Лев Бобров - По следам сенсаций Страница 20

В 1963 году профессор Рокар, директор физической лаборатории при Высшей нормальной школе (Франция), прочёл в Чикаго сенсационный доклад — о водоискателях. — Конечно, тема была отнюдь не новой, хотя новое в ней было — экспериментальные результаты, полученные французским физиком. И конечно, не отличалось новизной отношение к теме со стороны серьёзных учёных, которые, как им и положено, предпочитают осмотрительность горячности, скептицизм легковерию.

Они не поверили…

Они не верили результатам исследований, которые проводил в тридцатых годах нашего столетия профессор геологии Каирского университета Тромп..

Они не верили, читая работу профессора Томского технологического института Н. Кашкарова «Обнаружение подземных вод по изменениям, вызываемым ими в атмосфере», выпущенную в Киеве в 1913 году.

«Человек, — писал инженер Кашкаров, — одарённый способностью водоискания, держа в руках простую раздваивающуюся (вилкообразую) ветвь орешника, по поворотам этой ветви, вызываемым его рефлекторными (бессознательными) судорожными движениями, может указать место нахождения подземного потока, определить его ширину, приблизительную глубину залегания под поверхностью земли и направление движения воды и проследить его течение. Многие водоискатели ощущают влияние не только потоков подземных вод, но также струй газов, электрических токов и, наконец, обнаруживают присутствие залежей металлов и рудных жил. После продолжительной подготовки некоторым искателям удаётся развить способность различать ощущения, вызываемые в них различными веществами, и определять, что именно воздействует на них в данном месте».

Не поверим и мы — ведь мы с вами, дорогой читатель, скептики!

Не поверим, хотя профессор Рокар, уже после своего чикагского выступления, многократно проверял на своих испытуемых и на самом себе способность улавливать земной магнитный градиент (перепады в напряжённости магнитного поля). Проверял с помощью физических приборов — например, рамки со слабым током, которая включалась без ведома водоискателя, и получил неплохую статистику — случаев верного определения было гораздо больше, чем при случайных отгадках по теории вероятности.

Не поверим, хотя в Институте мозга профессором Л. Васильевым ставились опыты, доказавшие влияние магнитного поля на двигательные условные рефлексы руки. Безусловным раздражителем служил электрический ток, пускавшийся в пальцы той же руки. В двенадцати опытах, проведённых на четырёх испытуемых, опять-таки преобладало тормозное влияние магнита.

Не поверим!

Но от голого недоверия толку чуть. Какая корысть и нам с вами и науке, если каждый вдруг превратится в Фому неверующего и станет бесперечь глаголать: «Не верю, и всё тут! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Такое неверие — самая настоящая, почти религиозная вера. Вера в незыблемость наших представлений. Вера в культ милых нашему сердцу апробированных, очевидных, вечных истин, столь же дорогих и столь же затёртых, как древняя монета из коллекции нумизмата.

Нет, истинные скептики поступают не так. Когда они говорят: «Не верим!» — то молчаливо подразумевают: «Проверим!» И идут со своими сомнениями в библиотеку, в школьный кружок, в лекционную аудиторию, в исследовательскую экспедицию, в институтскую лабораторию, а там, глядишь, и в большую науку.

Сделав себе мимоходом эту инъекцию здорового скептицизма, мы можем теперь бестрепетно вступить в новую, ещё более спорную область.

В 1960 году американский учёный К. Уиск, работавший в Калифорнийском университете, был потрясён слухами о некоей миссис Г. По виду вполне здоровая, психически уравновешенная, рассудительная женщина, она жаловалась врачам на то, что её преследуют… голоса. Вернее, различные шумы, напоминавшие негромкий говор дюжины радиоприёмников, включённых одновременно на разных волнах. Доктора, приняв это за галлюцинацию, стали лечить миссис Г., будто она страдает обычным психозом, — ничего не помогало. Интересно: странные звуки мерещились миссис Г. лишь в её новом, недавно выстроенном доме. Вне его, на улице, у знакомых, у соседей, наконец, в своём прежнем жилище она слышала так же, как все нормальные люди.

