Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 7 Страница 13

Но возможно ли это для нее? Пока, вначале, и, конечно, на вполне законном основании, она игнорировала этот вопрос, ограничиваясь одним только предметом. И это ограничение с необходимостью заставило ее говорить о предмете, к которому познающий субъект уже более не имеет никакого отношения. Первый шаг на этом пути состоял в отделении психического бытия от смысла, акта мышления от мысли. На этом разделении и только на нем покоилось все своеобразие трансцендентально-логического метода, и все его преимущества происходили из этого радикального разграничения ценности и действительности. Но эти преимущества имеют и оборотную сторону. Следует уяснить себе, что метод, нерв которого образует разделение, не в состоянии снова восстановить связь между предметом и познанием. В этом бессилии обнаруживается принципиальная односторонность и несовершенство этого метода. Тем самым доказана также необходимость его восполнения. Чтобы стать совершенным и быть в состоянии дать систему теории познания, он должен бы найти обратный путь от довлеющих себе и трансцендентных ценностей к психическому процессу познания; но уже первым своим шагом, установившим непроходимую пропасть между бытием и ценностью, он отрезал себе этот обратный путь раз навсегда. Если хотят разрешить также и проблему познания предмета, то никогда нельзя идти обратно от предмета к познанию, но только вперед – от познания к предмету. Но это приводит нас обратно к первому трансцендентально-психологическому пути. Мы не можем все время игнорировать акта познания. Первый путь, из него исходящий, может быть, и имеет свои недостатки, но без него все же нельзя обойтись, если должно восстановить связь между предметом и познанием. Может быть, не как «первый» путь, но как «второй» путь он также необходим.

И, наконец, действительно ли так уж велики недостатки трансцендентально-психологического метода, что ему следует отказать в научной правомерности? Вернее, не устраняются ли эти его недостатки именно тем, что метод этот совмещается с чисто логическим? Мы попытаемся ответить на эти вопросы отдельно, сначала в применении к понятию очевидности, а затем к понятию акта суждения.

Что психологический анализ чувства очевидности никогда не откроет нам его трансцендентного значения, – это по прежнему остается очевидным. Но раз мы уже предположили, что так или иначе имеется трансцендентный предмет, а эту предпосылку должна сделать всякая теория познания, то тогда не только возможно, но даже и необходимо поставить вопрос о критерии истины, чтобы таким образом понять познание предмета. Конечно, никак уже более невозможно «объяснить» появление требования, с одной стороны связанного с чувством, с другой же стороны – долженствующего все же обладать трансцендентной значимостью независимо от всякого бытия. Но отсюда вовсе не следует, что чувство очевидности, как критерий истины, ведет к релятивизму и к уничтожению понятия познания. Существует ли, кроме психического состояния, какой-нибудь иной критерий истины наших суждений? Пока не найден такой непсихический критерий, надо остаться при том, что «субъективное» чувство необходимости гарантирует (verbürgt) «транссубъективную» необходимость. Требовать «объяснения» для этого не имеет смысла. Объяснения, подобные тем, что дают нам другие науки, вращаются всегда в пределах бытия и никогда не могут коснуться трансцендентного смысла. Для теории познания вполне достаточно показать, что своеобразная двусторонность очевидности есть совершенно неизбежное допущение, потому что всякая попытка оспаривать это допущение также должна для правильности своих суждений основываться на каком-либо имманентном критерии истины и потому должна предполагать уже то, что она пытается оспаривать, именно, что психическое состояние гарантирует трансцендентную значимость. Можно, конечно, не соглашаться с тем, что очевидность, рассматриваемая как психическое состояние, есть чувство. Можно также вовсе избегнуть слова очевидность; можно, наконец, даже сказать, что неправильно, будто познание всегда есть суждение и нуждается поэтому в необходимости суждения. Тем не менее все это в главном вопросе не играет ни малейшей роли, так как нельзя все же отрицать, что познание, если оно и есть нечто большее, чем простой психический процесс, есть в то же время всегда также и психический процесс, и что в этом психическом бытии должно находиться нечто, гарантирующее это «большее». В конце концов, без этой предпосылки не может обойтись также и трансцендентально-логический метод. Мы можем, отвлекаясь от акта мышления, принимать во внимание только независимый от него смысл; но и в таком случае мы все же всегда имеем дело со смыслом истинного предложения, который можно «понимать», а это, в свою очередь, включает допущение, что человек, понимающей истину, обладает имманентным критерием того, что со словами связан положительный трансцендентный смысл. Но тот, кто согласился с этим, тем самым уже придает психическому состоянию значение, делающее его чем-то большим, нежели простым психическим состоянием; он истолковывает его, как смысл, которого он не имеет в качестве психического состояния. Таким образом конструируется имманентный смысл психического. Разве лишне то, что трансцендентальная психология явно сознает этот имманентный смысл, как неизбежную предпосылку всякого действительного познания? Конечно, нет. Трансцендентально-психологическая теория имманентного смысла очевидности есть необходимая часть теории познания, поскольку последняя касается познания предмета.

