Константин Калбазов - Несгибаемый. Враг почти не виден Страница 20

Правда, Петр сильно перенервничал, когда ему перевязывали руки, заведя назад в обхват дерева. Если бы гвоздь обнаружили… Но, по счастью, ничего такого не произошло. Позже довелось изрядно помучиться, извлекая его на свет божий, при этом еще и стараясь не уронить в траву. Вот уж когда всем надеждам пришел бы конец. Но все удалось в лучшем виде.

Н-да. Самое интересное началось после того, как он принялся сражаться с веревкой. Пенька-то она пенька, но пришлось ее буквально выщипывать острым кончиком небольшого гвоздя, так и норовившего выскользнуть из пальцев.

Хорошо хоть Петр при этом не издавал шума, да и Андрей дежурил без фанатизма. Все время клевал носом, а порой так и проваливался в дрему. Сменивший его Остап также не отличался усердием. Только и того, что подбросил в костерок дровишек, а потом, разморившись от тепла, начал усиленно бороться с подступающим сном. Ну что тут скажешь, раздолбай да и только.

Терпенье и труд… Веревка лопнула с тихим треском, и руки обрели свободу. Все, конечно, относительно. Руками-то Петр мог теперь пользоваться практически свободно, а вот все остальное тело оставалось прикрученным к стволу. Ну да тут уж ничего не поделаешь. Либо пан, либо пропал. Выбор-то у него не особо велик. К тому же если сейчас все сорвется, то второго шанса бандиты ему не предоставят.

Петр как раз обдумывал, как бы ему подманить к себе Остапа, когда тот сам поднялся на ноги. С силой потер ладонями лицо и, сделав три шага, подошел к пленнику. Не иначе как для того, чтобы просто развеяться, а заодно проверить путы. Впрочем, последнее, судя по вялости, больше от нечего делать.

Все. Была не была. Петр в буквальном смысле этого слова молниеносно вывел руки из-за спины, мысленно вознося молитву, чтобы конечности его не подвели. Все же нахождение в одном положении в течение нескольких часов в любом случае бесследно пройти не могло. Левой рукой он схватил рубаху на груди душегуба, в то время как правой нанес хук в челюсть.

Все произошло настолько быстро, а Остап был настолько расслаблен, что не успел даже удивиться. Мгновение, и безвольное тело повисло в неверном захвате Петра, грозя выскользнуть. Петр едва успел подхватить Остапа второй рукой под мышку, после чего притянул к себе, как самого близкого человека.

Стоило бы тому упасть, и проблем у пленника прибавилось бы. Руки-то свободны, да тело связано, причем одна из петель охватывает шею. Узел находится сбоку и внизу, так что дотянуться до него никакой возможности. Вот и обнимался Петр с душегубом.

Перехватив безвольное тело левой рукой, правой Петр потянул нож, висевший на поясе Остапа. А затем вогнал его точно в горло бандита. Тот даже не хрипел, а только, как-то невнятно булькая, забился в руках Петра, заливая его кровью. Но Петр отпустил тело своей жертвы, лишь когда оно окончательно замерло. Что-что, а лишний шум ему ни к чему.

После этого Петр извлек из кобуры Остапа его «смит-вессон» и аккуратно опустил тело. Держа спящих на прицеле револьвера, он перерезал веревки и наконец обрел свободу. При этом едва сдержал стон облегчения. Ему не верилось, что все получилось. Конечно, его враги все еще живы, а их целых трое, но на его стороне явное преимущество. И ярко пылающий костер — хорошее в том подспорье.

Первый выстрел буквально взорвал голову Андрея, которого Петр посчитал самым опасным из тройки. Вторым опрокинулся навзничь купец, поймавший пулю грудью. Прохор подскочил и успел пробежать пару шагов, пока не рухнул на землю, выгнувшись дугой от прилетевшего в спину свинца. От силы четыре-пять секунд, и все было кончено. А нет. Не все.

— Ну что, Захар Силантьевич, говорил же я тебе, чтобы ты позабыл о том, что есть такой раб божий, Петр Пастухов.

— Кх-хе. Х-хе. Л-ловок ты, ш-шельма. Ох, ловок. Зря я пожадничал, — с придыханием ответил купец, пуская пузыри из простреленной груди. — Чего глядишь? Кончай уже.

Не сказать, что у Петра не промелькнула мысль предоставить этому ублюдку возможность помучиться. По всему он это заслужил. Но измываться ради удовлетворения собственной жажды мести… Отчего-то припомнился Андреич, старший из артели старателей. Он вот так же лежал, раненый и беспомощный. Разве что Петр тогда с ним даже не заговорил. Но, признаться, у них и вражды-то застарелой не было.

Петр выстрелил купцу в голову. После чего подошел к Прохору и сделал контроль. Ну не было никакого желания, едва избежав смерти, рисковать снова.

