Коллектив авторов - Интернет и идеологические движения в России. Коллективная монография Страница 10

Тем не менее мы смогли описать ту группу россиян, которая заявляет через Интернет о своей поддержке Путина, и эта «видимая» в Интернете часть провластного сообщества позволяет судить о побудительных мотивах пропутинских и «крымнашистских» высказываний, на основе которых возник миф о всеобщей всероссийской поддержке действующей власти.

Глава 2

Националисты 2.0: попутчики империи

Глава посвящена интернет-образу российского националистического движения. В ней описывается круг современных трактовок национализма и неразрывно связанного с ним понятия нации, а также предлагается общая характеристика русского националистического течения в исторической ретроспективе. Затем на основе эмпирических интернет-данных анализируется российский националистический дискурс в 2012 и 2014 гг. Анализ позволил заключить, что русскому национализму, несмотря на новые теоретические и практические нововведения в доктрину, так и не удается изжить свой имперский характер.

Рис. 7. Из сообщества «Я русский», 21 октября 2013 г. [93]

О нации и национализме

Нация – слово латинского происхождения, восходит к термину natio, означавшему на языке древних римлян «рождение, происхождение»[94]. В поздней Античности и в Средневековье словом «нация» обозначались обычно большие группы людей, связанных общим происхождением (например, жители римских провинций) или общими занятиями (например, купеческие гильдии или студенческие союзы[95])[96].

Первое серьезное идеологическое наполнение термина «нация» происходит в эпоху Просвещения. Английские и французские мыслители в это время разрабатывали интеллектуальные основания противостояния средневековым и традиционным авторитетам: монархии, церкви, сословной структуре общества. Дальше многих в своем интеллектуальном поиске ушел французский философ Ж. – Ж. Руссо. Он предложил концепцию народного суверенитета, предполагающую, что вся власть в стране осуществляется народом или от лица народа наделенными на то особым правом людьми.

Свершившаяся в конце XVIII века Великая Французская революция во многом была вдохновлена идеями Руссо, а еще ранее ими вдохновлялась Война за независимость США. Именно в ходе этих революционных преобразований произошло сращение республиканских и националистических принципов организации общества.

С этого момента начинается современная история нации и национализма. Одно из классических определений дал Э. Геллнер: «Национализм – это прежде всего политический принцип, суть которого состоит в том, что политическая и национальная единицы должны совпадать»[97]. Под политической единицей Геллнер понимал государство, а под национальной единицей – нацию. Их совпадение означает, что власть в государстве должна осуществляться от лица нации и хотя бы с символического ее одобрения.

Начавшаяся в конце XVIII века «эпоха национализма» приведет к тому, что стремиться к указанному совпадению будут как старые власть имущие элиты (монархи, дворяне, клерикалы), так и «поднимающиеся низы» – коллективное третье сословие: буржуазия, интеллигенция, пролетариат, отчасти крестьянство. В первом случае «совпадение политической и национальной единиц» приводило к укреплению государства и его институтов, во втором – к их демонтажу. Национализм стал мощным ресурсом и инструментом легитимности.

Реализация многих идеалов Просвещения в ходе Американской войны за независимость и Великой Французской революции привело к формированию трактовки национального принципа, который позже в исследовательской литературе получит название гражданской (западной) модели нации. Наиболее популярным ее определением является дефиниция, предложенная Э. Ренаном в конце XIX века: «Нация – это ежедневный плебисцит»[98]. Он подчеркивал, что кроме общности культуры и исторической памяти конституирующей для нации является общая воля людей, составляющих нацию, то есть желание жить вместе.

