Роберт Эттингер - Перспективы бессмертия Страница 12

Таким образом, мы не можем сразу отклонить иногда встречающееся предложение, чтобы тела хранились в условиях вечной мерзлоты в арктических регионах. Очевидное преимущество такой идеи в отсутствии потребности в значительных инвестициях и обслуживании, а также пониженной уязвимости в случае войны. Тем не менее, даже самая холодная естественная температура значительно выше температуры сухого льда, и, вероятно, слишком высока. Шансы представляются весьма неблагоприятными.

Что касается сверхдлительного хранения, существует почти (но не полностью) общее согласие, что температура жидкого гелия, в районе –27 °C°, самая безопасная. Один из оппонентов этой идеи — доктор Р. Б. Грешам, который отмечает: «Было показано, что после того, как вещество заморожено, термодинамическая активность продолжается до –196 C°, температуры жидкого азота, при которой движение прекращается и отмечается вновь при –269 C°, температуре жидкого гелия… Хотя воздействие этой термодинамической активности на долгосрочное хранения живых клеток неизвестно, в случаях, когда сроки хранения измеряются годами, теоретически желательно поддерживать температуру –196 C°». (36)

Этот аргумент вообще-то не выглядит очень убедительным. «Термодинамическая активность» и «движение» относятся только к определенным неравномерностям в скорости потери тепла с понижением температуры и сопутствующим изменениям в молекулярной структуре или физическом состоянии веществ, в основном, воды. Насколько известно, нет особых причин полагать, что это означает какую бы то ни было нестабильность при фиксированной температуре. Большинство авторов не особо озабочено этой проблемой.

Более серьезное возражение против использования сверхнизких температур в том, что хотя ничего не произойдет после достижения температуры хранения, изменения могут произойти в процессе охлаждения. Другими словами, не стоит использовать температуру ниже, чем это необходимо, поскольку это может привести к ненужным дополнительным проблемам. Во всех температурных диапазонах, большее охлаждение означает большие изменения, а ненужных изменений следует избегать.

С практической стороны, жидкий гелий относительно дорог и сложен в обращении.

Таким образом, скорее всего, произойдет следующее. В настоящее время лучшим выбором является температура жидкого азота. Когда будут построены постоянные сооружения для хранения, вероятно, будет использоваться жидкий гелий. В случае чрезвычайных обстоятельств или крайней экономии, может быть использован сухой лед, который дешев и прост в применении.

Не будет ли замороженное тело, хотя и защищенное от разложения, медленно, но неумолимо «сожжено» естественной радиацией?

Мы знаем, что она окружает нас: космические лучи бомбардируют нас с неба; уран, торий и радий. содержащиеся в камнях и почве, в бетоне и кирпичах, распыляют проникающее излучение, схожее с рентгеновскими лучами; некоторые радиоактивные атомы (радиоизотопы) в наших собственных телах медленно отравляют нас. (В дополнение к этой естественной «фоновой» радиации, существуют и радиоактивные осадки от тестирования ядерного оружия, но они пока что более или менее незначительны.)

Поскольку интенсивность этой радиации невысока, она оказывает только «привычную дозу», которая почти незаметна, поскольку функционирующий организм может исправить большую часть таких повреждений так же быстро, как они появляются. Но все эти дозы, поглощенные телом в замороженном состоянии, должны считаться серьезными; мы должны рассмотреть возможность того, что накопленные повреждения замороженного тела могут стать серьезными по прошествии многих лет.

Изучая имеющиеся данные, мы видим, что это действительно может быть проблемой, но не очень страшной. (Подходящая информация может быть найдена, к примеру, в работе «Эффекты ядерного оружия», Комиссия по атомной энергии США, 1962.)

Единица, обычно используемая для измерения полученной дозы радиации, — это «рем» (rem — roentgen equivalent for man, эквивалент рентгена для человека);[30] нам не нужно техническое описание, но можно отметить, что доза в 100 рем или меньше, не приводит к заметным заболеваниям, доза в 600 рем приводит к серьезной лучевой болезни, требующей госпитализации и профессионального ухода, а доза в 1000 рем или более практически всегда смертельна при существующих возможностях медицины.

