Коллектив авторов - Доктрина Русского мира Страница 81

В либеральной среде принято, нет, скорее… модно полагать, что русские ничего не выдумывали, а только брали у Запада красивые идеи – от дендизма до коммунизма – и потом лепили из них нечто особенное. Мол, балет, хотя и числится во всём мире «русским», но всё же был привнесён из Франции, а без общемировых разработок в области космических исследований никакой Королёв попросту невозможен. Да, конечно, театр в Россию пришёл из Европы: основоположником императорского балета значится француз Жан-Батист Ланде, а родоначальником русской оперы – итальянец Франческо Арайя. Что характерно, и французскую оперу создал итальянец Джованни Баттиста Люлли, да и с балетом не всё так просто – моду на это зрелище ввела Екатерина Медичи, которая была тоже не из-под Тулузы. Что же касается англичан, то они любят пошутить, что лучший британский композитор – это… Георг Фридрих Гендель, как известно, долгое время работавший в Англии. Первым французским кутюрье записан англичанин Чарльз Фредерик Ворт. Символом французского величия до сих пор считается понаехавший корсиканский артиллерист.

Таких примеров можно привести очень много – представители человечества учатся друг у друга, имея общие корни и единые культурные коды. Однако наши местные либералы склонны обвинять исключительно Россию, которая «ничего сама не создала»! Кстати, всё тот же французский балет был взят за основу по всей Европе, но только русские сотворили уникальное явление. Более того, догнали и перегнали своих учителей. Морис Бежар, говорите? Читаем биографию: избрал свой путь под влиянием постановки с участием Сержа Лифаря и учился у русских эмигранток Любови Егоровой и Веры Волковой. В культовой мелодраме «Мост Ватерлоо» (1940) героиня Вивьен Ли танцует в русской труппе. Фоном звучит музыка Чайковского, вплетающаяся в голливудский саундтрек. Этот фильм – в числе других западных лент – крутили в послевоенной Москве… Русская культура – уже переосмысленная и препарированная – неизменно становится частью общемирового наследия.

Нам внятно всё… И танец, и линия, и полёт в пространстве. И когда вы любуетесь динамичной, прихотливой роскошью стиля Ар Деко, не забудьте, что он был вдохновлён человеком по имени Роман Тыртов, вошедшим в историю искусств под аббревиатурой ЭрТе. Наши дизайнеры-авангардисты 1910-1920-х годов задавали тон в области эстетического восприятия. Больше того – именно они определили направление художественной мысли XX столетия. Мы оказались впереди всей планеты, очерчивая грани и силуэты Городов Солнца. Одной из особенностей русского мировоззрения является постоянное ощущение себя либо в Прекрасном Прошлом, либо в Светлом Будущем – былина, сказание и античный ордер переплетаются с футуромечтами. Неумение жить сегодняшним днём, игнорирование текущей рутины – только спеша в грядущее или оглядываясь на старинную премудрость. Иногда это гениально соединялось в едином творческом замысле. Современный русский философ Виталий Аверьянов, размышляя о Велимире Хлебникове, пишет, что «…Хлебников весь в послезавтра и в позавчера, весь насквозь авангардист и уже сквозь авангард – традиционалист»[59].

Ещё один излюбленный либеральный рефрен: русские всегда были под властью немцев или же ордынцев, а потом ещё – усатый грузин, попыхивая трубкой, раскрутил индустрию и выпестовал Большой Стиль, но сами русские ничего не лепят… То ли дело – цивилизованные Европы. Гаденький вопрос: «И сколько там было процентов «русскости» в крови последнего императора, ставшего иконой вашей исконности?» Тот факт, что, например, англичанами в XVIII веке правила Ганноверская династия, никого уже не волнует? Или просто не в курсе? Только есть нюанс – Екатерина Великая очень быстро сделалась русской, даже где-то… чересчур русской (я имею в виду попытки вводить национальный костюм в придворный быт). Наши цари не отделяли себя от подвластного населения. Обрусение принцесс происходило быстро и навсегда. Тогда как, например, Георг I и даже Георг II предпочитали говорить по-немецки и по-французски, всю жизнь оставаясь пришлыми ганноверцами, а что до британской культуры, так Георгам было решительно всё равно, на чьём троне пристраивать свои зады. Англия, так Англия. Также напомню, что Испанией в XVIII столетии правили версальские Бурбоны, насаждённые ещё Людовиком XIV. Вопрос: сделались ли они испанцами?