Обратившись теперь к трансцендентально-психологическому анализу акта суждения, мы увидим, что и он возможен только благодаря тому, что мы уже с самого начала относим суждение к его трансцендентному предмету; постольку этот метод покоится, следовательно, на petitio principii, так что с этой точки зрения второй путь предпочтительнее. Но, отвлекаясь от этого, мы видим, что трансцендентально-психологический анализ акта суждения точно так же не является излишним, но восполняет в теории познания пробел, который невозможно пополнить другим способом. Начавши теорию познания трансцендентально-логическим рассуждением, мы в итоге имеем с одной стороны трансцендентную ценность, а с другой – имманентный психический акт мышления. Но каким образом бытие приходит к смыслу, действительность – к ценности? Понять это можно, только установив между трансцендентным и имманентным среднее царство, то царство имманентного смысла, о котором мы уже говорили выше; но тогда по-прежнему окажется, что смысл всякого акта суждения есть утверждение долженствования. Это не следует понимать так, будто суждение приобретает смысл этического действия, хотя познание, по смыслу его, и должно назвать «практическим», в широком значении слова, т. е. в смысле активного отношения (Stellungnehmens) к ценности. Это важно потому, что тем самым познание в целом нашей жизни теряет свое исключительное положение. Оно в известном смысле уравнивается как с этическим, так и с эстетическим отношениями, которые означают тоже такого же рода активное действие (Stellungsnehmen), сколь бы ни отличались они в иных отношениях от познания. Трансцендентная ценность необходимо претворяется для мышления в долженствование, признаваемое через утверждение. Конечно, можно сказать, что только тогда, когда само это отношение становится для человека «долгом», переходим мы в область «практического», утверждение же само по себе есть еще чисто теоретический акт. В таком случае, однако, слово практический берется снова в его узком значении, в котором оно противостоит другим видам активного отношения. Здесь для нас важно лишь понять смысл познания так, чтобы он, в противоположность пассивному созерцанию, был активным признанием ценности. Еще и по другой причине познание следует назвать «практическим», подчеркивая его родство с нравственным волением. В обоих случаях ценности, по отношению к которым занимается известное положение, обладают «категорической», безусловной значимостью. В обоих случаях ценность признается единственно ради ценности. В обоих случаях признание «автономно», т. е. в практическом значении слова «свободно». Констатирование этой логической автономии и свободы акта суждения, разумеется, не имеющей ничего общего с беспричинностью, имеет решающее значение не только для общих вопросов мировоззрения, но и для самой теории познания. Ибо, только вскрывши этот имманентный смысл познания, можем мы понять, как может мышление овладеть трансцендентным предметом и стать познанием. С помощью понятия свободного признания долженствования ради долженствования и ценности ради ценности трансцендентальная психология перекидывает мост между двумя мирами, разделенными трансцендентальной логикой. Как практически «свободные» существа и только как таковые, овладеваем мы миром трансцендентной ценности. В этом – суть теории имманентного смысла акта суждения, которую дает нам трансцендентальная психология.