Владимир Хандорин - Национальная идея и адмирал Колчак Страница 18

Размышляя над причинами наступающей анархии в условиях демократии, сибирские кадеты усматривали одну из них в народной психологии, лишенной в силу исторических условий политической культуры: «Общество, привыкшее столетиями ютиться по перегородкам и полицейским камерам, на другой день после отмены сословных и национальных ограничений создало себе новые – партийные и социальные» (здесь и далее выделено мной – В. Х.). Они раскрывали произошедшую в народном сознании подмену понятий: «Первенствующее сословие – дворянство заменено новым первенствующим сословием – рабочим классом». Отмечая типичный для политических радикалов всех мастей психологический прием направлять народную агрессию против искусственно раздуваемого образа врага, они проводили прямую параллель между черносотенными еврейскими погромами дореволюционной эпохи и развернувшейся в 1917 г. травлей Советами «буржуев».[287]

Помимо здравых психологических наблюдений, в этой статье привлекает внимание точно подмеченная тенденция подмены одного сословного строя другим. Правда, в послефевральский период она проявлялась еще только на уровне действий и стремлений левых деятелей Советов и шедших за ними социальных низов, на практике же была реализована в полной мере большевиками после Октября в форме «диктатуры пролетариата». Но сам факт, что на нее обратили внимание еще за несколько месяцев до Октября, говорит о прозрении кадетов и предвидении дальнейшего развития событий, чего упрямо не хотели замечать социалистические партии и глава Временного правительства А. Ф. Керенский.

Развал армии и июльские события послужили первым толчком к пересмотру кадетами прежних идеалов, утверждавших приоритет демократических ценностей. Уже весной 1917 г. в мятежном Кронштадте один из лидеров сибирских кадетов, член IV Государственной думы В. Н. Пепеляев (впоследствии – один из главных деятелей правительства А. В. Колчака) записал в дневнике: «Право должно располагать силой, иначе оно – не право… И все эти рассуждения вроде: противопоставить силу права праву силы – не что иное, как сентиментальная фразеология».[288]

Омский кадетский журналист А. Русов, исследуя природу российского интеллигентского социализма, следом за авторами сборника «Вехи» указывал, что свойственное ему изначально «преклонение перед страданиями родного народа» привело к нетипичному для западных социалистов романтическому «народопоклонству», проявившемуся и в творчестве ряда русских писателей-демократов. Объясняя эту особенность национальной психологией русского человека, его эмоциональной отзывчивостью, он отмечал, что в условиях авторитарного царского режима «народопоклонство» развилось в своеобразную религию, «творившую чудеса, посылавшую верующих (т. е. революционеров – В. Х.) на каторгу и в ссылку, в тюрьму и на виселицу». Но после победы революции жизнь беспощадно развеяла сентиментальные иллюзии «народного счастья», «стремление спасти человечество оказалось не более чем претензией синицы, мечтавшей зажечь море». Когда «народ оказался сложнее», чем представляли его себе социалисты, они растерялись и теперь не знают, что делать.[289]

Отрезвление от безоговорочного преклонения перед народом, дань которому отчасти отдали в свое время и кадеты (хотя и в гораздо меньшей степени, чем эсеры и другие социалисты), в дальнейшем будет все острее ощущаться среди них. Еще более резко писала об этом газета иркутских кадетов «Свободный край»: «Идеология русской революции… основана на вере в народ, в его правду и мудрость… Более полустолетия русская интеллигенция воспевала народ в стихах и прозе как нечто бесконечно доброе, чистое, светлое, могучее… И вот лик этот понемногу начал проявляться… Это бесконечное варварство, дикость, злоба, беспощадность и бессмысленность… Жгут на кострах Толстого, Герцена, Достоевского, исчезают с лица земли культурные хозяйства… Господа интеллигенты-народники, покаемся всенародно – это наш грех…, ибо и в Священном Писании сказано: не сотвори себе кумира». И делала вывод: «Пора понять, что народу нужно просвещение, нужна дисциплина, нужно руководство честное, твердое, а… не потворство его страстям»[290] (выделено мной – В. Х.).

