Кен Уилбер - Теория всего. Интегральный подход к бизнесу, политике, науке и духовности Страница 13

СЭД стала первой книгой, которую я написал в течение почти десяти лет, прошедших со времени событий, описанных в книге «Благодать и стойкость: Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Киллам Уилбер». (Через десять дней после того, как мы с Трейей поженились в 1983 году, у нее диагностировали рак груди. Мы пять лет сражались с болезнью. Трейя умерла в 1989 году в возрасте 41 года. Она попросила меня написать об испытаниях, через которые мы прошли; в результате была написана «Благодать и стойкость».)

Предыдущая моя книга, «Трансформации сознания» (в соавт. с Джеком Энглером и Дэниелом П. Брауном)[41], была завершена в 1984 году; я написал «Благодать и стойкость» в 1991-м; затем я подготовился к тому, чтобы наконец-то написать учебник по интегральной психологии, что я хотел сделать уже несколько лет. Рабочее название, которое я дал этому учебнику, было «Система, самость и структура», однако по какой-то причине мне никак не удавалось его написать. С намерением завершить его я засел было за письменный стол и начал составлять конспект двухтомного труда, но, к своему ужасу, обнаружил, что четыре слова, к которым я прибегнул уже в первом абзаце, более не допускались в академическом дискурсе (а именно – «развитие», «иерархия», «трансцендентальный», «универсальный»). Стоит ли говорить, что это поставило жирный крест на моей попытке написать сию книгу, и бедная «Система, самость и структура» вновь оказалась отложена до лучших времен. (Недавно я выпустил сокращенную версию учебника в виде книги под названием «Интегральная психология».)

То, что произошло за время моего десятилетнего перерыва в писательской деятельности, и то, чему я не уделил достаточно внимания, заключалось в том, что радикальный постмодернизм и зеленый мем, пожалуй, всецело наводнили академическую науку в общем и культурологию в частности: даже альтернативные институты и университеты говорили на постмодернистском наречии с громогласной авторитарностью. Политкорректность осуществляла полицейский контроль над типами серьезного дискурса, которые разрешалось и запрещалось озвучивать в академической сфере. Плюралистический релятивизм стал единственно признаваемым воззрением. Он утверждал, что все истины культурно обусловлены (за исключением его собственной истины, которая верна для всех культур); он утверждал, что не существует трансцендентальных истин (за исключением его собственных утверждений, которые трансцендировали конкретные контексты); он утверждал, что все иерархии и всякое ценностное ранжирование имеет притесняющий и маргинализирующий характер (за исключением его собственного ценностного ранжирования, превосходящего свои альтернативы); он утверждал, что нет универсальных истин (за исключением его собственного плюрализма, который универсально верен для всех людей и народов).

Минусы крайнего постмодернизма и плюралистического релятивизма теперь хорошо известны и общепризнанны, но в тот период, когда я пытался написать «Систему, самость и структуру», они считались священным писанием и служили предметами религиозного почитания, из-за чего любые попытки исследований развития или трансцендентальных исследований предавались анафеме. Вследствие этого я отложил «Систему, самость и структуру» и начал задаваться вопросом, как же я могу продолжать, чувствуя себя лососем, которому сначала предстояло плыть против течения, дабы приплыть хоть к чему-то интересному.

В тот период, когда я терзался вопросом, как мне продолжить свои исследования в подобной интеллектуальной атмосфере, имевшей своей целью деконструировать все встречаемое на пути, одно для меня стало очевидным: мне придется отступиться и начать с самого начала, попытавшись создать словарь для более конструктивной философии. За пределами плюралистического релятивизма находится универсальный интегрализм; следовательно, я стремился очертить философию универсального интегрализма.

Иными словами, я был в поисках мировой философии – или интегральной философии, – которая убедительным образом объединила бы множество плюралистических контекстов науки, морали и эстетики, восточной и западной философии, а также великих духовных традиций мира. Не на уровне детального обсуждения, – что представляет собой беспредельную и неосуществимую задачу, – а на уровне ориентирующих обобщений: то есть способа предложить восприятие мира как того, что в действительности является единым и нераздельным целым, соотносящимся с самим собой во всех проявлениях: я хотел предложить холистическую философию для холистического Космоса – внушающую доверие Теорию Всего.

