Дэвид Боданис - Электрическая Вселенная. Невероятная, но подлинная история электричества Страница 21

Множество изобретателей и иных заинтересованных сторон принялись искать дополнительные способы использования этого нового устройства.

МЕМОРАНДУМ, НАПРАВЛЕННЫЙ БЫВШИМ ТЕЛЕГРАФИСТОМ ДЭВИДОМ САРНОВЫМ ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТУ «АМЕРИКАНСКОЙ КОМПАНИИ БЕСПРОВОДНОЙ ТЕЛЕГРАФИИ МАРКОНИ» ЭДВАРДУ ДЖ. НЭЛЛИ, 1915:

Я разработал план, который позволит сделать радио таким же предметом домашнего обихода, каким является пианино… идея состоит в беспроводной передаче музыки в дома людей… Приемник можно сконструировать в виде «музыкального радиоящика», ведущего прием на нескольких длинах волн, а переход с одной из них на другую будет производиться единственным переключателем или нажатием единственной кнопки.

Если хотя бы миллион семейств сочтет эту идею хорошей, она может… дать значительную прибыль.

Меморандум Сарнова был отвергнут. Десятилетие спустя, в 1920-х, радиоаппаратура, продававшаяся основанной им компанией — RCA, — сделала ее одной из самых могущественных индустриальных фирм мира.

Радио меняло облик каждой страны, в которой его использовали. Хотя телеграфы с телефонами и передавали сообщения с высокой скоростью, они могли связывать лишь одного человека с другим. А радиоволны не были заперты внутри тонкого медного провода. По самой своей физической природе они разлетались во всех направлениях сразу, и это позволяло распространять информацию так широко, что при описании этого нового явления приобрел популярность термин «широковещание».

Фабричные марки собственной страны вдруг стали у ее покупателей куда более популярными, чем прежде; местные спортивные команды приобретали болельщиков по всей стране; культ знаменитостей — таких, как голливудские звезды, — распространился еще шире. Слушателям казалось, что радиопередачи обращены лично к ним.

Изменилась и политическая жизнь.

Адольф Гитлер. «Моя борьба»:

Всякая пропаганда должна быть доступной для массы; ее уровень должен исходить из меры понимания, свойственной самым отсталым индивидуумам из числа тех, на кого она хочет воздействовать. Чем к большему количеству людей обращается пропаганда, тем элементарнее должен быть ее идейный уровень… Солги только посильней — что-нибудь от твоей лжи да останется.

В Америке демагоги, которые использовали радио для насаждения своих идей, неизменно оставались в меньшинстве. А вот в Японии и нескольких европейских странах дело обстояло иначе: новаторское использование радиопередач нацистской партией было в годы, предшествовавшие 1933-му, главным фактором ее успехов на выборах.

В ходе 1930-х командование немецких танковых войск начало эксперименты по управлению крупными наземными и воздушными соединениями, которые предстояло использовать для покорения соседних стран, по радио. Исследователи других стран приступили к изучению иного вопроса: не является ли скрытая в радиоволнах мощь достаточной для того, чтобы удерживать боевые машины врага на расстоянии? Особенно интересовалось этим британское правительство. Королевский военно-морской флот долгое время защищал страну с моря. Нельзя ли с помощью радиоволн защитить ее и с воздуха?

От А. П. Роу, секретаря Комитета сил противовоздушной обороны по вопросам науки, ректору Импириал-Колледжа, члену Королевского ОБЩЕСТВА Г. Т. ТИЗАРДУ, 4 ФЕВРАЛЯ 1935:

Дорогой мистер Тизард!

К настоящему прилагается копия составленного мистером Уотсоном Уаттом секретного меморандума о возможности использования электромагнитного излучения для воздушной обороны…

Глава 7

Энергия в воздухе

За годы, прошедшие после создания радио, идея радара приходила в голову далеко не одному радиотехнику, однако заставить свое начальство поверить в нее никому из них не удавалось. К примеру, в сентябре 1922 года Альберт Тейлор и Лео Янг, служившие в военно-морском флоте США, попытались послать через реку Потомак простой радиосигнал, но столкнулись со странными помехами. Приглядевшись к реке, они увидели, что по ней проплывает пароход. Однако средств, необходимых для исследования этого эффекта, им получить не удалось — их просто высмеяли: каким это образом громоздкий пароход может воздействовать на нечто столь призрачное и невесомое, как радиоволны? О подобных же явлениях сообщалось из России, Франции и большинства других стран, где широко использовалось радио, однако реакция на эти сообщения почти всегда была аналогичной.

