Людмила Иванова - Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1 Страница 24

Иногда шли слушать и в полдень. Девушка брала под каблуком правой ноги снег, бросала через левое плечо за спину в сторону восхода солнца, бралась за подол юбки сзади и слушала лай собачки.

Собаки являются спутниками мифологических персонажей и в других странах. Например, в немецких мифологических рассказах есть образ Бодана, древнегерманского бога бури и мертвых. В Нижней Саксонии его именуют Хаккельбергом и считают, что он появляется на земле именно в эти двенадцать святочных ночей. Он летит со своей свитой и двенадцатью собаками под громкое гиканье, при этом одаривая друзей и что-то отбирая у врагов[198]. Присутствие собаки рядом со святочными персонажами неслучайно: она «осмысляется в мифологических рассказах как медиатор, посредник между мирами»[199].

Собаки не только посредники между мертвыми и живыми, они – маркировка потустороннего мира, именно их лай слышен в Туонеле: «kuulin koiran haukahtavan, villahännän vilkuttavan» (слышал собаку лающую, шерстехвостую повизгивающую)[200]. Неслучайно собачку Сюндю (synnynkoira) иначе называют собакой Туонелы (tuonelankoira). Сямозерцы верят, что когда человек умрет, надо обязательно его оплакать, исполнить причитания, иначе по пути в иной мир его облают собаки Сюндю[201]. Есть верования, связанные с родимым пятном, по-карельски его называют synnyntähti, что можно перевести и как пятно Сюндю. Северные карелы считают, что человеку после смерти придется настолько глубоко брести через реку в Туонеле, насколько высоко он отмечен таким родимым пятном[202].

По верованиям людиков и ливвиков во время грозы с неба падают продолговатые камни, которые называются долото Сюндю (synnyntaltta) и используются в лечебной магии.

Сюндю, как и Крещенская баба, имеет когти, которыми пользуется, поднимаясь на небо в Крещенский сочельник. «В соответствии с некоторыми представлениями, по пути на тот свет умершие должны преодолеть каменную гору, для подъема на которую им были необходимы ногти, иногда же эта гора представлялась стеклянной или хрустальной»[203]. Именно поэтому карелы никогда не выбрасывали ногти куда попало: они должны были пригодиться им на том свете. Ногти нельзя было стричь в воскресенье: иначе будешь разбойником (rosvoksi tuletta). Их нельзя было отращивать длинными, это считалось грехом (reähkä tuli): если после стрижки они попадут в руки черту (piru suau käteh), он сделает из них лодку (venehen laitapuut ta seemäksi sen suurimman panou. ФА 2548/12).

Возможно, изначально Сюндю и Крещенская баба были неким единым персонажем, живущим в потустороннем мире и связанным с культом первопредков. И лишь позже, под влиянием христианства, которое было сильнее на юге, они обособились, и первый стал жителем верхнего мира, где живет Бог, Христос, с которым его и уподобляют, а вторая осталась в нижнем потустороннем мире, отделенном от живых водным рубежом-рекой.

Одно из основных условий, которое надо было соблюдать, собираясь слушать – день должен быть проведен в тишине, покое, без смеха, ругани и крика (35, 43, 46, 58, 59, 62); и второе: слушающий должен быть накрыт с головой (40, 45, 59, 60, 67, 72). Магический круг обводился только когда шли на перекресток или к проруби. На юге, в отличие от севера, многие информаторы говорят, что круг должен быть незамкнутым, необходимо оставить «дверцу» в родной мир, чтобы самому убежать через нее в момент опасности (38, 67). Магическое сакральное пространство может не только защищать от внешнего воздействия вредоносных сил, но в иных случаях быть опасным и для самого «слушающего». Здесь возможно и сопоставление с древними беломорскими лабиринтами-спиралями, выложенными на земле из камней. Считается, что шаманы, идя по спирали, т. е. по незамкнутому кругу, в состоянии транса проникали в иные миры с целью получения сакральных знаний, а затем выходили из лабиринта. Но благодаря именно разомкнутой спиралевидной форме духи не могли проникнуть в человеческий мир.

Сюндю как прорицатель чаще всего предсказывал события личного характера: свадьбу, смерть, пожар, падеж скотины, возвращение сына, но иногда и такие глобальные события как войну (30), образование колхозов (36), строительство железной дороги (38), богатый урожай (ФА 3650/6). Быть может, из-за своей основной функции божества судьбы, Сюндю иногда видели в образе катящегося большого деревянного колеса (Syndy vieri, ku suuri puuratoi). Это чаще всего происходило, когда пилили осину на маленькие колесики, чтобы получить осиновые опилки для замеса квашни[204]. Вспомним русское выражение «колесо судьбы» или «колесо фортуны».