В результате три года спустя появилась «Секс, экология, духовность». В то время я жил жизнью отшельника; за три года я видел только четырех человек (Роджер Уолш, имеющий степень доктора медицины, раз в год заезжал ко мне, дабы убедиться, что я все еще жив); по сути, это был довольно типичный трехлетний безмолвный ретрит (этот период я описал в книге «Один вкус», в записи от 12 июня). Я заперся в этом процессе, но он не сдавался.

Сложнейшая часть касалась иерархий. Допустим, иерархии доминирования достойны сожаления, а притесняющие виды общественного ранжирования губительны. Постмодернизм, к счастью, повысил нашу чувствительность к данным проявлениям несправедливости. Однако даже антииерархично настроенные критики придерживаются своих выраженных иерархий (или способов ценностного ранжирования). Постмодернисты ценят плюрализм больше, чем абсолютизм, – такова их иерархия ценностей. Даже экофилософы, с отвращением относящиеся к иерархиям, располагающим человека на вершине эволюционной шкалы, придерживаются своих четких иерархий, а именно: субатомные частицы являются частями атомов, которые являются частями молекул, которые являются частями клеток, которые являются частями организмов, которые являются частями экосистем, которые являются частями биосферы. Они, следовательно, ценят биосферу превыше отдельных организмов, таких как человек, а посему порицают, когда человек использует биосферу ради корыстных и ведущих к погибели целей. Все это является плодом их собственной конкретной иерархии ценностей.

Феминистки придерживаются ряда иерархий (например, общества, основанные на партнерстве, лучше, чем общества, основанные на властных отношениях; установление связей лучше, чем ранжирование; освобождение лучше, чем притеснение); системные теоретики предлагают сотни различных иерархий (большинство природных систем иерархически упорядочены); биологи, лингвисты и психологи, исследующие развитие, имеют свои иерархии. (Даже те мемы, которые не признают иерархий – такие как бежевый или пурпурный, – все равно имеют иерархические структуры.) Оказалось, что у всех есть свой род иерархии, даже у тех, кто заявлял, что у них нет ничего подобного. Проблема состояла в том, что ни одна из иерархий одной стороны не совпадала с иерархиями других сторон. Ни одна из иерархий не пребывала в согласии с другими. И именно эта базовая проблема в течение трех лет держала меня взаперти.

В какой-то момент я выписал более двухсот иерархий на листах блокнота и расположил их вокруг себя на полу, пытаясь выяснить, как же можно их согласовать друг с другом. Передо мною были иерархии «естественных наук», с которыми все довольно просто, ибо их существование никто не отрицал: речь идет, к примеру, об иерархии от атомов к молекулам, клеткам и организмам. Коль скоро они были настолько наглядны, понять их было легко: организмы действительно содержат клетки, которые действительно содержат молекулы, которые действительно содержат атомы. Все это можно даже напрямую наблюдать в микроскоп. Данная иерархия – это иерархия реального охвата: клетки буквально охватывают или обертывают молекулы.

Еще одним достаточно простым иерархическим рядом были иерархии, открытые в психологии развития. Все они были вариациями на иерархию, идущую от доконвенционального через конвенциональное к постконвенциональному, или, если говорить более детально, от ощущения к восприятию, побуждению, образу, символу, понятию, правилу и формальным операциям… Имена различались в зависимости от модели, сами модели немного отличались, однако всех их объединял единый лейтмотив иерархии: каждая последующая стадия включала предыдущие, а затем добавляла какой-то новый аспект. Это казалось очень похожим на иерархии естественных наук (за исключением того, что их нельзя было непосредственно наблюдать в сколь-нибудь наглядной форме). Более того, действительно можно наблюдать организмы и клетки в эмпирическом мире, однако невозможно при помощи того же внешнего наблюдения увидеть внутренние состояния сознания. Было неочевидно, каким образом данные иерархии возможно – и допустимо ли вообще – соотносить друг с другом.