Параллельно с американским и французским опытом нациестроительства, повлиявшим на развитие других регионов мира, исторически утвердился и иной взгляд на нацию. В Центральной и Восточной Европе, на Балканах, в средиземноморских странах нация рассматривалась главным образом с этнических позиций. Это произошло из-за социально-экономической отсталости регионов: здесь не было мощного давления третьего сословия, требовавшего представительства. Заимствованные идеи Просвещения адаптировались местными интеллектуалами для объяснений процессов, происходящих в аграрных традиционных сообществах. Вторая предпосылка появления этнического национализма – политическая география Центральной и Восточной Европы. В отличие от Западной Европы здесь не сложилось в позднем Средневековье крупных относительно моноэтнических государств; напротив, ключевую роль играли или мелкие феодальные монархии (Германия, Италия), или крупные полиэтнические континентальные империи (Российская, Австрийская и Османская). Постоянные коммуникации с представителями других этносов или разделенное состояние одного народа приводило к обостренному ощущению этнических различий.

Ключевое отличие этнического национализма от гражданского заключается в том, что для практик первого отождествление с государственными институтами не является основополагающим. В этническом национализме существует склонность рассматривать государство как инструмент поддержания и защиты культуры, тогда как гражданский национализм рассматривает государство и нацию как единое целое – нацию-государство. Иными словами, в первом случае государство – инструмент в руках нации; во втором – государство и нация являются синонимами.

В современной исследовательской литературе понятиями этнического и гражданского национализмов принято оперировать прежде всего как идеальными типами, как инструментами познания, а не его предметами. Ни гражданский, ни этнический национализм в чистом виде никогда не существовали, что и порождает, вероятно, неразрешимые трудности в попытках дать определение этому многогранному (идеологическому, социальному, политическому и эпистемологическому) феномену.

В конце XVIII века и вплоть до второй четверти XIX века в русском политическом лексиконе бытует гражданское понимание нации, которое на тот момент наиболее ясно было выражено во французской «Декларации прав человека и гражданина» 1789 г.: «Источником суверенной власти является нация. Никакие учреждения, ни один индивид не могут обладать властью, которая не исходит явно от нации»[99].

А. Тесля пишет:

«Нация» в этих разговорах (в петербуржских салонах начала XIX века. – С. П.) – это гражданская нация, тот самый «народ» в другой фразеологии, являющийся сувереном, единственным источником власти. Впрочем, эта «нация», под которой подразумевается нация политическая, обладающая субъективностью, оказывается едва ли не с самого начала переплетена с «нацией» романтиков – не той, которую надлежит создать через Учредительное собрание, но уже данной в истории, для которой время политическое – лишь момент проявления[100].

Под романтической нацией здесь понимается идеал этнической нации, зарождавшийся на территории немецких княжеств под влиянием идей Просвещения, романтического искусства и интеллектуальной реакции на Французскую революцию.

Популярные в российских просвещенных кругах начала позапрошлого века идеи были близки и царю Александру I, не скрывавшему симпатий к идеалу гражданственности[101]. К этим идеям он вернется во время и после Наполеоновских войн, когда дарует Финляндии (1809) и Царству Польскому (1815) конституцию. В 1818 г. граф Николай Новосильцев в Варшаве начинает работать над «Государственной уставной грамотой», завершив ее к 1820 г. Проект имперской конституции содержал в себе целый ряд положений, превращавших российское самодержавие в конституционную монархию, и подразумевал под собой воплощение идеалов гражданской нации[102]. Но к началу 1820-х гг. у Александра I уже, видимо, не хватало политической воли на столь радикальные реформы. Установить представительное правление на остальной территории империи самодержец так и не решился.

Вместо него об их воплощении задумались представители высших слоев российского общества – будущие декабристы. Еще за три года до восстания декабристов, в 1822 г., Павел Пестель начинает работать над проектом конституции будущей России. Этот проект был озаглавлен как «Русская правда»; в нем уже заметно более значительное влияние концепции этнической нации[103]. В проекте Пестеля нарочито много древнерусских архаизмов. Вместо «нации» автор подчеркнуто использует слово «народ». Название проекта Конституции возводится к своду законов Ярослава Мудрого. В отношении нерусских народов Пестель предлагает осуществлять программу ассимиляции – русификации.