А. Меликсетов - История Китая Страница 10

Три высшие должности в Западном Чжоу занимали сановники категории тай — тай-цзай, тай-бао и тай-цзун (великий управитель, великий воспитатель и великий церемониймейстер), причем первые две занимали те же Чжоу-гун, практически управлявший страной, и Шао-гун, живший в столице при малолетнем Чэн-гуне и отвечавший за его воспитание. Чуть ниже были три должности категории сы — сы-ту, сы-кун и сы-ма (управляющий сельским хозяйством; управляющий ремеслом и строительством; управляющий военными делами, прежде всего конями и колесницами, своего рода маршал).

Однако такого рода троичная система была исходной, но не догматичной: росло и число гунов, и количество чиновников категории сы (вэйский Кан-шу после подавления мятежа и получения удела стал сы-коу, кем-то вроде судьи-надзирателя за подвластными ему в Вэй шанцами). Кроме того, помимо гунов в число высшей чжоуской аристократии входили и иные титулованные особы — хоу, бо, цзы, нань. Обычно это были правители издревле существовавших шанских и иных полуавтономных владений, а также те чжоусцы, которые получили уделы от вана заново. В любом случае количество всех носителей титулов и одновременно обладателей высших должностей составляло не более сотни-двух, как то было и у шанцев. Пожалуй, наиболее достоверной может считаться цифра 71 — именно столько уделов было создано, по данным трактата «Сюнь-цзы», в начале Чжоу, причем 53 из них принадлежали выходцам из дома вана.

Удельная система, частично заимствованная у шанцев, частично появившаяся в силу обстоятельств, сыграла роковую роль в судьбах Чжоу, перечеркнув все надежды на создание централизованного государства. Правда, на первых порах большинство заново создававшихся чжоуских уделов, особенно отдаленных от столиц, были не столько автономными административно-политическими структурами (тем более изолированными вотчинами), сколько военно-территориальными образованиями для наведения порядка на местах. Эти уделы и их немногочисленное коренное население в случае нужды достаточно легко перемещались с места на место, а их управители, получив из рук вана документ типа инвеституры на право владения (обычно это была соответствующая надпись на ритуальном бронзовом сосуде с перечислением объектов дарения и владения, от знамен и колесниц до людей разных племен, включая сопутствующих владельцу людей вана, т.е. самих чжоусцев), вначале ощущали себя, скорее, комендантами гарнизона в далекой глуши, чем полновластными правителями. Связующие нити между такими уделами и чжоуским центром с его сакрально-легитимным ваном, вскоре начавшим именоваться пышным титулом «сын Неба», были не слабее, чем v региональных властителей второй зоны Шан с шанским ваном-первосвященником. Однако со временем ситуация изменялась причем достаточно быстрыми темпами.

Прежде всего, уделы оказались неравноценными. Уделы центральной зоны (между старой и новой столицами) и столичных районов, располагавшиеся в сравнительно обжитых местах, были мелкими и, как правило, не имели заметной автономии. Именно здесь достаточно эффективно действовала администрация центра, в основном находившаяся в Лои, но частично и в Цзунчжоу. Видимо, поэтому многие уделы-этой части страны быстро превращались в нечто вроде условных служебных кормлений. Правда, по мере ослабления власти западночжоуских ванов по меньшей мере часть межстоличного района вновь была занята и освоена некоторыми уделами, включая заново переместившихся сюда, как это было, в частности, с уделом Чжэн, южным соседом Лои. В любом случае, однако, мелкие уделы центральной зоны — за немногими исключениями вроде Сун — почти не оставили следов своего существования. Иное дело — уделы периферийные, располагавшиеся вдали от центра, от обеих столиц.

Эти периферийные уделы, вначале игравшие роль форпостов, граничных застав, с течением времени увеличивались в размерах за счет аннексий соседних территорий и междоусобных войн, росла и численность их населения. В то же время само число этих уделов всё время сокращалось. Одновременно менялась и их внутренняя структура. Скомпонованный по воле случая гетерогенный коллектив подвергался естественному процессу этнической консолидации. Как бы пройдя через плавильный котел, жители удела пускали новые корни, устанавливали между собой родственные связи и через несколько поколений уже логично и закономерно считали себя жителями данного удела, подданными своего господина, владельца удела.

