Новая структурная трансформация публичной сферы и делиберативная политика - Юрген Хабермас Страница 8

Однако реальность не такова – даже в старейших англосаксонских демократиях. Сочувственный отклик, который штурм Капитолия нашел среди избирателей Трампа, вероятно, следует понимать и как экспрессивное выражение недовольства избирателями тем, что уже на протяжении десятилетий их политическими интересами и предпочтениями пренебрегают. Ослабление, а в некоторых странах почти полное исчезновение этой рационализирующей силы общественных дебатов свидетельствует о политическом регрессе, затронувшем с начала прошедшего столетия почти все демократии Запада. Эта зависимость демократического способа решать проблемы от хода делиберативной политики высвечивает центральную роль политической публичной сферы.

Тем не менее без соответствующего контекста предпосылки делиберативной политики, необходимые для демократического признания власти, не находят опоры у населения, от которого и «должна исходить вся власть». Действия правительства, вердикты верховных судов, парламентская законотворческая деятельность, партийная конкуренция и свободные политические выборы должны отвечать на запросы активного гражданского общества, поскольку политическая публичная сфера укоренена в гражданском обществе, которое, реагируя на неисправности в важных функциональных системах, нуждающихся в корректировке, устанавливает коммуникативные связи между политикой и ее социальным «окружением». Однако своеобразную роль системы раннего предупреждения для политики гражданское общество может взять на себя только в том случае, если оно создает субъектов, которые направляют общественное внимание на актуальные проблемы граждан. В современных же демократиях Запада, объединяющих людей на больших территориях, требуемая степень гражданской активности с самого начала находится в противоречии с частными, личными обязательствами и интересами, которые подданные государства одновременно хотят и должны реализовать в качестве граждан. Этот структурный конфликт между общественной и частной ролью граждан отражается и на самой публичной сфере. В Европе буржуазная публичная сфера в ее литературной и политической форме лишь постепенно вышла из тени более старых формаций – прежде всего религиозной публичной сферы клерикального режима и представительной публичной сферы власти, воплощенной в личностях императоров, королей и князей, – после того, как возникли социально-структурные предпосылки для функционального разделения государства и общества, публичной и частной сфер экономики. Таким образом, гражданское общество политически активных граждан, рассматриваемое с точки зрения жизненного мира тех, кто в него вовлечен, изначально находится в этом конфликте между частной и публичной сферами. Мы увидим, что цифровизация публичной коммуникации размывает восприятие этой границы между частной и публичной сферами жизни, хотя социальные предпосылки для такого разграничения, также имеющего серьезные системно-правовые последствия, не изменились. С точки зрения полуприватных, полупубличных пространств общения, в которых сегодня перемещаются пользователи социальных сетей, инклюзивный характер публичной сферы, ранее четко отделенной от частной, исчезает. С субъективной стороны пользователя медиа это, как я покажу, тревожное явление, которое одновременно обращает наше внимание на недостаточное политическое регулирование новых медиа.

3

Прежде чем перейти к конкретным изменениям в структуре СМИ и рассмотреть гипотезы об их влиянии на политическую функцию публичной сферы, я хотел бы остановиться на экономических, социальных и культурных пограничных условиях, которые должны быть в достаточной степени соблюдены для осуществления делиберативной политики. Ибо только понимая всю сложность причин предрасположенности капиталистических демократий к кризисам, мы обретаем верное чувство меры в отношении конкретного влияния цифровизации публичной коммуникации, которое мы можем отнести к числу возможных причин нарушения делиберативного процесса формирования общественного мнения и политической воли.

Для активной гражданской позиции необходима, во-первых, широкая либеральная политическая культура, которая состоит из легко уязвимого переплетения личных предпочтений и культурных трюизмов. Это связано с тем, что базовые представления населения о демократических конституционных принципах, остающиеся в значительной степени скрытыми, встроены в широкую сеть исторических воспоминаний и традиционных убеждений, практик и ценностных установок, которые сохраняются от поколения к поколению только благодаря привычным схемам политической интеграции и формально утвержденным моделям политического образования. Так, полвека, которые понадобились для социально-политической реабилитации населения (пожилого поколения) ФРГ после окончания нацистской диктатуры – и несмотря на предшествующие сто пятьдесят лет конституционного правления, – свидетельствуют о трудностях, которые приходится преодолевать при любой адаптации к либеральной политической культуре. Моральный стержень такой культуры образует готовность граждан признавать других своими согражданами и равноправными демократическими созаконодателями44. Она начинается с готовности к компромиссу, с отказа воспринимать политического оппонента как врага и продолжается в преодолении границ разных этнических, языковых и религиозных жизненных укладов, во включении чужаков, желающих оставаться чужаками для других, в общую политическую культуру. Эта культура должна отличаться от культуры большинства настолько, чтобы каждый гражданин плюралистического общества мог отождествить себя с ней. Социальные связи общества, каким бы разнородным оно ни было, не распадутся только в случае, если политическая интеграция обеспечивает гражданскую солидарность, которая не требует безусловного альтруизма, а лишь ограничивается взаимной готовностью помочь. Такая взаимная поддержка выходит за рамки готовности к сделкам и компромиссам, зависящим от собственных интересов; однако в среде товарищей по одному политическому сообществу она связана лишь с неопределенным во времени ожиданием взаимного согласования интересов, которое может понадобиться в долгосрочной перспективе, а именно с ожиданием того, что другой человек в аналогичной ситуации будет чувствовать себя обязанными оказать аналогичную помощь45. Либеральная политическая культура не порождает либертарианских настроений; она требует ориентации на общее благо, даже если оно оплачивается мелкой монетой. Для того чтобы решения большинства были приняты проигравшим меньшинством, граждане не должны, вынося электоральные решения, руководствоваться исключительно своими сиюминутными и частными интересами. Достаточная – и к тому же представительная – их часть должна быть готова играть роль демократического созаконодателя, ориентированного на общее благо.

Вторым условием активной гражданской позиции является социальное равенство, способствующее спонтанному и достаточному участию электората в демократическом процессе формирования общественного мнения и волеизъявления, которое не может быть принудительным. Архитектоника правовой системы конституционного государства, гарантирующая своим гражданам, с одной стороны, свободы через частные права (и требования социального государства46), а с другой стороны, гражданскую политическую автономию через общественные права на коммуникацию и участие в управлении, – такая архитектоника может быть понята только из функционального смысла той взаимодополняющей роли, которую частная и общественная автономии граждан играют друг для друга, помимо их собственной ценности. Политические права, с одной стороны, дают гражданину возможность участвовать в демократическом законотворчестве и среди прочего в распределении частных прав и привилегий, а значит и в обретении своего общественного положения. С другой стороны, это общественное положение создает социальные предпосылки и мотивацию для использования гражданами своих гражданских прав. Тесная связь между общественным положением и участием в выборах многократно подтверждена. Но это ожидание взаимного усиления демократического участия и социальной защищенности работает только до тех пор, пока демократические выборы