Провинившегося слушателя Сюндю может даже убить (73). Он может выйти из проруби и погнаться следом (52, 53, 59, 67, 69). В таком случае надо предпринять какие-либо предохранительные действия: не смотреть назад (53), бросить вслед горящий берестяной клубок (68, 69), воткнуть в снег горящие свечи (68), с молитвой закрыть двери (52, 53, 58), надеть горшки на голову (43). Есть сюжеты, в которых Сюндю таскает слушающих, схватив за не обведенный кругом хвост коровьей шкуры. Сюндю может войти в сарай и отстегать плетью стены, до смерти напугав слушающего (56). В одной из быличек Сюндю приносит во время «слушания» девушке прямо под стол шашку; она выходит замуж за солдата, а потом оказывается, что эту шашку у него во время службы украли черти (71). Сюндю освобождает от болезни (60), жалеет хромоножку (67), подает из проруби волосатую руку (37) или дает ключи, предвещающие богатство (69, 70). Мохнатую руку часто во время гадания в бане может подать и баенник. «„Мохнатая рука“ эквивалентна шерсти, которая, подобно волосам и перьям, осмысляется как средоточие жизненной силы, магической и физической, и потому является знаком-символом предстоящего благополучия»[205]. А «ключи счастья», обеспечивающие пожизненный богатый улов рыбы, в Иванов день может дать водяной.

Таким образом, изучив персонажи, появляющиеся в сакрально-лиминальный период Святок, севернокарельский Vierissän akka и южно-карельский Syndy, исследовав их сходство и различие, можно сделать основной вывод о присутствии в этих образах как древнего языческого пласта, так и более поздних христианских наслоений. В образе Крещенской Бабы больше ощущается женское природное начало; возможно, это когда-то была покровительница вод, Мать Воды. Основной локус ее обитания – вода, причем во вневременном отношении; просто в пороговый момент Крещенского промежутка при особых обстоятельствах и при соблюдении строгих правил с ней возможен более тесный контакт. В образе Сюндю, без сомнения, прослеживается древний культ предков, культ умерших. Об этом говорят и производные от Syndy плачевые syntyzet, т. е. умершие родичи, и сам Suurisyndy – возможно, Великий предок, Великий прародитель. С проникновением в быт карелов православия, охристианизировались и эти древние персонажи, один из которых стал больше соотноситься с Рождеством, рождением Христа, а другой – с Крещением. Хотя, безусловно, сами православные, и шире – христианские священники соотносили эти языческие персонажи с антиподом христианского Бога – дьяволом, чертом, бесом.

Интересным представлялось бы краткое сопоставление карельских святочных образов и духов-хозяев воды с русскими шуликунами[206], якутскими сюллюкунами, и коми suleikin, водяными духами[207]. Считается, что в сакральные святочные дни (у русских это «святые дни», а, к примеру, у болгар «погани дни, нечисти дни», у сербов и хорватов «nekresteni дни», т. е. «некрещеные дни») вся нечистая сила оказывается на свободе. Она, с одной стороны, особо опасна для людей в этот промежуток времени, а с другой – именно в это время с ней можно вступать в непосредственный контакт, при этом строго соблюдая особые правила. В карельской мифологической прозе есть сюжеты, в которых говорится, что в Святки ходят слушать водяного (357). В это время можно «поднять» русалку из проруби, и она может дать ключи счастья избранному ею (чаще это хромоножка), а остальных могут спасти только вовремя одетые на голову горшки из-под молока (356). В таких сюжетах происходит явное наложение друг на друга двух разных образов: хозяев воды, которые наиболее активны летом, и Крещенской бабы, появляющейся в земном мире лишь в короткий промежуток от Рождества до Крещенья.

Н. И. Толстой считал, что слово «шуликун» (как и коми suleikin) произошло от праславянского sujb «левый, плохой, нечистый» плюс суффикс – ун (как в словах: колдун, шатун)[208]. Д. К. Зеленин назвал его «водяным демоном»: «Шуликуны всегда представляются не в одиночестве, а группами или семьями, они живут вообще в воде, но зимою, на святках, выходят из воды на сушу… Таким образом, шуликун оказывается, в сущности, зимним демоном, поскольку о летнем его поведении почти нет никаких поверий, и летом он как бы не существует»[209].

Они всегда маленького роста, любят играть в куклы, держатся гурьбой и проказят. У белорусов есть поверье, что умерших некрещеных детей с 25 декабря по 6 января отпускают из ада погулять на землю, а необычных существ чаще всего видят на перекрестках дорог, где хоронили некрещеных детей, или у проруби. Значит, делал вывод Д. К. Зеленин, шуликуны – это «заложные покойники – дети, умершие в раннем детстве». А поскольку они все время живут в воде, значит, они дети водяных духов-хозяев[210]. У карелов же существует поверье, что все утонувшие поступают во власть водяного, и сами становятся его детьми, водными жителями. Таким образом, понятно, почему именно русалка (т. е. тоже заложная покойница) в карельских былинках в Святки выходит из воды.