Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 1 Страница 17

3) Может показаться спорным, действительно ли все частные научные исследования имеют целью или установление фактов или упорядочение их. Сомнение это может питаться примером, с одной стороны, «абстрактных» наук, как логика и математика, а, с другой «нормативных» наук, как этика и политика. Вряд ли другие науки способны вызвать какие-нибудь недоразумения. Но что касается наук второй группы, то ясно, что «нормативное» в них вообще не подлежит научному трактованию. Ведь наука может, с одной стороны, установить лишь оценки как факты, или «объяснить» их. С другой стороны, она может, при допущении известных поставленных целей, указать те средства, которые делают возможным их осуществление. И в том и в другом случае она поступает так, как и всегда. Что касается логики и математики, то напомним, что мы выше (§2. 2) должны были оставить открытым вопрос, существуют ли «мысли» только как психические переживания или же еще каким-нибудь иным образом. Но к числам и пространственным образам применимо то же самое, что и к другим «понятиям», с тем только отличием, что они могут еще оказаться просто свойствами телесных объектов. В соответствии с этим мы и здесь должны сказать, что логические и математические исследования занимаются изучением или свойств и закономерных отношений между объективными мыслями, числами и пространственными образами, или известными правилами психических процессов, или, наконец (и это касается математики), свойствами физических предметов. Но во всех этих случаях устанавливаются или упорядочиваются факты точно так же, как, например, в механике или минералогии, и, значит, наше общее определение научного интереса остается нетронутым и здесь.

Наоборот, взгляд на проблемы учения о мировоззрении показывает нам, что ответ на них не дает ничего ни для установления, ни для упорядочения фактов. Скорее они относятся исключительно к мысленным отображениям установленных и упорядоченных уже каким-нибудь иным путем фактов, так что здесь становится самоцелью то, что имеется налицо в других науках (§2), но лишь как средство для удовлетворения других интересов (§5). Учение о мировоззрении есть, сообразно с этим, вторичная наука, и доминирующий в ней интерес может быть лишь таким, который предполагает уже наличность других, первичных, наук.

1) Напомню прежде всего о том, что было сказано уже выше (§1. 4): необходимо сперва провизорное и приблизительное представление о задаче какой-нибудь науки, чтобы определить затем ближе эту задачу. Поэтому здесь можно предположить, что читателю знакомы некоторые из главных проблем учения о мировоззрении. Но тогда ему сейчас же станет ясным первый, вводный тезис этого параграфа, – именно, что решение этих проблем не дает нам знания ни об отдельных фактах, ни о связях таковых. Ответ на вопрос о том, что такое предметы нашего чувственного восприятия: вещи или явления – не имеет ни малейшего значения для нашего познания этих пред метов. Самый крайний идеалист воспринимает вещи точно таким же образом, как и наивный реалист. Оба они не отличаются друг от друга ни теоретически, по отношению к своему знанию, ни практически, по отношению к своему поведению. Основывается ли закономерность естественного хода вещей на реальном порождении действия причиной, или на эмпирической последовательности сходных процессов, или на априорной каузальной категории – это ни малейшим образом не затрагивает нашего познания этой закономерности: априорист не знает этих законов ни лучше, ни хуже, чем эмпирик. То же самое мы найдем относительно всех решительно вопросов: в учении о мировоззрении проблема пространства касается не геометрических, а проблема души – не психологических, проблема материи – не химических, проблема силы – не физических вопросов. А если бы и нашлись такие случаи, в которых бы оказалось иное отношение к делу, то их мы бы поэтому вскоре и исключили из круга задач этой дисциплины. Этот принцип бесплодности мы считаем необходимым высказать во всей его строгости с самого же начала. Мы отлично знаем, что таким образом лишаемся благосклонного внимания многих приверженцев не только «здравого смысла», но и имеющего большие претензии «позитивизма» или «прагматизма». Но мы твердо убеждены, что к новым познаниям ведет лишь путь наблюдения и обработки фактов и что поэтому спекулятивная по своему существу наука лишь тогда сможет утвердить свое самостоятельное существование, если она заранее откажется от надежды на успехи подобного рода. Но на чем основываются права на существование подобной бесплодной спекуляции, это, надеюсь, станет вскоре достаточно ясным непредубежденному читателю.

2) Если теперь мы зададим себе вопрос, к чему вообще относятся проблемы учения о мировоззрении, то мы, согласно предыдущим примерам, должны будем прежде всего ответить так: к мысленному отображению данных фактов и их связей. Даны объекты чувственного восприятия и законы их изменения и затем спрашивается, следует ли факты мыслить, как вещи или как явления, а их связи, как произведения, или как последовательности, или как категории. И то же самое относится и к другим пунктам. Но не забудем, что в мысленном отображении мы нашли сущность всякой науки (§2). Но там оно было средством, ибо интерес науки вообще направлен на установление и упорядочение фактов (§5), которые и являются настоящими целями. И не трудно увидать соответствие того средства с этими целями. Ведь мысленное отображение прежде всего, очевидно, служило для выработки порядка, а этот последний, в свою очередь, давал повод к новым установлениям фактов. Ясно, что никто не может непосредственно получить новых фактов тем, что он отобразит в мыслях старые факты. Но благодаря этому в нашем сознании может образоваться некоторый провизорный порядок их и через то может возникнуть побуждение разыскивать новые факты, входящие в этот порядок, как более далекие члены, и, таким образом, дополняющие его. Так, например, бывает тогда, когда историк представляет себе известные разрозненно переданные события, как части некоторого временного ряда, и видит в этом повод искать дальнейших событий, которые заполняют пробелы этого ряда; или когда химик, соединяя в одно целое ряд отдельных наблюдений, представляет себе, что какойнибудь элемент занимает определенное место в ряду элементов и благодаря этому начинает устанавливать отношения родства между этим элементом и другими промежуточными членами ряда.

