к сталинским методам. Но тогда вставал вопрос: где взять новых людей, которые имели бы другое представление о жизни? В достаточном количестве их было взять неоткуда. Народ неизбежно выдвигал бы на это место новых приверженцев религии денег.

Наше дело оказалось стратегически проигранным. После столкновения с компрадорами в 1993, когда народ по сути поддержал компрадорские силы, элита, которая ориентировалась на постиндустриальный переход, после проработки всех возможных сценариев в 1994–1995 году, оказалась вынуждена признать нерализуемость своих целей в рамках нормального политического процесса, без конфронтации с большинством народа. Было решено принять выбор народа и уйти.

Россия в 90–ых выбрала путь ставки на сотрудничество с умирающим классом, на сотрудничество с финансовой аристократией. Россия в 1991–1995 годах выбрала полное подчинение религии денег. Сейчас вся Россия со всеми своими ресурсами является базой финансовой аристократии.

Только за 2000–2012 годы из России было вывезено в США 800 млрд. долларов государственными структурами (вложены режимом в долговые расписки США) и 2500 млрд. долларов частными компрадорами (вложены в разные инструменты фиктивного капитала без приобретения материальных ресурсов). В силу этого финансовая аристократия получила огромные ресурсы. Получив Россию как свою базу, она смогла нанести контрудары новым подымающимся классам, прежде всего корпоратократии, и задержать процесс постиндустриального перехода, задержать техническое развитие.

В США это привело к очень сильному кризису, потому что финансовая аристократия смогла добиться расширения своей социальной базы, то есть паразитических классов. Корпоратократия оказалась в условиях, когда она вынуждена уже бороться против американского государства. Процедуры власти там таковы, что они опираются только на широкую социальную базу. А широкая социальная база создана именно реакционными классами, то есть финансовой аристократией, в своих интересах. Сформированы реакционные классы (веллфер–класс и прочие классы), которые живут за счет бюджета, за счет процесса финансового перераспределения от работающего человека к иждивенцу (в нормальном обществе), или паразиту (в современном обществе).

Для корпоратократии очевидной проблемой является то, что сложилась достаточно широкая база паразитических классов, и сложилась она, прежде всего, за счет России, за счет выбора России, за счет того что Россия решила бросить все свои ресурсы на чашу весов мировой реакции, на чашу весов уходящего класса, и тем задержать постиндустриальный переход.

Мировая корпоратократия не испытывает большой благодарности к России, русской элите и русскому народу, которые сделали в 1991–93 годах такой выбор. Если бы коалиция с мировой корпоратократией, к которой вел Горбачев, состоялась, то глобальный процесс постиндустриального перехода вполне мог бы произойти мирно. Процесс был возможен на основе классового компромисса, классового сотрудничества и постепенного перехода власти от корпоратократии к новым классам, к новым формам организации корпоративного общества, сетевого общества и т.д. Все это было погублено именно вот этим решением ельциноидов бросить всю мощь накопленных СССР ресурсов на поддержку мировой финансовой аристократии.

В результате этого предательства корпоратократия к России не расположена. Справедливо считая Россию основной базой реакции, на сегодняшний день корпоратократия заинтересована эту базу уничтожить. Происходит это не от нелюбви к русскому народу, как врут нанятые для запутывания сути вопроса кургиняны, но от понимания, что без уничтожения России — ресурсной базы финансовой аристократии — сегодня невозможна окончательная победа корпоратократии как господствующего класса в глобальном масштабе, и даже в масштабе только Запада. Финансовая аристократия — это класс глобальный, и он сегодня опирается на Россию в такой же степени, как корпоратократия на Китай.

Деклассирование индустриальных классов

Сегодня мы наблюдаем развертывание процесса силового сноса тех государств, которые основаны на старых финансовых технологиях, на господстве финансовой аристократии и её социальной опоры — деклассированных элементов постиндустриального общества, которые возникли в результате деградации классов индустриального общества.

Какие это элементы?

Прежде все это — деклассированная бюрократия. В индустриальном обществе бюрократия занималась процессами управления, перераспределением финансовых потоков. Деклассирование бюрократии произошло, когда исчезла цель управления.

У бюрократии в индустриальном обществе была ясная функция – она обеспечивала процесс формирования массовой ответственной и квалифицированной рабочей силы. Она менеджировала социальные процессы, которые эту рабочую силу создавали: образование, социальное обеспечение, забота о здоровье, профилактика, культурное развитие и так далее. Бюрократия знала, что ей делать, она была прогрессивным классом.

Но в мире автоматизированных (а теперь уже наступает эпоха автоматических) производств нет потребности в массовой ответственной и квалифицированной рабочей силе. В результате бюрократия деклассируется, она не имеет цели деятельности, она не знает, для чего пользоваться рычагами управления.

Бюрократы привыкли организовывать образование в конкретных целях. Но теперь эти цели объективно не нужны, а других целей нет, потому что индустриальная система образования вообще не нужна новому обществу. Что же делает бюрократия? Она справедливо относится к делу, которым занимается, как к бессмыслице. Бюрократы видят, что единственная осмысленная деятельность — это распил.

Раньше распил был сопутствующим процессом. В Советском Союзе распил тоже был, но он не мешал нормально управлять, потому что были нормальные ориентиры. Когда нет нормальных ориентиров, нет нормальных классов – остается только распил. Всех это возмущает. Но надо не возмущаться, а осознать, что распил — не нравственно, а объективно экономически обусловленная деятельность. И размах этой деятельности нарастает не только в России, но и во всех странах, где идёт процесс деклассирования

То же самое происходит с рабочим классом. Рабочий класс не нужен в мире, где все производится автоматами, а конкретным людям нужны какие–то источники дохода. Они вынуждены работать на устаревших заводах. Поскольку эти заводы не конкурентоспособны, рабочие требуют их дотировать, для того, чтобы им платили зарплату. Рабочие таким образом превратились в бюджетников. В результате мы получили еще один чисто паразитический класс.

То же самое происходит с интеллигенцией, то есть с бюджетными работниками, которые осуществляли процессы формирования рабочей силы в индустриальном обществе. Они тоже деклассировались. Если учитель полвека назад выполнял ясную и конкретную миссию превращения оболтуса в сознательного и производительного человека, то теперь от образования требуют чтобы оно формировало квалифицированных потребителей. А для этого ничему не надо учить, ученик и так потребитель.

Становится всё менее понятно, зачем существует эта система школьного образования. Происходит деклассирование тех людей, которые в ней работают. Они осознают (кто–то больше, кто–то меньше) ненужность того, чем они занимаются. Но они понимают, что им нужна эта имитация, чтобы им платили какие–то деньги. Поэтому они всеми силами поддерживают тех, кто им эти деньги сейчас платит, то есть сидит на бюджете.