Обращение кадетов, убежденных западников, к национальному менталитету показательно. В. А. Жардецкий в одной из статей отмечал необходимость опоры на такие качества русского народа, как любовь к порядку, скромность, выносливость и т. п.[291]

Знаменательным с точки зрения «правения» кадетов стал произошедший на IX партийном съезде в конце июля 1917 г. поворот в сторону церкви. Если раньше партийная программа предусматривала отделение церкви от государства, то в новой ее редакции говорилось о православной церкви как об одном из государственных институтов публично-правового характера, помощь которому со стороны государства будет оказываться как господствующей в нем религии.[292] С другой стороны, церкви предоставлялась свобода самоуправления через посредство Поместных соборов, церковная регистрация браков заменялась гражданской и т. п.

Таким образом, преобладающей для кадетов становится идея государственности и буржуазного характера революции. Идейным лидером этого направления в Сибири становится В. А. Жардецкий, унаследовавший и развивавший (применительно к новой эпохе) идеи авторов знаменитых «Вех» П. Б. Струве, М. О. Гершензона, Б. А. Кистяковского – такие, как отказ от безоговорочного интеллигентского поклонения народу, приоритет понятий государства и права над свободой, усиление внимания к религии. В Иркутской кадетской организации эти идеи первым подхватывает полковник Никитин.

В целом либералы не учли «двуликого Януса» – «рабского» и одновременно анархического менталитета и максимализма широких народных масс. Оказавшись у власти в Феврале, к Октябрю они потеряли всякую популярность. Но, в отличие от эсеров и меньшевиков, в подавляющем большинстве так и не сделавших выводов из бесславного конца демократического Временного правительства, кадеты сделали резкий крен в сторону признания необходимости временной военной диктатуры для обуздания анархии в стране.

Тяготение кадетов к диктатуре, в дальнейшем определившее их слияние с белогвардейцами, впервые отчетливо проявилось после июльских событий 1917 г., а в руководстве партии – накануне. Уже в июне 1917 г. П. Н. Милюков негласно вел через Союз офицеров армии и флота (как свидетельствовал председатель Союза Л. Н. Новосильцев в письме А. И. Деникину в 1922 г.) первые зондирующие переговоры с адмиралом А. В. Колчаком (только что ушедшим с Черноморского флота) о возможности передачи временной власти военным.[293]

Наиболее видными представителями левого крыла партии в Сибири, оставшегося на старых позициях «классического» демократизма, были Н. В. Некрасов, Н. Н. Кравченко, Н. Я. Новомбергский, М. П. Логиневский (Томск), Н. Н. Кармазинский (Иркутск), П. А. Рогозинский (Тюмень). Но их голоса становились все слабее в партии. В условиях растущей политической поляризации некоторые из них (в т. ч. Некрасов, Новомбергский) вышли из партии; в ней однозначно победило правое крыло. Не последнюю роль в этом сыграло присоединение к кадетам октябристов и других более правых либералов, произошедшее после Февраля.

В Сибири процесс размежевания среди кадетов, характерный практически для всех партий эпохи революции, начался несколько позже, чем в Европейской России, а именно – после июльских событий. По существу эти события ознаменовали раскол кадетской партии. Бывший лидер сибирских кадетов и всего левого крыла партии Н. В. Некрасов покинул ее в ходе июльского правительственного кризиса, отказавшись подчиниться решению ЦК об отзыве своих представителей, был заклеймен на IX съезде как ренегат и вдобавок обвинен в развале транспорта в бытность свою министром путей сообщения.[294] Пути его и партии окончательно разошлись. С частью единомышленников он образовал Республиканско-демократическую партию. С другой стороны, часть бывших октябристов, не перешедших на платформу кадетов, образовала Либерально-республиканскую партию (поскольку прежние монархические лозунги после Февраля не имели шансов на успех).[295] Обе эти партии были малочисленны и маловлиятельны, а в Сибири практически не имели корней – за исключением Новониколаевска, где республиканцы-демократы выдвинули своих кандидатов на муниципальных выборах. Результатом стала дальнейшая эволюция кадетской партии вправо.

В августе 1917 г. кадетские лидеры по существу стимулировали Корниловское выступление, хотя и не решились открыто поддержать его. Понимание неизбежности военной диктатуры приходило к ним постепенно. Одной из первых эту мысль высказала в виде предупреждения «Сибирская речь» в передовой статье «Проблема власти» 19 августа 1917 г. В ней говорилось: «Шестой месяц Россия созидает власть. И шестой месяц Россия живет без власти… Продолжается академический спор вокруг вопроса о власти; между тем государство без власти существовать не может». Газета предупреждала: если правительство не проявит силу, «логика событий приведет… к военной диктатуре».[296]