Владимир Хандорин - Национальная идея и адмирал Колчак Страница 10

В вопросах общей политики и законодательства кадеты отстаивали распространение в Сибири судов присяжных и земств с демократической реформой земских выборов,[162] ратовали за выборные суды и отмену смертной казни, ставя «нравственную силу выше физической», за ликвидацию институтов бюрократической опеки над сибирскими крестьянами – волостных судов и крестьянских начальников (с передачей их функций мировым судьям), защищали интересы находившихся в бедственном положении сибирских инородцев-аборигенов.

Представители левого крыла кадетской партии сочувственно относились к сибирским областникам, выступавшим за автономию Сибири, некоторые даже параллельно входили в их организации (например, ректор Томского университета В. В. Сапожников, директор Томского технологического института Е. Л. Зубашев). В свою очередь, признанный идеолог и лидер областников Г. Н. Потанин охотно сотрудничал с кадетской прессой. Кадетский лидер профессор Н. В. Некрасов развивал областнические идеи в своем федералистском проекте устройства России: «Один центральный парламент на всю гигантскую Россию, – писал он, – органически не может уследить за местными потребностями всех частей государства», которое надо разгрузить от «вермишельного законодательства».[163] До 1917 г. кадеты и областники были союзниками, но имели разные приоритеты: областников больше заботили социально-экономические проблемы Сибири, кадетов – политические и общегосударственные вопросы.

В противоположность кадетам, октябристы, выражая интересы предпринимательского класса, были непримиримыми противниками областников. Сибирской буржуазии областничество было чуждо, ибо она была в первую голову заинтересована в нормальном товарообмене с Россией. Их отрицательное отношение к областничеству объяснялось и унитарным государственным началом в программе Союза 17 октября, выраженным в лозунге «единой неделимой» России, унаследованном затем Белым движением. По той же причине они были против расширения полномочий земств. Вопреки расхожему в те годы мнению о славянофилах как о реакционных романтиках, их идейные последователи – октябристы были куда большими прагматиками, чем «западники»-кадеты, в большей мере учитывая национальные особенности и менталитет.

Октябристы разделяли программное требование кадетов о всеобщем избирательном праве, но были против прямых и тайных выборов, за высокий возрастной ценз, против распространения избирательного права на женщин. Также они были против превращения Государственной думы в Учредительное собрание, которое, по мысли большинства кадетов, должно было выработать основы нового государственного строя России.

В вопросах о гражданских правах и свободах, судопроизводстве октябристы не отличались от кадетов.[164]

Следуя традиции славянофилов, октябристы и близкие к ним правые кадеты стояли на непоколебимо патриотических, «почвеннических» позициях.

В сфере внешней политики кроется одна из причин сравнительно умеренной оппозиции кадетов к царской власти, а именно – в союзе Российской империи с тогдашними флагманами западной демократии – Англией и Францией, на которые издавна ориентировались российские либералы. Особенно это проявилось в ходе Первой мировой войны. Наконец, это была еще эпоха колониальных империй, когда геополитические интересы признавали священными не только правые, но и либералы.

Не меньшее внимание, чем политике и устройству государства, либералы обоих направлений уделяли социально-экономическим вопросам. Даже октябристы и правые кадеты признавали социальную функцию государства. Непримиримый противник социалистов И. В. Михайловский, тем не менее, вменял в обязанность государству поддержку неимущих слоев населения: «Выполняя свою культурную миссию, государство обязано обеспечить всем и каждому возможность человеческого существования».[165]

Большинство кадетов понимали социально-экономические функции государства еще шире. Они признавали необходимость государственного регулирования и даже – в земельном вопросе – ограничения частной собственности (из сибиряков об этих вопросах немало писали Н. Я. Новомбергский, М. И. Боголепов, Н. В. Некрасов).[166] Некоторые пункты их программы – отмена привилегий для отечественной промышленности по сравнению с зарубежной, ограничений для иностранного и инородческого капитала, прогрессивный подоходный налог и 8-часовой рабочий день – шли явно вразрез с интересами буржуазии.

