Джин Квок - Девушка в переводе Страница 14

— Са-пасибо.

Мистер Богарт лишь коротко кивнул и направился к ученикам, большинство из которых изумленно раскрыли рты, увидев, как ненавистный мистер Богарт получил подарок от кого-то из родителей.

Ма сразу же поспешила на работу, а Тети Полы и вправду не оказалось на фабрике в то утро, так что нас не уволили. Этот случай никак не изменил отношения мистера Богарта ко мне, ни в лучшую, ни в худшую сторону, чему я была рада, но зато я поняла, что Ма изо всех сил старалась помочь мне в школьных делах.

За день до Рождества я встретила на фабрике Мэтта. Погладив пальцем лобик панды, затаившегося у меня в кармане, я подошла к Мэтту поздороваться.

— С Рождеством. — И, вытащив панду из кармана, протянула ему.

Я долго обдумывала это. Тайрон мне очень нравился, но я с ним ни разу даже не разговаривала. А Мэтту я была признательна, и он был единственным, кому известна моя настоящая жизнь, поскольку у него — такая же. Сделать ему подарок мне хотелось даже сильнее, чем хотелось оставить у себя маленького панду, — а больше у меня ничего не было.

Мэтт подбросил игрушку высоко в воздух, ловко поймал.

— И за что же, интересно?

— Ты мне помог, — сказала я. Хотела добавить: «И ты мне очень нравишься», но промолчала.

Он улыбнулся, и только тогда я заметила кровоподтек у него на скуле.

— Сдается мне, что панда хочет остаться с тобой, — проговорил он, ласково вкладывая игрушку обратно мне в ладонь.

Во мне боролись два чувства — облегчения и одновременно разочарования, что он отверг мой подарок. Помолчав, я спросила, кивком показав на синяк:

— Что это с тобой случилось?

— А, ерунда. Какие-то придурки приставали к моему брату. — Он пожал плечами, изображая безразличие, но казался в этот момент таким маленьким и щуплым, что у меня даже внутри заболело.

Я знала ответ, но не смогла удержаться:

— А ты, наверное, часто дерешься?

— Не-а, — с усмешкой отозвался он. Соврал, понятно. — А ты милое дитя.

— Я вовсе не дитя, одного роста с тобой, между прочим.

— Ничего, подождем пару лет, — бросил он на прощанье, удаляясь вразвалочку.

В Гонконге я слышала о Санта-Клаусе, но мы полагали, что в теплые страны он не заглядывает. Никто его там не видел и особо о нем не говорил, поэтому я, в отличие от большинства детей моего возраста, не подозревала, что в действительности его не существует. Оказавшись в Штатах, я решила, что скоро увижу Санта-Клауса, как и многие другие явления, о которых прежде только слышала, как, например, рыжие волосы или варежки.

Мистеру Элу мы подарили маленького деревянного слоника из Чайнатауна, который приносит деньги и долголетие. Ма не боялась делать ему подарки, потому что знала, что он с ума сходит от всего китайского. Жена его умерла давным-давно, и он говорил, что намерен как-нибудь обрести покой в обществе милой китаянки. Мистер Эл вечно подбивал меня спросить Ма, нет ли у нее симпатичной подружки, интересовался, как сказать по-китайски «я тебя люблю» и прочее в таком роде.

— Поставлю его рядом с кассой, пускай принесет удачу, — сказал мистер Эл. А нам он подарил красную настольную лампу из своего магазина. Я поставила ее на стол, за которым делала уроки.

Рождественской елки у нас не было, но Ма купила подержанную книжку с рождественскими гимнами, и мы пели их вместе. Некоторые я уже слышала в школе, а Ма знала ноты. Она без слов напевала мелодию, а я громко и фальшиво пела по-английски. Ма попыталась аккомпанировать на скрипке, но было слишком холодно, а в перчатках играть невозможно.

Специального чулка у меня не было, но в канун Рождества я положила на наш маленький столик носок Ма, который был чуть побольше моего. Проснувшись, я обнаружила большой апельсин и красный китайский конверт, в котором лежали два доллара, на счастье. И тут же поняла, что никакого Санта-Клауса не существует, есть только моя Ма, — но этого было вполне достаточно.

Через несколько дней после наступления западного нового года мы получили настоящий подарок. Путь к метро пролегал мимо большого здания, и однажды утром мы заметили рабочих, возившихся около мусорных контейнеров. Оказалось, они выбросили несколько рулонов ворсистой ткани, из которой делают игрушки. Должно быть, это большое здание — фабрика игрушек.

Мы замерли на месте, потрясенные видом материала. Утеплителя.

— Может, если мы поторопимся… — начала Ма.

