Владимир Ажажа - Иная жизнь Страница 21

Говорят, что юмор - показатель здоровья нации. Выходит, что нация здорова и вполне втягивается в новое миропонимание, если, кроме протокольного юмора президентов, демонстрирует, например, и такое.

Петька: "Василий Иванович, мотор нашел. Что будем делать?"

Василий Иванович: "А давай на ворота подвесим. Пущай открывает".

Петька: "Василий Иваныч, лезь сюда, подсоби". Запустили мотор. Ворота оторвались и полетели, а на них Василий Иванович и Петька. Радары американцев засекли в небе НЛО. Боевая тревога! Ракетный залп, ракета поражает цель, но НЛO летит. Второй залп, поражение, но НЛО летит. Третий залп.

Петька: "Василий Иванович, мне уже надоело. То открывай ворота, то закрывай, то открывай... "

Или другой анекдот. Прохожий задел девушку ладонью за бедро. Она: "Вы что не смотрите! С Луны, что ли, свалились?" Он: "Да". Она: "То есть как? Инопланетянин?" Он: "Да". Она: "Ой, как интересно! Я давно хотела встретиться с инопланетянами и узнать, как они там размножаются". Он: "А вот так!" И снова задел девушку ладонью за бедро.

Это уже фольклор. Такой же, как и частушка: В небесах фигня летала Неизвестного металла. Много стало в наши дни Неопознанной фигни.

Я и сам пытался шутить: "Каждый должен быть в своей тарелке". "Лучше быть пришельцем, чем проходимцем". Но не всем нравился мой юмор, моя раскованность и моя деятельность в условиях развитого социализма.

Жизнь миллионов людей в нашей стране десятилетиями шла иначе, чем должна идти. Целые поколения выросли в абсолютном бесправии. Не все знают, что когда 10 декабря 1948 года Генеральная Ассамблея ООН 48 голосами при 8 воздержавшихся приняла основополагающий статус человеческого достоинства Всеобщую Декларацию прав человека, Советский Союз при голосовании воздержался, укрепив свою репутацию "империи зла". Во времена партократии текст Декларации в советских средствах массовой информации не печатался и отдельно не тиражировался. Советские коммунисты, являющие собой ум, честь и совесть эпохи, уже с первой статьи, гласящей "Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах", не могли согласиться с тем, что и остальной род людской наделен такими же качествами.

А статья 18: "Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии" и статья 19: "Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их" в период тотальной партийной пропаганды звучали для советского человека совсем нелепо. Инакомыслящих тогда переводили в разряд диссидентов и изгоев. Крутой поворот России на демократический курс снял многие ограничения. Всеобщая Декларация прав человека увидела свет, она легла в основу нашей Конституции. Но традиции и инерция в ее реализации остаются.

А тогда мысль о том, что ты инициативен, всячески искоренялась. Исчез институт деятельности, его кастрировали. Любая деятельность регламентировалась, требовала разрешения или согласия, что в принципе означало одно и то же.

Середина 1977 года. "Что вы там за лекции читаете? Вы разве не знаете, что эта тематика не рекомендована?" Это секретарь парткома Московского инженерностроительного института, полнеющий блондин Любим Федорович Шубин. А я был только-только приглашен в МИСИ руководить проблемным сектором по применению подводных наблюдательных средств в интересах разработки морских нефтяных и газовых месторождений. Успел набрать специалистов, закупить оборудование. И вдруг проводится срочная реорганизация и сектор упраздняют. Партия быстро навела порядок "своей мозолистой рукой". Я и девять неповинных заложников оказались на улице.

Конец 1977 года. Не без помощи друзей устраиваюсь в ЦНИИ "Агат" старшим научным сотрудником в отделение перспективных разработок. Сразу же проводится "тайная вечеря". Генеральный директор А. А. Мошков без лишней огласки добровольно-принудительно собирает в кабинет доверенных руководителей подразделений и просит меня ознакомить присутствующих с проблемой НЛО. Секретарь парткома не присутствует. А беседовавшие со мной люди просто удовлетворяли свой естественный интерес "из первых рук".

Дуэт: партайгеноссе Владимир Николаевич Захаров и заместитель генерального по режиму Александр Кузьмич Шингарев возник позже. Первая встреча носила явно душевный характер: "Мы из вас душу вынем, если вы не прекратите компрометировать нашу фирму".

