Арутюн Улунян - Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.) Страница 26

Советская политика внесения разногласий в НАТО, вплоть до раскола этого военно-политического блока, представляла для Софии особый интерес. Наиболее перспективным Кремль считал использовать демонстрировавшиеся Анкарой перед её западными, прежде всего американскими, союзниками по НАТО, самостоятельность и «особый» внешнеполитический курс. Такая политика была рассчитана на получение турецкой стороной максимально возможной поддержки США как по экономическим, так и по внешнеполитическим (отношения с Грецией и «кипрская проблема») вопросам. Москва фактически рекомендовала Софии смягчить своё отношение к Анкаре, чтобы не допустить более масштабных с точки зрения Кремля негативных изменений в регионе: превращения Кипра в военно-морскую базу НАТО в случае присоединения его к Греции[318].

Приглашение посетить осенью 1965 г. Софию с официальными визитами (соответственно 13-18 сентября и 22-27 сентября), сделанное главам Румынии и Югославии – Н. Чаушеску и И. Броз Тито – рассматривалось руководством Болгарии как важный элемент в его балканской политике.

В то же время в Белграде и Бухаресте с большой осторожностью воспринимали эту болгарскую инициативу Тем не менее сотрудничество между болгарскими и румынскими службами развивалось достаточно активно, а «главным противником» продолжали оставаться США и возглавляемый ими Североатлантический альянс. Разведывательная информация, передававшаяся болгарской госбезопасностью её партнеру в Румынии – Управлению безопасности Министерства внутренних дел, содержала данные как по региональным вопросам, так и по более общим, включавшим натовскую и американскую тематики в целом. Подбор в послании из Софии освещаемых проблем позволяет сделать вывод о том, что ознакомление румынской стороны с данной развединформацией, помимо чисто практической задачи, преследовало и идеологическую: убедить Бухарест в том, что Румыния рассматривается на Западе как один из членов коммунистического блока, несмотря на попытки румынского руководства демонстрировать на международной арене свою независимость и подчеркнуто самостоятельный внешнеполитический курс, пытаясь добиться особого статуса во взаимоотношениях с США и другими членами НАТО[319]. Присутствие сил НАТО в Средиземноморье внимательно отслеживалось военно-разведывательными органами стран-членов ОВД. В соответствии с данными операционного управления Генерального штаба Румынии, Североатлантический альянс обладал к весне 1965 г. около 1500 единицами плавсредств, куда входили 370 боевых кораблей, 45 эскадронов военно-морской авиации с более чем 680 летательными аппаратами различной модификации и видов, 8 батальонов морской пехоты[320].

В свою очередь, сотрудничество стран-участниц ОВД в военно-технической и разведывательной сферах продолжало оставаться малоизвестным даже для заинтересованных в получении подобной информации разведывательных организациях государств НАТО, прежде всего американских разведслужб. Однако даже видимая часть активизировавшейся балканской региональной политики членов Варшавского блока, а также не входившей в неё СФРЮ давала определенные основания для выводов о перспективах развития ситуации и замыслах Кремля. Зарубежные аналитики делали вывод о том, что «Москва, вероятно, вдохновляется желанием более тесного официального сотрудничества между тремя государствами как основы для другого, “мирного наступления”, нацеленного на Грецию и Турцию. Улучшение болгаро-греческих отношений, датируемое июльским (1964 г.) соглашением, нестабильная ситуация в самой Греции и улучшение отношений между Москвой и Анкарой могут рассматриваться как обнадёживающее условие для следующих усилий в этом направлении. Подобная политика выявила бы особую значимость Болгарии, единственного советского надежного сателлита на Балканах, и могла бы обеспечить ей большую маневренность, чем ранее, если бы она сделала выбор и воспользовалась этим»[321]. Однако, демонстрируя свои особые интересы на Балканах, София прибегала и к тактике «уколов» в том случае, если была уверена, что это не создаст серьезные проблемы в её взаимоотношениях с Москвой, но позволит проявить самостоятельность, которая будет воспринята Кремлем спокойно, так как советская сторона не была заинтересована в слишком серьезном усилении Болгарии в регионе за счёт влияния СССР. Публикация в октябре 1965 г. в издававшемся на французском языке журнале – официальном органе Министерства внешней торговли – статьи, иллюстрацией к которой была карта с обозначением части греческой территории как болгарской, относилась к подобного рода маневрам Софии.

