Игорь Беленький - Мэрилин Монро Страница 12

Таков этот эпизод в изложении одного из наиболее информированных прижизненных биографов Мэрилин, он неоднократно пересказывался в различных статьях и интервью тех лет, и для толп поклонников Мэрилин он был частью ее прошлого. В длительных и ожесточенных дискуссиях относительно того, досталась ли Норма Джин своему первому мужу девственной или, простите, нет, приведенный эпизод занимал весьма почетное место. Между тем, за исключением самого факта, весь эпизод — выдумка. Не было старика ревизора[5], не было золотой цепочки и лосиного зуба, не было каморки без окон, не заходила Норма Джин ни к кому в комнату… Словом, ровным счетом ничего. Хотя факт, как говорится, действительно имел место. Двухэтажный особняк — это, по-видимому, «собственный» дом Глэдис на Хайлэнд-авеню. Каморка без окон — это, скорее всего, «Лос-Анджелесский дом сирот», точнее — впечатление напуганной девочки от первых дней в нем; дом, где нет ничего своего, принадлежащего только ей, даже каморки, и никакого окна в будущее. Лучшая комната старика ревизора — символ контраста между казарменным бытом воспитанниц приюта и нормальным бытом воспитательниц. Что же до богатого старика, любителя причудливых игр с маленькими девочками… Его прототипами, по-видимому, послужили двое, с кем судьба столкнула Мэрилин. Один из них это… Док Годдар, молодой супруг «тетушки» Грэйс! С ним действительно в начале 1941 года произошел один курьезный случай. Правда, Норма Джин была тогда уже не «маленькая девочка» — ей шел пятнадцатый год. Во втором издании своей книги, как всегда, обстоятельный и дотошный Гайлс так описывает происшедшее: «В детстве Норма Джин, наверное, больше, чем кто-либо из сверстников, была отгорожена от «прозы» жизни, в том числе от ее сексуальных подробностей. Предохраняли ее от всего этого Болендеры, жизнь в обеих приемных семьях по выходе из сиротского дома постоянно контролировалась Грэйс Годдар, да и в собственном доме Годдаров все вели себя весьма осмотрительно. Учтем также, что, по сравнению со сверстниками, Норма Джин была девочкой чрезвычайно замкнутой. То есть возможностей получить сведения о сексуальной жизни у нее было немного. Поэтому первый же контакт с мужчиной в ее собственной комнате, когда ей было четырнадцать с половиной лет, наверняка потряс ее. Стремясь — сознательно, нет ли — убедиться в том, что она действительно привлекает внимание своими обтягивающими свитерами, губной помадой, заигрывающей походкой, она как вполне нормальную реакцию воспринимала ухаживания одного из соучеников. Но когда Док Годдар, ее любящий «папочка», однажды вечером, разя перегаром, ввалился к ней в комнату, сел к ней на постель и сделал то, что принято называть «французским поцелуем», она не на шутку перепугалась и была готова позвать на помощь».

Другим прототипом был и в самом деле старик — старый Джо Шенк, один из основателей студии «XX век», впоследствии слившейся с «Фоксом». Мэрилин встретилась с ним в 1946 году, когда подписала контракт с компанией «XX век — Фокс» и, какими бы ни были слухи о ее отношениях с Шенком, она, во всяком случае, смогла лично убедиться в неких «особых» пристрастиях этого голливудского могола. Впрочем, я забегаю вперед. Пока Шенк — лишь прототип старика проказника.