Надо же так случиться, что в эти дни мне позвонил из Соединенных Штатов корреспондент еженедельника "Нешнл Инквайр" Генри Грис и испросил разрешения встретиться в Москве. Нам, сотрудникам почтовых ящиков, категорически запрещалось встречаться с иностранцами. Но не скажу же я нормальному человеку, что мне не велено с ним видеться и что я даже не имею права пригласить его в свой дом на чашечку чая. Я пришел к Шингареву: "Был такой-то разговор с заморском корреспондентом. Что делать?" - "Для начала пиши объяснительную записку. А когда приедет американец, решим". - "А если это случится в выходной день?" - "Позвонишь мне домой. Вот телефон".

В одну из суббот Грис позвонил уже из Москвы. Он прекрасно владел русским и пригласил меня в гостиницу. Я попросил его перезвонить через пару часов. А сам срочно набрал шингаревский номер. В трубке женский голос. Я: "Будьте любезны, пригласите Александра Кузьмича". Голос: "Сейчас. Саша, тебя к телефону!" Пауза малой продолжительности. Голос: "Простите, а кто спрашивает?" Я называюсь. Пауза средней продолжительности. Голос: "Извините, я вас ввела в заблуждение. Он, оказывается, ушел". Я: "А когда вернется?" Пауза долгой продолжительности. Голос: "Вот мне тут сказали, что он уехал и приедет только утром в понедельник". Полковник госбезопасности А. К. Шингарев скрылся от ответственности под юбкой жены.

Что делать? Через справочную узнаю телефон дежурного по Комитету госбезопасности. "Слушаю, Красильников". Объясняю ситуацию, прошу совета. Красильников: "Конечно, идите на встречу. И вы, как специалист, лучше меня знаете, что можно говорить, а что нет. И не бойтесь таких встреч. Не хватало еще, чтобы мы у себя дома прятались от иностранцев".

Грису я был нужен, как возможный носитель сенсаций, меня в нем - о, святая простота!- интересовала возможность дать объективное интервью об уфологической ситуации, позаимствовать литературу. Через полгода я прочитал сочиненное Грисом и сначала ничего не понял. Там я фигурировал как секретный физик из Академии наук, доверительно сообщивший ему о том, что в якутском городе Жиганске в тайной лаборатории хранятся замороженные трупы инопланетян с разбившейся "тарелки". Первым делом я взял географический атлас и разыскал Жиганск, о котором до этого не слышал. Представляется, что только это и соответствовало действительности в объемной публикации американской акулы пера.

Шингарев затребовал очередную объяснительную бумагу и наложил вето на мою служебную командировку на флотилию атомных подводных лодок Северного флота. Арбитром выступил приехавший с Лубянки парень с хорошей инженерной эрудицией. Я поехал на Север. Победила производственная необходимость.

Несмотря на то, что генеральный директор, главный инженер, начальник отделения мне симпатизировали, Захаров и Шингарев продолжали чинить козни. То я оказывался вычеркнутым из списка на премию, то кто-то задерживал для печати рукопись моего научного отчета.

К этому времени я решил активизировать защиту докторской диссертации. В ней обосновывались принципы использования исследовательских судов нового класса - подводных. Теория подкреплялась практикой экспедиционных работ, выполненных на "Северянке". Было несколько предзащит в Государственном океанографическом институте, на географическом факультете МГУ, в Институте техникоэкономических исследований рыбного хозяйства, в Ленинградском гидрометеорологическом институте и, наконец, в ЦНИИ "Агат". Были письменные отзывы от организаций и неофициальные договоренности с возможными официальными оппонентами. Не было главного - ученого совета, который юридически был бы правомочен принять к защите комплексную работу, какой была диссертация. В ней переплелись техника и методы ее использования, биология и физика моря, промышленное рыболовство, навигация и маневрирование, теория вероятностей и стохастических процессов. Ни один институт не брал на себя ответственность разобраться в этом винегрете, выделяя для себя только долю своей специализации. И вдруг я получаю содействие заместителя директора Института истории естествознания и техники АН СССР А. С. Федорова и его рекомендацию: получить у Высшей аттестационной комиссии разрешение единовременно кооптировать в их ученый совет на мою защиту с правом решающего голоса докторов наук, способных оценить диссертацию. Оценив состав возможных специалистов, мы пришли к решению, что защищаться возможно только на соискание степени доктора географических наук. Свой запрос я собственноручно передал в ВАК вместе с ходатайством от ЦНИИ "Агат", собственноручно же, сговорившись по телефону, через три месяца получил и письменный отказ.