К тому же и радиотехники были, как правило, людьми тихими и не напористыми. Впрочем, на счастье Британии, да, собственно, и всего цивилизованного мира, по крайней мере один специалист в области радио обладал качествами совершенно противоположными. Его звали Роберт Уотсон Уатт, и в 1935 году он работал в принадлежавшей Национальной физической лаборатории прескучнейшей, занимавшейся атмосферными исследованиями станции, которая находилась неподалеку от не менее скучного английского города Слау. Уж на что поэт Джон Бетджемен любил юг Англии, а и он, познакомившись со Слау, написал известное:

О бомбы дружелюбные, падитеНа Слау вы и в порошок сотритеИ эти лавки, и кондиционеры…

Прямой потомок усовершенствовавшего паровую машину Джеймса Уатта, Уотсон Уатт некогда был в Шотландии многообещающим студентом, но с тех пор карьера его как-то не задалась. Брак Уотсона Уатта тоже давно свелся к скучной рутине («В те немногие часы, которые не отнимали у меня работа и сон, я был… супругом вялым и скучноватым»), да и все остальное было примерно на том же уровне («Росту во мне метр девяносто, человек недобрый назвал бы меня пузатым, человек подобрее — упитанным; я что-то вроде метеоролога… проведшего тридцать лет на государственной службе»).

Последнее-то и составляло проблему. Будучи потомком человека столь прославленного, Уотсон Уатт вовсе не желал закончить свой век как служащий средних лет, обладающий средним доходом и не обладающий даже средненькой известностью, да еще и застрявший где-то на периферии государственного научного учреждения, во многих милях от Лондона.

И вот в январе 1935 года на него словно с неба, а точнее сказать, из министерства военно-воздушных сил — что даже лучше — свалился запрос. Работавший в министерстве знакомый интересовался, имеется ли хотя бы доля истины в слухах о том, что можно создать радиопередатчик, способный посылать на летящий самолет ужасные «лучи смерти». Ответить на сам вопрос труда не составляло — нет, не имеется, поскольку радиоволны слишком слабы, чтобы причинить какой-либо ущерб массивному самолету. Однако Уотсону Уатту вовсе не хотелось, чтобы таким ответом все и закончилось.

Он понимал, что, как только ответ будет послан, ненадолго открывшаяся перед ним дверь в лондонское министерство тут же закроется; он так и останется торчать в Слау и, может быть, завязнет здесь навсегда. Если же он попробует развить эту идею, вытянуть из нее что-нибудь получше, чем она сама, тогда — как знать? — его могут начать регулярно вызывать в Лондон. Он получит возможность ездить в столицу за счет правительства, скромным образом присутствовать на совещаниях, встречаться с высокопоставленными людьми, а там и продвинуться по службе.

То, что в итоге проистекло из реакции Уотсона Уатта на случайный, по сути дела, запрос — сверхсекретные миссии в Вашингтон, личные совещания с Черчиллем, пожалованное королевой рыцарское звание и выделенные победившей страной огромные средства, — лежало далеко за пределами его воображения. И все же в тот момент, в январе 1935-го, он действительно нашел нечто способное заинтересовать министерство военно-воздушных сил, однако и эта находка составляла своего рода проблему. Уотсон Уатт был человеком очень гордым, но в то же время и довольно честным с самим собой. Сознавая, что метеоролог он хороший, Уатт не без грусти оценивал себя как «второразрядного физика» и «шестиразрядного математика».

Впрочем, у него был друг и коллега Арнольд Уилкинс, который проработал в Слау еще не настолько долго, чтобы записать себя в люди второго разряда. Уилкинс с удовольствием провел расчеты, показывающие, что может случиться, если послать радиоволны в направлении приближающегося самолета. Невидимые волны, в которые верили Фарадей, Максвелл и Герц, — те подобные волшебному ковру вибрации силового поля — не несут, разумеется, энергию, достаточную для того, чтобы расплавить самолет или изувечить пилота. Но, может, они способны на что-то еще?