Можно только изумляться способности Мэрилин превращать черное в белое, камуфлируя реальность выдумкой и преображая короткий семейный инцидент, где не произошло ровным счетом ничего катастрофического, в целую новеллу, драматический анекдот, который без натяжек можно использовать как иллюстрацию в учебнике по сексуальной психопатологии. Скрывая этот грех Дока от его жены Грэйс, Норма Джин, однако, ничего не забыла, даже став Мэрилин. Позднее, создавая вместе с профессионалами из рекламного отдела кинокомпании «XX век — Фокс» собственный имидж, публичный образ, объединяющий и ее экранных героинь, и ту, какою она была на самом деле или, во всяком случае, хотела казаться, Мэрилин решила претворить реальность (еще и окрашенную отношениями с Джо Шенком) в сюжет. В самом деле, в отличие от реального происшествия с пьяным Доком, не столько даже драматичного, сколько забавного и имевшего место не то в январе, не то в феврале 1941 года, придуманный Мэрилин эпизод с развратным старичком (биограф с ее слов относит его к 1934–1935 годам) выглядит самым настоящим (и нешуточным) сюжетом, где, как и в каждом сюжете, события организованы, им приданы последовательность и закономерность: маленькая героиня обречена подняться по лестнице, ибо взять белье из шкафа — ее обязанность; она обречена войти в комнату к старику, ибо он — столп миропорядка, а она обучена повиноваться и т. д. Этой обреченности нет в реальном происшествии — оно вообще могло не состояться. Далее, перед пьяным Доком (даже в сухом пересказе Гайлса чувствуется аромат виски) сидела живая Норма Джин — я, например, охотно представляю себе ее, так и оставшуюся сидеть на постели после того, как Док вывалился из ее комнаты, не столько потрясенную, сколько пораженную случившимся, ибо при всех ее свитерах в обтяжку, взасос ее никто еще не целовал! В анекдоте же, придуманном Мэрилин и пересказанном Золотовым, перед нами не Норма Джин — маленькая ли, выросшая, — но Богиня любви в детстве, Королева экрана девочкой, героиня не то Диккенса, не то даже маркиза де Сада (старик-то с его золотыми часами и лосиным зубом, несомненно, из породы десадовских «либертенов»[6]). Вместе с сотнями тарелок, вилок и ложек, якобы ежедневно за несколько центов перемывавшихся несчастным ребенком в приюте, эпизод со старичком проказником — это, можно сказать, исток мифа о Мэрилин, его самое верховье.

Происшедшего оказалось достаточно, чтобы не оставаться более в доме любвеобильного Дока и его небдительной супруги, и Норма Джин обо всем рассказала родственнице своей опекунши, старой тетушке Эне Лауэр. Та переполошилась и настояла на том, чтобы Норма Джин переселилась к ней, на довольно-таки приличное расстояние от Дока, во всех отношениях человека милого, но, к сожалению, пламенного энтузиаста шотландского виски — «употребив» это благородное питье, он становился «не в себе».

Наконец, еще одно обстоятельство, способное, как мне кажется, привлечь внимание к дому Грэйс и Дока Годдар за те пять лет (с января 1938 по июнь 1942 года), что прожила там Норма Джин. В Западном Ван-Нюйсе (районе Голливуда) дом Дока Годдара располагался по соседству с другим домом, где проживала семья некоего Дахерти. За одного из сыновей Дахерти, Джимми, и вышла впервые замуж Норма Джин. Не сложно подсчитать, что было ей к моменту замужества только шестнадцать лет (для сравнения: ее мать Глэдис вышла замуж, когда ей было пятнадцать).

Раннее замужество… Если бы речь шла не о Мэрилин Монро, а о некой Норме Джин Бэйкер, это был бы просто факт биографии, пусть и не вполне заурядный, но и не уникальный. Наши бабушки нередко выходили замуж рано — тут и традиции, и общественные ритуалы, и положение женщины в обществе, и индивидуальные особенности. Но речь идет именно о национальной героине, в чьей судьбе миллионы ее поклонников и поклонниц искали отражение собственных судеб, выражение собственных грез и мечтаний — она воплощала для них Великую мечту, гордо названную Американской. Что она означала для Мэрилин, как она ее осуществляла, как осуществила и что осталось в итоге — обо всем этом дальше. Здесь же следует сказать, что в том мифе, который носит имя героини этой книги, замужество имеет принципиальное значение — не просто как жизненный факт, событие (оно — событие в жизни любой женщины), но как веха, этап, стадия в создании мифа, в осуществлении Мечты — и в мифологическом, и в мифическом смысле слова.

Итак, первое замужество. Оно было не только ранним. Оно оказалось вынужденным, безлюбовным, необдуманным, неприметным, скоропалительным. Словом, оно было обречено. Разумеется, оно было вызвано конкретными и вполне объяснимыми причинами. Помимо того что, как мы уже знаем, Док Годдар любил «прикладываться» к бутылке, а «приложившись», оказывался способен на совершенно непредсказуемые поступки, он к тому же был из неудачников. Посредственный инженер на авиационной фирме, мечтавший когда-то об изобретательстве (потому приятели и назвали его Доктором, или сокращенно Доком), он смирился с производственной монотонной текучкой, с неудачной семейной жизнью (брак с Грэйс был отчаянной попыткой переложить еще на кого-нибудь груз своих неудач) и в промежутке между бутылками виски что-то пилил и точил в своей мастерской, хвастаясь несуществующими патентами на эфемерные изобретения. Однако обманывать он мог только самого себя. Грэйс «понимала, что для Дока — это способ оправдаться за их посредственный уровень жизни». Известно: неудачников тянет к неудачникам. Док нашел Грэйс, а она нашла Дока, и жизнь должна была продолжаться, но для подросшей сироты Нормы Джин места в жизни этих двух неудачников почему-то не нашлось. И тогда ее выдали замуж.