Антинаучная физика: загадки пространства, времени и сознания - Александр Петрович Никонов Страница 13

И последний эпизод, который она рассказала мне… Однажды она проснулась, и рядом со мной увидела женщину, которая указывала на меня пальцем, как будто она хотела забрать меня или что-то в этом роде… У меня мурашки бегут по коже каждый раз, когда я думаю об этой истории…

Я прошу прощения за этот долгий для комментария рассказ. Это был первый раз, когда я рассказал такое кому-то… В мире происходят некоторые странные вещи, которые мы не можем полностью объяснить… и чем больше я вижу, тем больше чувствую, что мы живем в очень сложном мире»[10].

L9MK

Последняя история – от моего коллеги по перу. Красноярский писатель Александр Бушков, с которым я в своей жизни встречался всего один раз, и который сам себя охарактеризовал в разговоре так – «Я парень простой, могу и в пятак втереть…» – поведал народу про один странный случай.

Дело в том, что Бушков по молодости много времени провел в тайге, в разных экспедициях. И вот в одной из них с ним приключилось то, что он потом расписал на огромном количестве страниц, но мы с вами описания природы а-ля Паустовский опустим и ужмем рассказ до пролетарской сути. А все бушковские пространные описания таежных красот сведем до трех слов: «места были глухие». Настолько, что рябчики там не боялись людей, а рыбу в реке он ловил трусами… Но мы, как я уже сказал, сэкономим на паустовщине, не пожалею я места только для описания ощущений, ибо они тут главное. Наука от ощущений отмахивается, ей факты подавай. Но что делать, если главным фактом нашей жизни как раз и являются ощущения?

Итак, однажды выпускник пединститута Василий Привалихин, фамилию которого Бушков зачем-то приводит, ну, и я приведу, пусть будет… а также двое студентов без фамилий (вся троица, надо полагать, с истфака) организовали археологическую экспедицию на остров Сергушкина в Ангаре: там ранее находили стоянки древнего человека. К экспедиции присоединился молодой тогда еще Александр Бушков.

И вот однажды взял он ружьишко да пошел из лагеря в тайгу. За ним увязалась большая охотничья собака по кличке Лебедь. Таежная собака – это вам не городская интеллигентщина, это серьезный товарищ, познавший жизнь, которого пальцем не напугаешь:

«Помахивая хвостом, Лебедь бежал по кочкарнику, через сосновое редколесье, и с ним было особенно надежно: мы знали, что Лебедь сумеет остановить и медведя, и лося…

В этот день все было, как обычно: мы с Лебедем дошли до шиверы (мелкий речной перекат – А. Н.), и после того, как я умыл горящее от укусов комаров лицо, немного посидели там. Вернее, я посидел на камнях, глядя на закат… А Лебедь побежал, понюхал камни и потом в кустах на кого-то громко тявкнул…

Огромная зверовая лайка внезапно встала, как вкопанная, и шерсть на загривке Лебедя поднялась дыбом. Тихо, вкрадчиво рыча, Лебедь пошел странной походкой – словно бы вдоль чего-то, куда ему не хотелось. Прошел метров пять и попятился прямо ко мне, сел возле ноги.

– Что там, Лебедь?!

Пес поднял ко мне исполосованную жуткими шрамами страшную морду; в глазах его плескался темный ужас, невольно передаваясь и мне. И тут же собака снова уставилась на пустую площадку меж сосен – туда, откуда прибежала.

С первой минуты, как забеспокоился Лебедь, я тут же решил, что там медведь! Сдернул с плеча оружие, снял с предохранителя. С расстояния в пять метров заряд картечи из 12-го калибра валит небольшое деревцо, а потом картечь расходится «стаканом» диаметром сантиметров тридцать, и каждая картечина – это по сути небольшая пуля. Теперь эти смерти застыли в моих руках, внутри железных пустых палок, и послать их в зверя или человека я мог одним движением руки.

Но стрелять было совершенно не в кого. Было не совсем светло, но и вовсе не темно – северные сумерки светлые и без теней. Местность была видна по всему редколесью, метров на двести в каждую сторону.

Во все стороны, и сзади тоже, – ни малейшего движения. Я сделал шаг вперед, и тут же Лебедь, тихонько скуля, двинулся, но не впереди, не рядом – а за мной. Все тело огромного пса было напряжено, как струна, на морде застыло какое-то безумное и вместе с тем жалкое выражение; зверь шел, как будто пританцовывал. Я понял, что пес в любую секунду готов к битве не на жизнь, а на смерть, и к тому же ужасно боится. Но с кем драться?! Кого бояться?! Нигде никого, ничего. Мертвая тишина, дремотный покой леса в июльскую светлую ночь.

Вот я перешел какую-то невидимую, но для Лебедя понятную границу, и пес жалобно заворчал, заскулил. Делаю шаг назад, и Лебедь прижимается к моим ногам; я чувствую, как он мелко-мелко дрожит. И вот так – пригнувшись, стиснув ружье, постоянно натыкаясь на собаку, я постепенно начинаю понимать, какого именно куска земли боится Лебедь. Получается, что пес не хочет идти в эдакий круг диаметром метров сорок или пятьдесят. Глаза безумные, перепуганные, шерсть дыбом, все мышцы напряжены.

И хоть убейте, нет в этом круге ничего. Ничего и никого. Такие же сосны, такие же кочки и мох. Все прекрасно видно, нигде никакого движения. Кто-то длинный лежит, утонув во мху?! Нет, бревно. Что-то движется?! Нет, это мы с Лебедем движемся, перемещаемся и с разных точек видим одни кустики.

Нервы все больше на пределе, испуг собаки заражает все сильнее.

Хруст!!! Шорох!!!! Кто-то большой идет сзади! Круто поворачиваясь, скачком встаю к стволу дерева. Но Лебедь и ухом не повел, смотрит все в глубь непонятного пятна.

Уф-ф… Ничего и никого. Просто хрустнул сучок, сорвалась полусгнившая ветка. Вон она, мягко покачивается на кусте.

И тогда я решаюсь – иначе можно довести себя до такого, что потом не сможешь войти в лес. Стискивая зубы, вхожу внутрь проклятого «пятна». И ничего не происходит. Тишина, только я сам зашелестел кустами, примял мох на кочках.

Лебедь тоненько скулит, мелко перебирает ногами, бежит не за мной, а по периметру какого-то круга, в который он зайти не смеет. И становится очень видна граница этой загадочной зоны, Лебедь проводит ее крайне четко.

С минуту стою, чтобы успокоиться. Ну вот, я