Андрей Иванов - Интервенция против мировой революции. Разведывательная предыстория «Северной экспедиции» Антанты (1917—1918 гг.) Страница 15

В целом, с точки зрения этой науки, в международных столкновениях существуют два доминирующих типа поведения участников, связанных с их мотивацией: ресурсный и демонстрационный. Первый тип направлен на получение доступа или перераспределение определенного материального (территория, полезные ископаемые и т.д.) или нематериального (популярность, влияние и т.д.) ресурса, являющегося ценным для всех участников конфликта. Второй тип поведения связан с желанием наказать виновного в преступлении, нарушении нравственных норм или обезопасить себя от аналогичных проявлений169.

Применительно к событиям 1917—1919 годов, большинство советских и часть зарубежных исследователей (как станет видно из дальнейшего историографического обзора) связывали мотивацию стран Антанты именно с последним пунктом. В таком ключе капиталистические страны с помощью интервенции стремились противостоять «революционизирующему влиянию» победы в России социалистов на их собственное внутриполитическое развитие. Как писал об этом В. И. Ленин, «англичане и американцы выступают в качестве палачей и жандармов русской свободы»170.

В психологии конфликта такое поведение часто называется «аффективным» – оно представляет собой рефлективную, нерациональную реакцию на любое, даже относительно малозначительное событие, вызывающе, тем не менее, действие непропорционально большой мощности171. Отчасти, с этим подходом можно согласиться, поскольку экономические проблемы РСФСР в исследуемый период не позволяют считать ресурсную мотивацию основной, по крайней мере, на начальном этапе военной операции.

Вместе с тем, определение единого для всех участников интервенции объекта конфликта осложнено его мультисубъектным характером. Анализ заявлений лидеров противоборствующих лагерей позволяет выявить три проблемы, ставшие фундаментом для развития противоречий между представителями Советской власти, их внутренними и внешними оппонентами:

выход России из Мировой войны, зафиксированный Брестским мирным договором;

установление в России однопартийной системы с правлением членов РСДРП (б);

распространение революционного опыта России на остальной мир (мировая революция).

Характерно, что участники интервенции были озабочены этими проблемами в абсолютно разной степени, и актуальность для отдельных стран Антанты они приобретали в разное время. Вообще, представления Запада о русской революции, большевизме и возможностях интервенционных войск менялись (порой кардинально) с течением времени. Как следствие, действия стран-участниц интервенции часто были разнонаправлены, создавая видимость полного внешнеполитического хаоса вокруг Советской Республики.

Надо также учитывать, что план грядущей революции не может быть в мельчайших деталях составлен до ее начала – как писал Ф. Энгельс в письме В. И. Засулич, «люди, совершившие революцию, на следующий день осознают, что совершенная ими революция нисколько не похожа на ту, которую они хотели совершить»172. Исходя из этого, необходимо подвергнуть сомнению и возможность существования какого-либо отчетливого плана у лагеря противников пришедших к власти революционеров.

Интересно, что советские политики выражали согласие с таким подходом. Например, Л. И. Брежнев в июне 1976 года высказывался по этому поводу следующим образом: «Там, где эксплуататорский строй оказывается под угрозой, там, где в ходе борьбы берут верх силы национального и социального освобождения, силы демократические, империализм предпринимает лихорадочные попытки скоординировать свои контратаки»173. Иными словами, лишь с началом революции начинается процесс международного противодействия ее распространению, который носит бессистемный, неподготовленный характер.

В противовес этому в зарубежной науке появилась идея о существовании «превентивной контрреволюции», которая предшествует революционной ситуации и направлена не ее предупреждение174. Тем не менее, к началу XX века крупные социальные революции пока не стали распространенным явлением, и арсенал средств противодействия им еще не был до конца разработан. Поэтому данная теория для объяснения событий 1917—1919 годов в России не подходит.