Болгарское руководство использовало особую тактику и в отношениях с Вашингтоном – главным участником евро-атлантического военного и политического альянса. С одной стороны, София демонстрировала максимальную лояльность Москве и официально заявляла американской стороне о том, что «к сожалению, в отношениях между Соединенными Штатами и Болгарией девяносто девять процентов зависят от Государственного Департамента и только один процент – от Болгарии; но этот один процент включает нашу добрую волю и добрые намерения»[322]. С другой, озвученная главой болгарского коммунистического режима Т. Живковым в беседе с послом США Н. Дейвисом формула о 90 и 10% должна была усилить заинтересованность Вашингтона в Болгарии и призвана активизировать американскую политику на болгарском направлении. В случае реализации данного плана, София могла бы использовать складывавшуюся ситуацию в собственных интересах как на региональном уровне, так и в двусторонних отношениях с Москвой.

Одновременно Болгария проявляла особую заинтересованность в активизации румынского вектора региональной политики. Это становилось очевидным и для Бухареста, который также стремился усилить собственные позиции в рамках балканского сектора «социалистического лагеря» и продолжать проводить свой особый курс в рамках Варшавского пакта. Визит главы Болгарии в Румынию по приглашению руководителя последней – Н. Чаушеску состоялся 22-24 октября 1965 г. После его окончания Т. Живков прибыл 25 октября в Москву и оставался там до 28 октября. Его встреча с Л. И. Брежневым буквально сразу же после болгаро-румынских переговоров фактически подчеркивала «коалиционный характер» действий Москвы и Софии на балканском направлении и имела прямое отношение к оборонной политике Варшавского пакта. Помимо констатации особой позиции Румынии в ОВД и попыток Кремля добиться дистанцирования румынского руководства от китайских идейно-политических постулатов, болгарская сторона выяснила, что Москва, проведя консультации с руководством государств-сателлитов, собирается предложить новый устав блока. Предполагалось создать технический секретариат, который должен был координировать работу по подготовке подлежащих обсуждению вопросов, но без понижения уровня представительства участников ПКК, т. е. первых секретарей компартий[323].

§7. Начало ослабления Юго-Западного ТВД Варшавского Договора

Внутри Варшавского блока всё большую самостоятельность проявляла Румыния, которая превращалась в исключительно непредсказуемого союзника. Югославия, не являвшаяся участницей пакта, могла рассматриваться в качестве потенциального союзника только при определенных условиях, а именно: создания угрозы для её безопасности. При этом военный потенциал страны был сопоставим с такими членами ОВД, как Чехословакия и Польша, находившимися на «первой линии» противостояния с Западным блоком. В организационном и оперативном отношениях югославские вооруженные силы имели большой боевой потенциал и были дислоцированы на территории всей страны таким образом, чтобы обеспечить её оборону, прибегнув к войсковым операциям или, в случае невозможности фронтального противодействия превосходящим силам и средствам противника, перейдя к партизанским действиям.

Внутриблоковая расстановка сил в Варшавском пакте давала основания для зарубежных, прежде всего американских аналитиков из числа представителей разведывательного сообщества США, делать вывод о тесной связи внутриполитического развития государств-участниц Варшавского пакта и их военной стратегии. Применительно к Балканскому «щиту социализма» это нашло своё выражение в достаточно точных заключениях, сделанных зимой 1965 г. американскими экспертами о мотивации и характере устремлений соответствующих режимов, которые могли обратиться к усилению собственной самостоятельности от СССР. Так, в частности, Румыния апеллировала, помимо прочего, к фактам национальной истории и роли в ней российско/советско-румынских отношений при решении спорных территориальных вопросов (Бессарабия, Буковина). Для румынского военного и партийно-государственного руководства было ясно, что Москва продолжит оказывать давление на Румынию как члена Варшавского пакта, от которого требуется выполнение общих оборонных скоординированных действий, несмотря на демонстративно отстаивавшуюся Бухарестом самостоятельность в рамках Восточного блока. Одним из зримых проявлений формирующейся румынским партийно-государственным руководством концепции национального суверенитета, затрагивающей и военно-политический аспект членства Румынии в ОВД, становилось всё более частое обращение Бухареста к фактам национальной румынской истории как к аргументу, легитимирующему внутри- и внешнеполитический курс коммунистического режима. Обеспечение территориальной целостности страны становилось в условиях ухудшения советско-румынских отношении важнейшим элементом доктрины национальной обороны. При этом руководство Румынии использовало в соответствии с традициями полемики обращение к так называемому историческому наследию «классиков марксизма-ленинизма». Издание в декабре 1964 г. Академией РНР «Записок о румынах» К. Маркса[324] в количестве 20,5 тыс. экземпляров стало весьма симптоматичным явлением[325], так как в этой работе канонический классик коммунизма в достаточно жёсткой и исключительно негативной форме характеризовал политику царской России в Бессарабии и румынских княжествах в XVIII-XIX вв., включая действия армии под руководством А. В. Суворова и русских войск в регионе позже. Во многом это было отражением процесса «десоветизации после 1963 г, являвшейся, по сути, механизмом выживания румынской коммунистической элиты, взявшей на вооружение и манипулирующей патриотическими символами»[326].