Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 16 Страница 24

Как к восприятию примыкает рефлексия, так к представлению восприятия – воспоминание. Воспоминание – осуществление вновь мысленного присутствия прошлых процессов сознания (стр. 129). Существуют и в области этого познания о процессах сознания единичные и общие представления. Последние тоже получаются через сосредоточение внимания на общем (в процессах сознания) и через отвлечение от индивидуализирующих их признаков, т. е. от тех указаний друг на друга, которые показывают, что они принадлежат одному сознанию, а также от временных определений (стр. 242). Наконец, суждение, по Уфуэсу, есть соединение представлений (стр. 169, 170).

Как уже было сказано выше, вся эта классификация явлений мышления глубоко отлична от классификации тех же явлений у Брентано. У последнего вне познания, определяемого как признающее истинным или ложным, стоит все множество представлений. У Уфуэса другое определение познания – что оно предметное сознание, возможное, или благодаря (реальному) тожеству предмета с его познанием или благодаря выделению в процессе сознания содержания, отпечатка предмета. Сообразно с этим вне познания стоят у него только не ставшие восприятиями и представлениями (согласно его словоупотреблению) ощущения. Различие классификации коренится, таким образом, в разногласии в понимании самой сущности познания. В частности, явления, носящие у Уфуэса название восприятий (у Брентано этот термин обозначает иное), и тем более процессы, именующиеся у него представлениями, еще вовсе, по Брентано, не познание, так как в них нет элемента признания существования их предмета, а Уфуэс относит их к познанию. Отрицать существование таких представлений (по его терминологии), как эти восприятия, Брентано не стал бы, так как у него в основании каждого суждения, значит в основании восприятия (по его терминологии), лежит представление, но он не назвал бы их восприятиями и, что существеннее, не признал бы их познанием. Понимание суждения у Уфуэса тоже совершенно иное, чем у Брентано: не только оно не тожественно (у Уфуэса) с познанием – это видно уже из предыдущего, – оно еще понимается именно как соединение представлений, против чего так ратует Брентано. Особого основного класса суждения у Уфуэса и не составляют, а образуют только подразделение класса познания или предметного сознания.

Относя, в противоположность Брентано, столь много явлений мышления к познанию, Уфуэс возвращается к перипатетической традиции, которая наряду со стремлением знала только одно познание. Причина этого второго возвращения Уфуэса к старинным взглядам та же, что и в первом случае. У него и у перипатетиков всех времен главная забота – вопрос о познании и притом о познании внешнего мира. Поэтому в данном случае при посредстве более широкого и качественно иного, чем у Брентано, понятия познания, появляется возможность расширить область этого познания за счет непознавательного сознания.

Однако, раз зародившись, не умирает мысль о различении сознания и познания: несмотря на всепоглощающий гносеологический интерес Уфуэса, он все-таки выделяет не только чувства, но и некоторые ощущения как сознательные, но не познавательные явления.

Противоположность с Брентано по вопросу о сущности суждения, конечно, тоже – возвращение к перипатетической традиции. Она объясняется, по-видимому, следующим образом. Common sense, который вообще налагает свою печать на все, написанное Уфуэсом, не позволяет отрицать или утверждать иного, как соединения представлений. Между тем и Брентано держался воззрения, что признание или отвержение предметов составляет сущность суждения. Так что учение Уфуэса является своеобразным выводом человека «здравого смысла» из учения Брентано, ведущим к сужению объема понятия суждения.

Гуссерль обозначает душевные явления термином «переживания» и «содержания (сознания)». Эти переживания или содержания сознания он, ссылаясь на общепринятость такого определения в современной психологии, определяет как реальные происшествия или события, которые, меняясь каждое мгновение в многообразном сплетении и взаимопроникновении, составляют реальное единство душевного индивидуума или сознания38. Сознание же, в свою очередь, определяется как весь феноменологический состав духовного «Я», как феноменологическое «Я», как «связка» или сплетение душевных переживаний (там же, стр. 325). «Феноменологический» означает у Гуссерля раскрываемый путем простого анализа и описания, которые предпринимает наука феноменология, в противоположность различным теоретическим построениям логики, поэтики, психологии (стр. 6 – 8). Следовательно, феноменологический состав «Я», феноменологическое «Я» означает просто; раскрываемое прямо путем анализа и описания, без каких-либо теоретических построений, «Я» и его состав. Иные употребления слова «сознание» Гуссерль отвергает как сбивчивые и не имеющие общего признания в современной психологии (стр. 354, 355).

