Османская империя. Шесть веков истории - Буке Оливье Страница 20

Османы столкнулись с той же проблемой, что и монголы; процитируем слова великого хана Угэдэя (1229–1241): «Верхом на коне можно создать империю, но чтобы править, придется спешиться»[77]. Правитель принимал решения на совете (müşavere), в присутствии небольшого числа единомышленников, собиравшихся без протокола. Неизвестно, участвовали ли в подобных собраниях члены семьи бея, но мы знаем, что визири и представители местных властей присоединялись к государю по его усмотрению. Заседания были предназначены для решения конкретных вопросов и походили на заседания «ложа справедливости». По словам Ашик-паши-заде, время от времени султан должен был появляться перед своими подданными на полупубличных собраниях. Судя по всему, никаких записей во время заседаний не велось.

Подобно потомкам Чингисхана, османский бей провозглашал верховенство закона (Яса; yasa). Государство, которое считалось исламским и опиралось на улемов, осуществляло свою власть не без трудностей. Зачастую улемы назначались факихами (fakîh), многие из них получали пожертвования от беев. Вероятно, они больше напоминали простых имамов, чем настоящих законоведов. В письменных источниках о них упоминается реже, чем о гази и дервишах, но нам известно, что великих улемов привлекали для пополнения государственной казны, тогда как первые визири происходили из их числа. Если при Баязиде I их отстранили от власти после восстания шейха Бедреддина, а общественное мнение склонялось к более строгому применению шариата, хоть и оставалось в меньшинстве, то при правлении Мурада II увеличение числа документов свидетельствовало о включении права, основанного на обычаях, в законную работу органов управления.

Первый из османов прославился под титулом бея. Беем называли правителя второго ранга после хана. После падения династии Ильханидов в 1335–1336 годах Орхан присвоил себе титул султана. В начале XV века у государя были все атрибуты монархической власти. Каллиграфический знак султана, или тугра (tuğra), которую ставили на указы султана, выражал ее «сакральный», «божественный» и «возвышенный» характер. Обычаи при дворе султана сочетали элементы этикета и нравов сельджуков и ильханидов, а также традиции итальянских морских республик и Византии. Охота стала центральным элементом политической культуры; султан приглашал на нее подданных, которые не могли приблизиться к нему во дворце в Эдирне, расспрашивал их о несправедливостях и наводил порядок; военные кампании заканчивались торжественной охотой, в которой принимали участие придворные сановники и простые подданные.

Территориальное управление

Первые земли, захваченные в окрестностях Вифинии и хорошо защищенные от нападений извне, славились относительным изобилием, лишь чума периодически омрачала благоденствие местных жителей. Фракия и Болгария больше зависели от перемещений войск, которые отправлялись то на запад (Албания), то на северо-запад (Сербия, Венгрия), то на север (Молдавия). По своему устройству бейлик, как и соседние княжества, унаследовал сельджукскую схему: военачальник (субаши; subaşı) управлял землей, полученной за выслугу.

Бейлик состоял из двух отдельных частей: во внутренних землях существовали относительно централизованные институты; для приграничных районов (основной фронт экспансии) было характерно гибкое и практичное управление людьми и ресурсами, причем приоритет отдавался эффективности армии. Первоначально эта открытая часть территории была безвозмездно отдана предполагаемому наследнику, носившему титул паша. Однако при Мураде I беи перестали наделять подобными полномочиями своих сыновей, вместо этого они передавали контроль над приграничными территориями доверенным лицам, которые подчинялись непосредственно им[78].

Относительно эгалитарное сообщество гази постепенно превратилось в иерархическую систему, выстроенную между центральной властью и подчиненными беями. Политический мыслитель Ибн Халдун (ум. 1406) отмечал, что большинство исламских княжеств распалось на этом этапе в результате ухода «клановости», асабийи (͑asabiyya). Османам это не грозило, так как они создали «искусственный институт родства» – армию янычар, функционировавшую как продолжение королевского дома[79]. Более того, они не лишали воевавших на приграничных территориях подданных благ, полученных от иерархической и централизованной системы. Этот факт оказал благотворное воздействие на Османскую империю: ей удалось провести новую границу владений в Европе прежде, чем во второй половине XV века ее восточные пределы сдвинулись назад от Трабзона до Грузии. История Османской империи не подтверждает тезисы Ибн Халдуна еще и потому, что у османов не было феодальной системы. Осман I и Орхан, похоже, даровали земли в удел родственникам и близким друзьям. Орхан назначил своего сына Сулеймана-пашу военачальником пограничной провинции Фракия. В последующие два столетия закрепилась традиция ставить во главе периферийных районов сыновей. При этом они находились под жестким контролем центральной власти и никогда не были бейлербеями. Более того, их полномочия прекращались после смерти правителя, исключением являлись только сыновья нового султана.

Постепенно создававшаяся провинциальная администрация была основана на принципе делегирования военной власти. При Мураде I европейскими землями управлял бейлербей, чья резиденция находилась в Софии. С 1393 года к зоне его влияния присоединились провинция Анатолия, центром которой была Анкара, и позднее Кютахья. В это время его сын Мехмед возглавил управление Амасии и Сиваса. После укрепления позиций беев на Дунае и Адриатике были созданы санджаки (sancak), или субгубернаторства: Никополь и Охрид (1393), Кюстендил (1394) и Видин (1396). Их число росло с каждым завоеванием, к 1430-м годам их было уже четырнадцать в Румелии и шестнадцать в Анатолии[80]. На этих территориях можно было существенно пополнить войско: от 1000 до 6000 человек. Предводители санджаков, санджак-беи (sancakbeyi), напрямую зависели от правителя, они должны были осуществлять командование субаши и ограничивать зачастую слишком тесные связи последних с местными властями. Санджак-беи собирали войска и передвигались с барабанами и штандартами, получая в награду земли из домена суверена. В конце XIV века кади тоже начали получать фиксированное жалованье. Была введена должность мухтасиба (muhtesib; впервые она упоминается в Бурсе в 1385 году[81]): он представлял государство на рынках, помогал устанавливать цены, инспектировал магазины и проверял используемые единицы измерения и веса. Мухтасиб подчинялся кади, следил за соблюдением правил и общественной морали. В крупных городских центрах он получал жалованье из откупа (султан делегировал ему сбор определенных налогов на ограниченный срок), в небольших городах – тимар в надел.

При Мураде I большое внимание уделялось добыче золота и серебра на сербских и боснийских рудниках. Эти действия провоцировали военные столкновения с зависевшими от них венграми и итальянцами. Добыча драгоценных металлов была необходима и для снабжения войска Мурада II.

Государство получало доход от сельскохозяйственных угодий, частично они поступали в благотворительные институты. Государственные служащие вели конторские книги, из казны финансировалось строительство рынков, мечетей, монастырей и школ. Османские власти уважали старые законы балканского населения и учитывали созданную ранее налоговую систему[82]. Вместо того чтобы адаптировать фикх к проблемам, возникшим в связи с разработкой сербских и болгарских месторождений, государство продлило действие саксонского права, применявшегося там с XIII века. На болгарской территории османские власти продолжали взимать налоги в размере, установленном до завоевания.