Что же касается правителей, то они воспринимали свой удел в качестве вотчины, со временем все меньше нуждаясь в подкреплении своего права на владение от вана, хотя формально эта процедура инвеституры еще продолжала существовать. Они становились наследственными владельцами уделов, по размерам порой сравнимых с территорией центра, находившейся под непосредственной юрисдикцией вана и его администрации. Таким образом вчерашние уделы превращались в полунезависимые государственные образования, чей вассалитет от сюзерена-вана со временем становился все менее ощутимым. Именно этот процесс вскоре после институционализации Западного Чжоу как государства стал едва ли не основным, определявшим и структуру западночжоуского общества, и динамику его эволюции, да и вообще всю специфику существования чжоуского Китая как конгломерата различных государственных образований.

4. Западное Чжоу: государство и общество

Период правления первых чжоуских правителей — Чжоу-гуна, Чэн-вана, его сына Кан-вана и внука Чжао-вана — сравнительно небольшой (1025—948 гг. до н.э.). Но то были самые славные для Западного Чжоу три четверти века. Именно на это время пришелся процесс институционализации чжоуской власти, центральными моментами которой стали создание концепции небесного мандата, возведение второй столицы, использование опыта шанцев в разных местах и прежде всего в новой столице, укрепление администрации центра, эффективно действовавшей в районе между столицами, в зоне центра и, наконец, возникновение системы уделов. Это были годы укрепления власти центра и попытки создания той самой империи, которая позже воспринималась потомками как некогда существовавшая, — достаточно напомнить о схемах позднечжоуского трактата Чжоули, где дано детальное описание администрации такого рода империи.

Однако реально создать ее так и не удалось. В то время как на поверхности, отраженной во множестве надписей на бронзе и иных текстах раннего Чжоу, действительно, многое выглядело как доказательство реального существования крепкой власти центра с его налаженными бюрократическими ведомствами, эффективным аппаратом администрации, твердо фиксированными взаимодействиями между столицами и периферией (именно это вошло в позднейшую традицию и дало основание для иллюзии о существовании раннечжоуской империи), на деле в стране преобладали процессы иного рода, т.е. дезинтеграционные импульсы, связанные с естественной динамикой эволюции удельной системы.

Вначале эти процессы были малозаметными — в противовес усилиям, направлявшимся на создание прочной власти центра во главе с сакральной фигурой вана, сына Неба, усилиям, которые олицетворялись титанической личностью Чжоу-гуна и стремлением его преемников следовать взятому им курсу. «Цзо-чжуань», комментарий к летописи «Чуньцю», один из наиболее ценных для историка чжоуских текстов, характеризовал Кан-вана как правителя, «щедро одарявшего своих родственников уделами» и «давшего народу отдых» после бурных событий, пришедшихся на долю Чжоу-гуна и Чэн-вана, которые способствовали «успокоению государства». Эта характеристика в деталях может быть оспорена, ибо уделов больше раздавали У-ван и Чжоу-гун, чем Кан-ван, но динамика подмечена точно: первые бурные десятилетия чжоуской истории после завоевания Шан сменились при Кан-ване (1004-967 гг. до н.э.) сравнительно спокойным течением событий. Вместо бесплодных усилий по укреплению власти центра Кан-ван предпочел завершить процесс создания удельной системы, которая, как о том уже говорилось, объективно вела к децентрализации. И, спокойно восприняв новую реальность чжоуского мира, он стал больше заботиться о том, чтобы на северной и южной периферии этого мира можно было давать активный отпор варварским племенам, способствуя тем самым расширению территории Чжоу.

Естественно, что расширявшаяся за счет этого территория не усиливала позиции вана. Напротив, вновь завоеванная периферия, да и уделы, располагавшиеся на давно освоенных чжоусцами окраинах, фактически оказались под властью тех удельных правителей, которые доминировали в том или ином районе. Чжао-ван (966-948 гг. до н.э.) стал первым чжоуским правителем, который с огорчением начал пожинать плоды этой вынужденной политики. При нем, как о том упоминается у Сыма Цяня, «в управлении государством проявились слабости и изъяны». Видимо, имелось в виду то, что, хотя Чжао-ван, как и его отец, совершил немало успешных походов, способствовавших расширению владений Чжоу, из последнего такого похода на юг он не вернулся, погубив шесть чжоуских армий при не вполне выясненных обстоятельствах. Разумеется, можно говорить просто о военном поражении, но факт остается фактом: могущество первых чжоуских ванов при Чжоу-ване очевидно близилось к концу.