Виталий Иванов - Глава субъекта Российской Федерации: политическая и юридическая история института (1990-2013) Страница 7

Однако довольно скоро его отношения с патронами начали портиться. Очевидно, что Горбачев и особенно Лигачев в нем разочаровались. В качестве главы столицы Ельцин не слишком преуспел, но зато проявлял излишнюю самостоятельность. Все шло к тому, что Лигачев поставит вопрос о его замене. Как бы то ни было, но в сентябре 1987 г. Ельцин написал Горбачеву письмо, в котором попросил освободить его от должностей Первого секретаря Московского Горкома и кандидата в члены Политбюро. А 21 октября 1987 г. на Пленуме ЦК Ельцин выступил с сумбурной критикой в адрес Лигачева и даже самого генсека.

И уже публично поставил вопрос о своем выходе из Политбюро. На что он рассчитывал – до сих пор не вполне понятно. Можно предположить, что Ельцин сыграл на опережение, надеясь на Горбачева (тот вроде бы объективно нуждался в противовесе Лигачеву). Естественно, никто его не поддержал, наоборот. Ельцину пришлось брать свои слова обратно, каяться и одновременно просить отставки и с должности Первого секретаря.

В последующие месяцы его сняли с обоих постов. Но «добивать» не стали: не исключили из состава ЦК, позволили остаться в Москве и даже дали вполне приличную (учитывая ситуацию) должность – Первого заместителя Председателя Государственного Комитета Совета Министров СССР по делам строительства – Министра СССР. Согласно популярной версии, в то время Горбачев рассчитывал использовать его как «пугало» для консерваторов.

Низвержение с партийного «Олимпа» Ельцину создало репутацию «борца за правду» и «народного заступника», которую он принялся тщательно культивировать. Вскоре у него появилось множество сторонников по всей стране. И он смог «перезапустить» карьеру, преодолевая сопротивление Горбачева и ЦК (довольно слабое и подчас формальное). Ельцин последовательно избирался делегатом XIX Конференции КПСС (его не могли проигнорировать как члена ЦК), народным депутатом СССР от одного из московских округов, членом Верховного Совета Союза[81], Председателем Комитета Верховного Совета по строительству и архитектуре (этот пост автоматически обеспечил ему место в Президиуме Совета). К началу 1990 г. он, номенклатурный «нотабль», прославившийся в Свердловске и Москве своей авторитарностью, сумел объединить вокруг себя большинство «демократов». И стал фактически главным оппонентом Горбачева.

Баллотируясь в народные депутаты России, Ельцин объявил, что намерен бороться за председательство в Верховном Совете. И пообещал добиваться учреждения поста Президента РСФСР – он старался не отставать от Горбачева, в то время вовсю готовившего свое избрание Президентом СССР (см. далее).

Избрание Ельцина на первый пост в РСФСР (за него проголосовали не только «демократы», но и часть лоялистов[82]) было тяжелейшим, по сути, фатальным, поражением Горбачева. Впрочем, еще раньше он не предотвратил массовое вторжение «демократов» и пр. оппозиционеров во власть. С середины 1990 г. Горбачев только терял. Авторитет – у элиты, популярность – у населения, значимость – в глазах зарубежных лидеров. Попытка добиться смещения Ельцина и сорвать его план по введению президентства в России (в феврале-марте 1991 г.) окончилась неудачей. На полномасштабное силовое наведение порядка в стране Горбачев не решился (хотя санкционировал несколько военно-полицейских акций в союзных республиках и даже вводил войска в Москву)…

I Съезд принял Декларацию о государственном суверенитете РСФСР (12 июня)[83], а также Постановление «О механизме народовластия в РСФСР» (20 июня)[84]. В последнем по сути главной нормой была следующая: «В РСФСР не допускается совмещение должности руководителя государственного органа власти или управления с любой другой должностью, в том числе в политических или общественно-политических организациях» (п. 2).

Иными словами, первых секретарей, одновременно председательствовавших в Советах, поставили перед выбором: во-первых, между подчинением и неподчинением российскому Съезду; во-вторых, в случае согласия подчиниться, между двумя должностями. Большинство партийцев предпочло не подчиняться и остаться спикерами. Некоторые сложили полномочия первых секретарей, некоторые отказались от председательства[85].

В июле Ельцин вышел из КПСС, продемонстрировав, что отныне руководителем союзной республики может быть не-коммунист.