Уиск, недолго думая, отправился к этой даме (он тоже, видимо, был скептик). Беседы с женщиной заставили учёного крепко усомниться в диагнозе врачей. Но Уиск не просто усомнился. Он принёс в «говорящую» обитель чуткие физические инструменты. И установил, что здесь действительно возникали электромагнитные поля, происхождение которых Уиск объяснил — некоторыми особенностями в конструктивном оформлении электрической, водопроводной, газовой, отопительной, телефонной и радиосети. Не говоря никому о своей догадке, он спросил себя: нет ли у миссис Г. какого-то «шестого чувства»? Чтобы окончательно разобраться в мучивших его вопросах, учёный сконструировал устройство, воспроизводящее в общих чертах те же электромагнитные явления, что и в квартире миссис Г., и позаботился о том, чтобы всю аппаратуру можно было включать совершенно незаметно. Как только аппарат заработал, хозяйка вздрогнула:

— Что с вами, мэм? — участливо спросил исследователь.

— Как! — воскликнула удивлённая дама. — Неужели вы ничего не слышите?

Ей-ей, Уиск ничего не слышал. Ничего, кроме голоса собственного сомнения: «Э, брат, первая удача ещё ни о чём не говорит. Работы непочатый край. Всё надо проверить и перепроверить». Так началась серия опытов, о которых Кларенс Уикс доложил на недавнем конгрессе биомедицинских экспериментаторов в США.

Сообщение было принято недоверчиво — как же ещё? Однако на том же съезде выступил другой его участник — доктор Аллан Фрей, психолог, который специально изучал влияние электромагнитных полей на психофизиологическое состояние человека.

— Действительно, — подтвердил он, — у большинства людей можно без труда вызывать различные безобидные ощущения с помощью сравнительно слабых электромагнитных полей. Достаточно подобрать колебания подходящей частоты и надлежащим образом модулировать их. Что же касается механизма этих восприятий, я об этом ничего не знаю.

Зарубежные комментаторы объясняют чрезмерную скромность доктора Фрея тем, что он в отличие от Уиска работает над проблемой по заданию военно-морского ведомства США. Но если доктор Фрей чего-то не знает или что-то утаивает, значит ли это, что наука не обойдётся без доктора Фрея?

Попытки теоретически обосновать загадочный феномен предпринимались давно и делаются сейчас.

Когда произносят слова «электромагнитные волны», то почти каждый из нас своим сознанием выхватывает из этого понятия узкую полосу, ограниченную профессиональными рамками. Для радиохимика это прежде всего гамма-лучи, для врача — рентгеновы, для биолога и оптика — ультрафиолетовые, а также видимые, для физика-теплотехника — инфракрасные, для радиста — радиоволны. Между тем спектр излучений не знает демаркационных линий, он непрерывен. И не кончается на тех волнах, что эксплуатируются телевидением и радиовещанием. Он простирается дальше — в область низкочастотных колебаний, которая осталась «неприкаянной»: ей мало кто интересуется. Однако именно к ней да ещё к радиополосе примагничено сейчас внимание психофизиологов.

О биологическом действии гамма- и рентгеновых лучей распространяться излишне: все знают, что такое лучевая болезнь и лучевая терапия. Ультрафиолетовая и оптическая части спектра — это не только загар, не только зрительные ощущения, а и чудесные метаморфозы в зелёных листьях. Инфракрасное излучение — тепло. А вот дальше начинается интервал колебаний, за которыми долгое время не замечали каких-то биологических «заслуг» или «проступков». Конечно, такое недоверие не близорукость. Просто, по-видимому, не было в этом особой практической надобности. И ещё методов, чтобы обнаружить слабые эффекты. Лишь в наши дни настоятельно заявила о своём праве на существование новая наука — электромагнитная биология.

С момента своего появления на нашей планете животный мир купается в электромагнитных волнах «заинфракрасного» диапазона. Их испускает Солнце, причём с точки зрения радиолюбителя эти волны — ультракороткие (от сантиметровых до метровых). Их порождают хорошо известные радиолюбителям «атмосферики» — при этих разрядах волны получаются более длинными, чем солнечные, и назойливо напоминают о себе треском в радиоприёмнике. Самый низкочастотный участок спектра представлен медленно колышущимися электрическим- и магнитным полями Земли. Напряжённость земного поля меняется не только каждые одиннадцать лет — в зависимости от солнечной активности, — она скачет на протяжении года, месяца и даже дня. А не так давно были открыты пульсации магнитного поля Земли в пределах от восьми до шестнадцати герц (колебаний в секунду). (Интересно, что главная составляющая колебаний мозговых биопотенциалов — альфа-ритм — характеризуется той же частотой. Полагают, что это не простое совпадение. Однако выявить и объяснить взаимосвязь ещё предстоит учёным.)