3) Таким образом мысленное отображение, являющееся в других науках средством, в учение о мировоззрении становится самоцелью. Но это и показывает, что оно – вторичная наука; ведь только после того, как имело место сперва мысленное отображение для какихнибудь целей, оно, в свою очередь, может стать проблемой. Но как же все-таки оно может стать такой проблемой? По выше (§3) сказанному о биологической обусловленности всякого теоретического поведения только таким, очевидно, образом, что возникает интерес к самому процессу мысленного отображения, т. е. таким образом, что процесс этот, если он совершается лишь на службе частных наук, вызывает какую-то задержку практических или теоретических функций и, значит, причиняет ущерб органической или интеллектуальной жизни, порождая потребность в устранении этой задержки. Таким образом, и теперь уже мы можем сказать хотя бы следующее: учение о мировоззрении предполагает данным заранее состав частных наук и имеет задачей устранить те вредные явления, которые обнаруживаются в связи с происходящими в этих науках мысленными отображениями фактов. В чем заключаются эти вредные явления, а, значит, и определяющий задачу учения о мировоззрении интерес – это теперь можно будет установить без большого труда.

Интересом, доминирующим над учением о мировоззрении и определяющим его задачу, оказывается требование непротиворечивости. Поэтому учение о мировоззрении может быть определено как наука, имеющая задачей дать непротиворечивую связь всех тех мыслей, которые употребляются и в частных науках и в практической жизни для отображения фактов.

1) Вряд ли можно спорить против того, что непротиворечивость представляет, действительно, интерес в смысле предыдущего параграфа и что, следовательно, она пригодна для отграничения учения о мировоззрении. Ведь и не вдаваясь подробнее в анализ понятия о противоречии, мы можем заметить его биологическое значение. Если мы представим себе, что теоретические функции произошли из практических функций (§3. 1), то мы можем сказать, что как знание соответствует состояние уверенности и решимости, так противоречие соответствует состояние неуверенности и нерешительности в поведении, т. е. беспомощности. Но если даже мы представим себе эти теоретические функции первичными и самостоятельными, то невозможность реализовать противоречивую мысль должна вносить значительное замешательство в интеллектуальную жизнь и, следовательно, должна означать и заминку в соответствующих органических процессах. Остается, следовательно, только показать, что мысленное отображение фактов в жизни и в частных науках действительно приводит к противоречиям, неразрешимым в пределах этих частных наук, и что для разрешения их нужна поэтому особая дисциплина. Но ведь заранее можно указать на следующее два факта. Во-первых, в частных науках и в практической жизни одни и те же факты отображаются в зависимости от их специальных интересов с помощью различных мыслей и различных связей их. А так как здесь не имеется никакой контролирующей инстанции, то не может быть исключен такой случай, когда обнаружатся противоречивые результаты. Но раз возникли подобные противоречия, то они не могут быть устранены в пределах отдельных частных областей науки. Ведь источник их заключается в противоположности различных, вызываемых различными интересами, типов отображения, и ясно, что эта противоположность никогда не будет сознана тем, кто пользуется – и не может не пользоваться – всегда лишь одним из этих типов. Что это утверждение, при всей своей провизорности, соответствует действительному положению вещей, это можно подтвердить на следующем примере, который достаточно ярок и выразителен, чтобы показать, в чем заключается решающий пункт. Физик мыслит почти каждое содержание восприятия в связи с другими предшествующими и последующими содержаниями восприятия, как телесный предмет. Психолог, наоборот, мыслит то же самое содержание восприятия в связи с предшествующими и последующими представлениями фантазии, аффектами и пр., как состояние сознания. Но чтобы один и тот же факт мог быть как телесным предметом, так и состоянием сознания, это, без сомнения, является противоречием (по крайней мере до тех пор, пока оба эти понятия берутся в их обычном значении). И противоречие это не может быть решено ни физикой, ни психологией, ибо в физике, как таковой, не встречается ничего подобного состояниям сознания, а в психологии как таковой ничего подобного телесным предметам; поэтому ни в одной из этих двух наук указываемое противоречие не только не может быть устранено, но даже не может быть и почувствовано. На одном этом примере мы замечаем необходи мость занимающейся улажением конфликтов дисциплины и, вместе с тем, ясно видим задачу учения о мировоззрении. Но определив таким образом задачу нашей науки, необходимо несколько точнее отграничить область ее с различных сторон.