— Нет, Ма. Мы не можем опаздывать на работу, — возразила я. — Лучше вернемся позже.

Весь день Ма терзала меня вопросами: «Как ты думаешь, а другим людям это не понадобится? Не знаешь, мусор сегодня вывозят?»

«Не знаю», — отвечала я. Если к тому времени, как мы пойдем с работы, рулоны исчезнут, я буду во всем виновата.

Но когда, выскочив из метро, мы добежали до игрушечной фабрики, рулоны все еще были там. Ма радостно рассмеялась. Какая замечательная находка! Этот искусственный мех, светло-зеленый и колючий, защитит нас от холода. В такой жуткий холод улицы были пустынны, и мы с Ма сделали несколько ходок, притащив с помойки сколько смогли.

Ма сшила нам из этой материи халаты, свитера, штаны и одеяла. Она даже прикрыла ею часть пола и окна. И сделала скатерть. Забавное, должно быть, представляли мы зрелище, эдакие два плюшевых медвежонка, но нам было не до церемоний. Не знаю, сумели бы мы пережить зиму без этого дара небес. Материал оказался тяжелым, как ковер, он не предназначался для одежды, и порой я просыпалась от боли в придавленных одеялом ногах. Но теперь можно было прикрыть все тело сразу, а не по частям, как прежде. И эти одеяла были теплыми.

В полночь накануне китайского Нового года, который в тот раз наступил в конце января, все боги уходят. И каждый год они возвращаются к нам в разное время и с разных сторон. Ма посмотрела в календаре «Тонг Синг», когда и в каком направлении нам нужно отправиться, чтобы встретить их. Дабы определить стороны света, она опустила в миску с водой намагниченную иголку. В четыре утра мы с Ма отважились выйти на пустынные улицы, белые облачка нашего дыхания струились вверх в морозном свете уличных фонарей. Мы направились на юго-восток приветствовать возвращающихся богов полными пригоршнями мандаринов и арахиса.

По случаю праздника фабрика была закрыта, поскольку ни один китаец в этот день не стал бы работать. Мне даже разрешено было не ходить в школу. Ма приготовила на обед традиционную желтую лапшу и вегетарианское буддистское блюдо, а к ужину купила жареного цыпленка в Чайнатауне. Все, что происходит в этот день, имеет символическое значение для наступающего года, так что мы были исключительно осторожны, чтобы ничего ненароком не уронить и не сломать.

Назавтра, в первый день нового года, мы с Ма провели религиозную церемонию, дабы почтить умерших. Важные праздники мы всегда отмечали сначала дома, а потом в храме. Ма нашла один в Чайнатауне. Сколько же раз за эти годы мои пальцы привычно складывали определенным образом квадратики освященной бумаги: сначала серебряный, потом золотой, потом еще два прямоугольничка горизонтально.

Мы поставили еду и вино перед пятью алтарями в кухне, зажгли благовония и склонились в поклоне, держа в руках стопки священной бумаги. Добавили еще один пункт, для привлечения удачи: пообещали богам, что, если благополучно переживем наступивший год, в следующий раз предложим им жареную свинину. Кухню заволокло клубами душистого дыма, которым тут же пропахли наши волосы и одежда. Ма обратилась по имени сначала к каждому из богов и к ныне живущим предкам, потом к уже умершим, то есть к дедушкам и бабушкам с обеих сторон и Па. Произнося молитвы родителям и Па, со словами «выпейте еще чашечку, дорогие наши» она пролила на пол перед отеческим алтарем еще одну чашку рисового вина.

Закончив, мы с Ма отнесли бумагу и вино вниз, во двор. Несколькими днями раньше мы расчистили площадку среди гор мусора. Теперь она уже покрылась корочкой льда. Здесь предстояло сжечь бумагу.

Ма зажгла первый листок и бросила его в специальное металлическое ведерко, купленное в Чайна-тауне. Затем достала бутылочку с вином и трижды по кругу полила внутри. Под действием алкоголя пламя высоко полыхнуло. Вино гарантировало, что второстепенные духи, живущие на небесах, не смогут похитить дары у тех, кому они предназначены. Ма ворошила бумагу длинным металлическим прутом, жар от раскалившегося дна ведерка растопил лед и даже высушил обнажившийся под ним бетон. Я представляла, как священная золотая и серебряная бумага превращается на небесах в золотые и серебряные слитки, а цветная бумага — в роскошный шелк. Чем больше мы сожжем здесь, тем больше денег смогут потратить на небесах наши боги и родственники, тем больше ткани у них будет для одежды. Огонь высвобождал сущность из праха и воссоздавал ее вновь в мире духов.