Фоновая радиация значительно меняется в зависимости от местоположения, но при среднем уровне можно грубо оценить, что каждый получает дозу примерно в 10 рем в течение 50 лет. Тогда хранящемуся телу потребуется 500 лет, чтобы получить «клиническую» дозу радиации в 100 рем, при которой могут стать заметны первые симптомы, и 3000 лет, чтобы получить опасную дозу в 600 рем. Конечно, эти сроки могут уменьшиться в случае ядерной войны или чрезмерного тестирования ядерного оружия, приводящих к радиоактивным осадкам; но они также могут быть значительно увеличены с помощью не очень дорогих мер предосторожности.

Если хранить тела под землей, в хранилищах, построенных из низко радиоактивных материалов, такие хранилища будут защищать тела от большей части фоновой радиации, оставляя только внутреннее излучение. Оно большей частью состоит из излучения радиоизотопа калия-40, содержащегося, главным образом, в мягких тканях тела.

Доза радиации от калия-40 составляет около 20 миллирем в год. Она не будет меняться со временем, поскольку «период полураспада» (срок, за который излучение уменьшается вдвое вследствие распада половины радиоактивного вещества) составляет для калия-40 более миллиарда лет. Но чтобы накопить дозу в 100 рем потребуется 5000 лет, а для 600 рем срок составит 30 000 лет.

И даже тогда радиационные повреждения будут, бесспорно, значительно меньше, чем повреждения, нанесенные (телам, замороженным раньше всех) грубыми методами заморозки, так что можно предположить, что должно пройти не менее 100 тысяч лет, чтобы радиационные повреждения стали значительными. Мне приходят на ум некоторые чрезвычайные меры, которые можно предпринять, чтобы увеличить это время до миллиона лет и более, но это не будет стоить затраченных усилий.

Большинство из нас будет заморожено продвинутыми методами, изобретенными в следующие 10–20 лет, и будет ждать в замороженном состоянии только решения проблемы старения. В свете взрывного ускорения научно-технического прогресса будет просто поразительно, если для этого потребуется 5000 лет. Поэтому мы можем не придавать значения вредному воздействию радиации.

Тем не менее, в качестве постскриптума стоит успокоить и тех, кто беспокоится о генетических эффектах радиации. Действительно, доза в 100–300 рем, постоянно получаемая каждым человеком в каждом поколении, может со временем привести к такому количеству мутаций, которое поставит человеческий вид под угрозу, если ничего не будет предпринято. Однако мы ожидаем, в конце концов, что сможем научиться контролировать и менять наши гены, наследственную информацию, хранящуюся в наших клетках, а кроме того оживленные замороженные не будут составлять все население. Для индивидуального же беспокойства причин вообще нет: человек, получивший дозу 500 рем, имеет лишь незначительный риск передать какие-то изменения своим детям или внукам. (См., например, статью профессора Муллера в учебнике «Радиационная биология», ред. Александр Холлендер, McGraw-Hill, 1954 г.)

Глава 3. Восстановление и омоложение

Мы рассмотрели возможность того, что тело только что умершего человека может быть заморожено, сохранено в течение долгого времени при низкой температуре и отогрето снова без чрезмерных повреждений. Но даже после того, как это сделано, оно все равно остается всего лишь телом только что умершего человека (хотя ему может уже быть сотни лет), и еще очень многое необходимо сделать. Мы должны быть уверены, что это тело может быть оживлено и не только; если мы умираем больными, нас нужно сделать здоровыми, если мы умираем поврежденными, нас нужно сделать целыми, если мы умираем старыми, нас нужно сделать молодыми.

(На самом деле, мы хотим даже большего. Мы надеемся, что нас сделают не только как новыми, но, в конечном счете, намного лучше, чем новыми. Впрочем, эту часть обсуждения мы отложим до следующих глав.)

Конечно, невозможно предложить абсолютно строгое доказательство будущих возможностей науки. К примеру, ни один инженер сегодня не может доказать, что когда-нибудь будет возможно производить дешевые, безопасные и надежные семейные вертолеты. Он не может доказать, что это можно сделать, поскольку он не знает до конца, как это можно сделать. Тем не менее, многие инженеры, вероятно, почти все, с уверенностью сделают такой прогноз; благоприятные тенденции и результаты современных исследований и вся история технологий подсказывают это.