Горбачевская «перестройка», хотя и не она стала причиной крушения СССР (причины глубже – в системных ошибках, допущенных еще при его проектировании и строительстве), обязательно войдет в историю как показательнейший пример самокалечения, а потом и самоубийства режима и государства.

Союз и коммунистическо-советский строй нельзя было сохранить, но действия «перестройщиков» во главе с Горбачевым и их противников (как «справа», так и «слева»[86]), безусловно, резко ускорили разрушение и усугубили его последствия[87].

8. Еще в марте-апреле 1990 г., «готовясь» к избранию Ельцина Председателем Верховного Совета РСФСР и превращению России в локомотив фронды (это уже тогда представлялось весьма вероятным), Горбачев и его окружение начали усиливать российские автономные республики и тем самым создавать противовес «на будущее» и укреплять базу своей поддержки[88]. Именно этой цели служили принятые в апреле законы СССР, уравнявшие автономные республики в правах с союзными, в состав которых они входили[89], объявившие автономии субъектами Союза[90]. Получилось, что РСФСР уравняли с ее собственными субъектами в рамках «вышестоящей» федерации.

Затем Горбачев начал привлекать глав АССР (Башкирии, Северной Осетии, Татарии и др.) к работе над проектом нового Союзного договора (создание СССР в 1922 г. было оформлено Договором), предполагалось, что российские республики будут в нем участвовать вместе с Россией.

Столкнуть российское руководство с лидерами автономий действительно удалось, к примеру, Северная Осетия, Татарстан, Тува и Чечено-Ингушетия не допустили проведения на своих территориях «ельцинского» референдума о введении поста Президента РСФСР 17 марта 1991 г. (см. далее). Однако в целом горбачевская политика по степени конструктивности оказалась схожей с заливанием костра керосином[91].

Во-первых, ответом на апрельские союзные законы стала Декларация о государственном суверенитете РСФСР. В ней подтверждалась «необходимость существенного расширения прав автономных республик, автономных областей, автономных округов, равно как краев и областей РСФСР». И при этом жестко фиксировалось: «конкретные вопросы» реализации этих прав «должны определяться законодательством РСФСР» (п. 9). То есть не союзными актами. Нельзя, конечно, утверждать, что если бы не приняли те законы, не приняли бы и Декларацию, однако очевидно, что не будь законов, Декларация не имела бы, скажем прямо, никакого исторического оправдания. А так получилось, что союзная власть взялась подрывать целостность РСФСР и, опосредованно, самого Союза. И российская власть якобы ей лишь ответила[92].

Во-вторых, апрельские законы вкупе с июньской Декларацией спровоцировали «парад суверенитетов» в автономных республиках. К тому же союзный Центр прямо рекомендовал им провозглашать суверенитет[93]. Первой «выступила» Северная Осетия – 20 июля 1990 г., 9 августа за ней последовала Карелия и т. д. Чтобы перехватить и удержать политическую инициативу, руководство России поначалу взялось поощрять этот процесс. «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить», – эти слова Ельцин произнес б августа во время визита в Казань[94]. Но уже на III Съезде народных депутатов РСФСР (28 марта – 5 апреля 1991 г.) он признал, что российское руководство напрасно «втянулось в соревнование с союзным Центром в раздаче суверенитетов»[95].

Декларации России и ее республик не имели никакой юридической силы, поскольку они оставались в составе Советского государства. Но их политический и, если угодно, моральный эффект был огромным.

В-третьих, руководители АССР, убедившись, что и Горбачев, и Ельцин крайне нуждаются в них, принялись, лавируя, добиваться повышения статуса своих регионов на конституционном уровне. И преуспели. Так, Законом от 24 мая 1991 г. в Конституцию РСФСР внесли поправки, помимо прочего исключившие указания на «автономию» республик[96] (это было прямое нарушение Конституции СССР, вторжение в компетенцию союзного Съезда). И т. д.

Ко всему прочему, 3 июля того же года соответствующими законами РСФСР были удовлетворены требования четырех из пяти существовавших тогда автономных областей – Адыгейской, Горно-Алтайской, Карачаево-Черкесской и Хакасской – о преобразовании их в республики (еще одно нарушение Основного Закона СССР)[97]. Количество российских республик таким образом увеличилось до 20. Осталась всего одна автономная область – Еврейская (ЕАО).