Позиции сибирских кадетов по социальным и экономическим вопросам определялись не только партийной программой, но и местной спецификой Сибири, связанной с составом и структурой ее населения. Из почти 160 млн населения Российской империи накануне Первой мировой войны в Сибири, занимавшей огромную территорию, проживало всего 10,9 млн чел., в т. ч. в городах – 1,1 млн, или 10,4 %[167] (по более поздним подсчетам – 12 %),[168] тогда как в среднем по России 27 %. Очень низким был и процент грамотности – 11,7 % (в среднем по России – около 40 %). Отчасти это объяснялось тем, что 1/5 населения Сибири составляли крайне отсталые коренные народы – буряты, якуты, тунгусы (эвенки) и др. (относительно более развитыми были татары), в юго-западной части – также казахи («киргизы»); за исключением татар, они были почти сплошь неграмотными (меньше аборигенов проживало в западных и центральных губерниях Сибири – Тобольской, Томской и Енисейской, за исключением Акмолинской области, на юге включавшей казахские степи, больше всего – в Забайкалье и особенно в Якутии).[169] Зажиточные русские крестьяне – старожилы Сибири – относились к более бедным и отсталым инородцам как к туземцам второго сорта.

Отличительными чертами Сибири были, с одной стороны, слабое развитие обрабатывающей промышленности, буржуазии и рабочего класса, с другой – динамичное развитие в начале ХХ века земледелия (сборы зерна возросли в 1900–1914 гг. в 1,5 раза, из них 30 % шло на рынок), скотоводства и особенно маслоделия (настолько, что накануне Первой мировой войны Сибирь поставляла 90 % российского экспортного масла). Имея 7 % населения Российской империи, Сибирь давала 1/6 сборов зерна, но всего лишь 2 % промышленной продукции России. Удельный вес обрабатывающих предприятий по сравнению с горнодобывающими хоть и увеличился с 35 до 60 % за те же годы, но основу их составляли пищевые предприятия.[170] Могучий толчок развитию края дало строительство Великой Сибирской магистрали, благодаря чему вывоз зерна из Сибири возрос с 1901 г. по 1910 г. почти в 10 раз, а производство масла приносило прибыли больше, чем золото (в 1913 г. – 60 млн руб. против 28).[171]

Средний уровень жизни был выше, чем в Европейской России, и, в частности, надо отметить зажиточность коренного сибирского крестьянства (хотя земельные владения крестьян в Сибири ограничивались 15 десятинами на одного жителя мужского пола). Еще в советское время признавалось, что 60 % сибирских крестьян можно было назвать зажиточными.[172] Особенно состоятельными в массе были казаки Забайкальского и Сибирского казачьих войск, в среднем имевшие по 32 десятины земли на душу населения. Для сравнения: в среднем по России казаки имели по 6 десятин, в т. ч. самые многочисленные – донские – по 14 десятин, а кубанские – по 8: те и другие – даже меньше, чем сибирские крестьяне. Обеспеченность землей крестьян Европейской России была еще намного меньше[173] (правда, при определении достатка надо учитывать не только размеры наделов, но и плодородность почвы, которая в Сибири была хуже).

Итак, в Сибири аграрный вопрос не стоял так остро, как в Европейской России. Большинство коренных сибирских крестьян-старожилов по своей зажиточности напоминали казаков. Главным отличием было то, что казаки владели землей на правах общины, крестьяне же, как правило, арендовали ее у государства. Лучшими по качеству были т. н. «кабинетские» земли. Кадеты выделяли и такие особенности сибирских крестьян, как самостоятельность, вследствие отсутствия в прошлом крепостного права и барской опеки, а в качестве негативной черты – избыток опеки бюрократической, которая в Европейской России смягчалась земствами (в Сибири их до революции не было).[174]

Рабочий класс Сибири достигал 700 тыс. чел. – около 1/3 городского населения региона и 4 % от численности всего российского пролетариата.[175] Как отмечалось, социальная поляризация в Сибири была меньше, чем в европейской части страны.[176] По данным переписи населения 1897 г., 40 % сибирских рабочих были выходцами из Европейской России – благодаря, с одной стороны, относительной зажиточности крестьянства Сибири, меньше стремившегося в город, с другой стороны – более высоким сравнительно с Европейской Россией заработкам рабочих (хотя надо отметить и более высокий уровень их эксплуатации на периферии страны). Среди них лучше всех оплачивались строители, далее по нисходящей – железнодорожники, горняки и меньше всех – фабрично-заводские рабочие.[177]