…В 1990-е годы русских – читай советских – принялись называть оккупантами. Маленькие, но высокомерные балтийские страны, и ныне считающиеся задворками Европы, возопили о притеснениях: не было им житья от вездесущей КПСС! Напомню, что в старинные времена они были вечно под кем-то. Курляндия, Эстляндия, Лифляндия – всё привнесённые имена. Менялся завоеватель – переписывались названия городов. Однако же, будучи, к примеру, под Кеттлерами, курляндцы не создали ни философских школ, ни особого стиля в музыке, ни узнаваемой, цитируемой литературы – по немецким образцам-то, имея оные перед глазами… Да. Можно сколько угодно превозносить прибалтийских певцов и актёров – они действительно хороши. Были. Когда их республики находились в составе СССР…

Другой показательный пример – больная Украина. У Ильи Глазунова есть впечатляющее полотно – «Вклад народов СССР в мировую культуру и цивилизацию». Среди персонажей имеются и два великих малоросса – Николай Гоголь и Тарас Шевченко, в гениальности которых никто не сомневается. Смею напомнить: Микола Яновский (он же – Николай Васильевич Гоголь) развил свой недюжинный писательский талант в условиях именно русской, имперской культуры – на волне Золотого века петербургской словесности. Гоголь подарил миру свою Малороссию – солнечно-тёплую, без конца и края – отчизну, однако же стать великим он смог только в столице, где бурлила интеллектуальная жизнь. Знакомство с «колорадским» поэтом Пушкиным и благосклонность царя-«ватника» Николая I – всё это дало Гоголю дополнительную возможность взойти на писательский олимп. Тараса Шевченко, широко одарённого крепостного крестьянина, выкупили из неволи при участии Василия Жуковского, Карла Брюллова и царской сестры Марии Павловны. Шевченко учился в Петербургской академии художеств, а с 1860 года (после всех своих мытарств) сделался академиком этого учебного заведения. При соприкосновении с многогранным Русским миром проявляется талант.

Скажу больше – Русский мир в состоянии выжить в полной автаркии – культурной и социальной. Разумеется, это крайняя мера, и очень бы не хотелось, но сейчас – трудные времена, а вопрос о мобилизации всех наших сил и возможностей стоит довольно остро. Мы в состоянии двигаться особым цивилизационным путём, ни на что не оглядываясь, – у России накоплен достаточный опыт и громадные потенциалы. Важно вспомнить, как это делается…

…Выдающийся мастер Андрей Михалков-Кончаловский писал: «Куросава был для меня открытием ещё одного измерения в искусстве кино. У него настоящее чувство эпического. Недаром он, быть может единственный, способен передавать на экране Шекспира: «Трон в крови» – «Макбет», «Ран» – «Король Лир». Японский гений кинематографа и, пожалуй, самый европейский автор всех времён и народов – Уильям Шекспир объединены в созидательном замысле, в евразийской идее вечного сотворчества. Безусловно, Запад есть Запад, Восток есть Восток, а Русь – птица-тройка, она несётся то с востока – на запад, то с запада – на восток. Оттого-то «…умом Россию не понять». Русский человек способен увидеть точность и ясность Куросавы в трактовке Шекспира. Постичь Запад через призму Востока и, как в случае с Кончаловским, создать свою версию айтматовского «Первого учителя» – в ощущениях Куросавы, но вместе с тем очень по-русски.

Споры о том, что есть Россия – Восток иль Запад, ведутся очень давно и до сих пор не привели к безупречному выводу. Что-то, да мешает – вроде бы культура рафинированно-европейская, придворная, имперская – с романтикой и дендизмом, с философией и технократическими идеями. Но и многовековой симбиоз с Ордой невозможно вычеркнуть, нравится нам это или нет. Я умышленно допускаю это слово – симбиоз (а не иго, как чаще всего принято), термин, которым евразиец Лев Гумилёв обозначал причудливые, жуткие и по сию пору не до конца изученные отношения Русь– Орда. Если проследить генеалогию царской знати, то несть числа Юсуповых, Беклемишевых, Карамзиных. Названия московских районов вроде Арбата или Новогиреева – от Гирея. И как не вспомнить: «Вчерашний раб, татарин, зять Малюты»?

Нравоучительная деталь – …халат Обломова как символ барственной неги, созерцательности, присущей более Востоку: «На нём был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намёка на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что и Обломов мог дважды завернуться в него. Рукава, по неизменной азиатской моде, шли от пальцев к плечу все шире и шире. Хотя халат этот и утратил свою первоначальную свежесть и местами заменил свой первобытный, естественный лоск другим, благоприобретенным, но всё ещё сохранял яркость восточной краски и прочность ткани». Намеренное подчёркивание восточной сути обломовского халата – это самый яркий штрих в противопоставлении владыки-сибарита деловому европейцу Штольцу, человеку-машине в стройно подогнанном фраке. Для Гончарова оба – неидеальны, оба – в известной степени ущербны, однако же вместе и составляют некое гармоническое созвучие. Русский человек может быть деятельным по-западному и – расслабленно-ленивым, фаталистичным по-восточному. Георгий Плеханов утверждал, что «…в историческом развитии России… есть особенности, очень заметно отличающие его от исторического процесса всех стран европейского Запада и напоминающие процесс развития великих восточных деспотий». Примечательно, что уже в эпоху перестройки ниспровергатели сталинского наследия именовали период 1930-х – начала 1950-х годов «типичной восточной деспотией» с её всеподчинением и тотальностью, но в контексте сугубо европейской индустриальности и нарочитой неоклассики Большого Стиля. Впрочем, само наше пространство не даёт нам забыть о том, что здесь – Евразия. Это – географический фактор, едва ли не главенствующий с точки зрения формирования менталитета… У Василия Аксёнова читаем: «…интереснейшее явление, этот русский народ, вроде бы белые, но абсолютно не европейцы».