Переживания определяются, следовательно, через сознание (душевный индивидуум, «Я»), а сознание через переживания; но сопоставление всех этих терминов, несмотря на указанный круг в определении, наводит нас на весьма определенное знание о том, какие предметы имеет в виду Гуссерль. К тому же он сейчас же дает ряд примеров переживаний. Восприятия, представления фантазии, образные представления, акты мышления в понятиях, предположения и сомнения, надежды и опасения, желания и хотения – все это переживания или содержания сознания (стр. 326). Притом ощущения так же подходят под это определение переживания, как характер восприятия (т. е. то, что делает восприятием совокупность ощущений) и явление воспринимаемого предмета в восприятии. Последнее надо столь же строго отличать от самого предмета, который обыкновенно к переживаниям уже не относится, как подвергаемые в нем истолкованию ощущения от свойств воспринимаемого предмета. Например, при восприятии красного шара совершенно различны равномерный красный цвет самого шара и ряд переходящих один в другой оттенков, возникающих в ощущениях именно при правильном восприятии этого равномерного цвета как такового (стр. 326– 328). Это пояснение Гуссерля сразу показывает нам объем и богатство, даваемые им (правильно или неправильно), понятию душевного явления; они весьма значительны по сравнению, например, с соответствующим понятием у Брентано.

Хотя это собственно ясно уже из предыдущего, Гуссерль все-таки еще оттеняет, что его понимание сознания исключает возможность того, чтобы «Я» (т. е. сознание) было чем-то своеобразным, парящим над своими переживаниями. Оно просто тожественно единству сплетения этих переживаний, и «переживать» значит включать что-либо в это единство, «переживаться» – быть включенным в него (стр. 330, 331, 342).

Сопоставим эти общие учения о душевных явлениях Гуссерля с таковыми же Брентано и Уфуэса. С Брентано он прямо полемизирует по поводу его определения душевных явлений. В частности, главный признак душевности по Брентано, отношение к предмету, интенциональное его существование внутри явления Гуссерль не считает признаком всякого душевного явления (переживания) (стр. 344, 345). Как пример переживаний, не подходящих под это определение, Гуссерль приводит ощущения и сплетения ощущений, а также фантазмы, т.е. воспроизведения ошущений и их сплетений (стр. 349, 712). Брентано не относит содержания ощущений к душевным явлениям, к которым он причисляет акты ощущения как своеобразные отношения к ощущаемому нами предмету. Гуссерль, напротив, с одной стороны, отрицает существование таких актов ощущения, а содержания ощущений, с другой стороны, считает душевными явлениями (стр. 714, с прим. 1, 715, 871, прим. 1); их-то он и приводит как примеры не подходящих под определение Брентано переживаний. По этому вопросу близок к Гуссерлю Уфуэс, который утверждает, что некоторые ощущения не имеют отношения к предмету и что получают его ощущения только путем преобразования в восприятия и представления.

Сознательность, служащую признаком душевности у Уфуэса, Гуссерль тоже не приводит в качестве такового. Зато согласно и с Брентано и с Уфуэсом, Гуссерль признает единство сознания как сплетения душевных явлений. Собственно на утверждении этого единства да на примерах только и зиждется, по существу дела, у него определение душевных явлений (переживаний). Сознание как единство он то готов счесть существом (стр. 328), то склонен оставить вопрос об этом открытым, так как не решает окончательно, можно ли путем установления причинных законосообразных связей между частями сознания сделать его единство настолько устойчивым, как единство тел (стр. 332). В понимании единства сознания Гуссерль, следовательно, занимает посредствующее положение между Брентано, признающим его существом, и Уфуэсом, отвергающим такую возможность.

По вопросу о том, существуют ли бессознательные душевные явления, Гуссерль не высказывается. Однако, раз он называет душевные явления переживаниями, то нельзя ему приписывать признание таковых. Только он ничего не сделал, чтобы выявить эту черту душевности, как это сделали: Уфуэс – через свой признак сознательности, Брентано – через то, что он признал всякое душевное явление предметом душевного явления. Против учения последнего, что всякое душевное явление в частности есть предмет восприятия (т. е. по воззрениям Брентано, познания особого рода), Гуссерль прямо восстает, утверждая противное (стр. 339, ср. 701, 702).