Касаясь этапов и динамики интервенции, надо сказать, что с точки зрения конфликтологии, военно-политические противоборства обычно проходят в своем развитии 4 этапа:

зарождение противоречий;

латентная (скрытая) стадия конфликта;

открытая стадия конфликта;

урегулирование конфликта.

Хотя далеко не все эти стадии укладываются в хронологические рамки настоящего исследования, данная схема вполне применима к истории «северной экспедиции» стран Антанты. Исходя из имеющих в нашем распоряжении фактов, может быть предложена следующая периодизация:

апрель 1917 – март 1918 годов – стадия зарождения противоречий (начальная дата этого этапа связана с выдвижением членами РСДРП (б) лозунга скорейшего «мира без аннексий», что заложило фундамент дальнейшего конфликта большевиков с Великобританией и Францией, а конечная – с заключением Брестского мирного договора между Советской Республикой и Германией);

март – июль 1918 года – латентная стадия конфликта (хронологические рамки этого этапа связаны с оккупацией интервентами Кольского полуострова, преодолением сопротивления местных сторонников Советской власти, достижением договоренностей о современных действиях с антибольшевистскими силами в регионе и использованием диверсионных методов противодействия войскам РСФСР на Севере);

август 1918 – сентябрь 1919 годов – открытая стадия конфликта (данный этап характеризовался участием вооруженных сил и специальных служб Антанты в борьбе с Красной Армией, а также стремлением дипломатическими средствами увеличить масштабы интервенции);

конец 1919 – середина 1920-х годов – урегулирование конфликта (в связи с длительным существованием у конфликта потенциала к пролонгации, его урегулирование следует относить ко времени международно-правового признания советского государства державами, принимавшими участие в интервенции175).

При анализе данной периодизации стоит учесть идею профессора Ю. Н. Малеева176, предложившего хронологически делить интервенцию на две стадии, первая из которых – силовая – подразумевает применение вооруженных сил или иных средств принуждения участников конфликта к миру; вторая стадия носит конструктивный характер и включает в себя комплекс мероприятий по «искоренению социальных причин», спровоцировавших насилие между противоборствующими сторонами.

Этот вывод вполне укладывается в схемы современной конфликтологии, с единственным уточнением, что далеко не каждая интервенция (в силу объективных и субъективных обстоятельств) получает возможность реализовать свой конструктивный потенциал, и интервенты часто ограничиваются лишь силовыми действиями. Применительно к военной экспедиции Антанты на Русском Севере следует уточнить, что выявленные Малеевым стадии протекали синхронно с марта 1918 по сентябрь 1919 годов. В этом время наблюдалось тесное взаимодействие русской администрации северных территорий с иностранными интервентами, носившее как конструктивный, так и деструктивный характер.

Что до территориальных рамок конфликта, то интервенция осуществлялась в разных регионах России – от Европейского Севера до Дальнего Востока, и по поводу каждого частного случая военного вмешательства в 1917—1919 годах шли ожесточенные дипломатические дебаты. Развернулись они и вокруг отправки иностранных войск на Русский Север, в той или иной степени входивший в сферу интересов ведущих держав Антанты, а также Германии, Финляндии и, отчасти, Норвегии. Именно в этом регионе ярче всего проявился клубок противоречий между «великими державами» начала XX века по многим политическим вопросам – от отношения к правительству большевиков до представлений о системе международных отношений после окончания Мировой войны. Поэтому исследование как интервенции на Севере, так и предшествовавших ей дипломатических споров представляется достаточно интересным и актуальным.

Характерно, что сама по себе интервенция стала возможной во многом потому, что Гражданская война 1918—1920 годов была своего рода войной «центральной России с ее окраинами»177. Действительно, территория, контролируемая большевиками, в целом совпадала с центральными губерниями бывшей Российской Империи, в то время как антибольшевистские силы заняли менее развитые в промышленном отношении и не столь густо заселенные Среднюю Азию, Сибирь, Дальний Восток, Юг и Север ранее единой страны. Тем самым, антибольшевистское движение контролировало в основном приграничные регионы, что облегчало связь с внешним миром.