Покончив с противниками, он поспешил к реке, чтобы отстирать вещи. Да и самому помыться совсем не помешает. Вон весь в крови изгваздался, словно принимал участие в каком кровавом ритуале. Опять же кровь отстирывается, пока свежая. Это уж потом намучаешься с ней.

Конечно, можно было разжиться одеждой у покойных. Но Петр вообще не хотел с них ничего брать. Как ни крути, а налицо убийство. Поди докажи обратное, если погоришь на какой-нибудь мелочи. Поэтому у него даже мысли нет отправляться в полицию с повинной.

Одно дело, когда ты чист перед законом и, подвергшись нападению каторжников, хунхузов или каких-то там перекати-поле, отправляешь их к праотцам. И совсем иное, когда от твоих рук погибает уважаемый купец, с которым у тебя были трения. Да еще и ты весь такой красивый, находящийся не по месту ссылки. Ведь по сути-то он сейчас в бегах. Вот как это будет расценено.

С предрассветными сумерками Петр двинулся вниз по течению Енисея, прихватив с собой только свой браунинг, топор, веревку и вещмешок со съестным. Мешок и топор он собирался утопить близ Красноярска. Через два часа дорогу ему преградил приток Енисея. Не сказать, что он столь уж широк. Но и лезть в воду почем зря особого желания не было. Даже на ходу мокрая одежда доставляла неприятности, а уж о купании и речи не шло.

На берегу нашлось несколько вполне приличных сосен, из которых должен был получиться отличный плот. Хм. Ну, в смысле если бы его строил кто порукастей, конструкция, конечно, получилась бы на славу. Учитывая же то, что у Петра это первый опыт, он удовлетворится хотя бы нормальным результатом.

Впрочем, переживал он зря. Плот получился небольшой, но вполне устойчивый, и человека держал без труда. Затем Петр устроил настил из уложенных сверху жердей и лапника. Ну и последний штрих — пара весел. С ними пришлось помучиться, но время у него было. Даже слабоуправляемое плавсредство куда лучше неуправляемого. Да и на стремнину как-то нужно выгребать.

Все строительные работы Петр закончил далеко за полдень. Однако в путь спешить не стал. Вместо этого, пользуясь теплым деньком, лег отдыхать. Эти места только кажутся безлюдными. На самом деле никогда нельзя быть уверенным в том, что за тобой не наблюдает пара любопытных глаз. А уж на середине большой реки и подавно. Поэтому Петр решил начать сплав с наступлением темноты. Чтобы за ночь оказаться как можно дальше от места схватки. Хм. Ну или убийства. Это уж как кому…

До Красноярска он добрался только на третьи сутки. Утопил все, что могло его связать с Заболотным и его подручными. Разобрал плот, пустив его по бревнышку вниз по течению. После чего, дождавшись темноты, направился к знакомому дому некогда приютившей его вдовы.

— Гос-споди! — прикрыв ладошкой рот, выдохнула Аксинья при виде Петра.

— Не ждала? — невесело ухмыльнулся Петр.

В ответ женщина повисла у него на шее, едва отставив в сторону керосиновую лампу. Угу. Сразу видно, что испереживалась. Всхлипнула у Петра на груди, потом отстранилась и внимательно осмотрела. Вид, конечно, потасканный, но на блудливого кота Петр сейчас походил меньше всего. А именно эти приметы она и искала.

— Завьялов был?

— С Митей говорил. Интересовался, где ты запропал. А как узнал, что до нас не дошел, так чуть в набат бить не начал. Да вовремя спохватился, что ты под судом и, как прознают про то, что прибыл сюда погостить, могут на каторгу отправить. Хотел было посоветоваться с Кравцовым, да я через Митю отговорила. Подумала…

— Ну чего замолчала, Аксинья? Решила, уж не загулял ли я?

— Ну-у… — проходя в дом, неопределенно произнесла она.

— Вот молодец, Аксинья. Как есть молодец, — усаживаясь у окна, одобрил Петр. — Пусть так и будет. Скажу, что нарвался на одну веселую вдову и почти неделю с ней блудил.

— А на деле? — уперев в него внимательный взгляд, спросила женщина.

— А на деле, Аксинья, я чуть было головы не лишился. — При этих словах она снова прикрыла рот ладошкой в немом испуге. — Вот только сказывать о том никому не следует. Вообще никому. Даже Мите. Где он, кстати?

— На гулянье пошел. Младшие уж спят.

— Угу. Хорошо.

— Что стряслось-то?

— Ну, если коротко, то купец Заболотный решил запродать меня японцу одному, потому как в позапрошлую зиму я братца этого купца прибил, и тот захотел мне отомстить. Вот и схватили они меня да повезли продавать, как овцу.