Что такое античная философия? - Адо Пьер Страница 26

Если кто-либо определяет школу (hairesis) как приверженность многим догмам, тесно связанным между собой […] то мы скажем, что не имеем школы. Если же школой (hairesis) будут называть образ жизни, основывающийся на некотором разумном принципе согласно с явлением […] тогда мы скажем, что имеем школу[281].

Скептики, впрочем, развивают свою аргументацию; они хотят показать, что следует воздерживаться от суждения, от приверженности какой-либо догме, чтобы обрести спокойствие духа. Киники же не прибегают к доказательствам и не излагают никакого учения. Сама их жизнь выражает некий смысл и заключает в себе целое учение.

Совпадения и различия: первичность выбора образа жизни

Как мы уже видели на примере Сократа, Платона и Аристотеля и как мы еще убедимся в дальнейшем, рассматривая эллинистические школы, каждая школа определяется и характеризуется некоторым жизненным выбором, или экзистенциальным предпочтением. Философия — это влечение к мудрости, а мудрость тождественна некоторому образу жизни. Следовательно, изначальный выбор, отличающий каждую школу, есть выбор некоторого типа мудрости.

Правда, при первом ознакомлении можно усомниться, так ли уж различны были понятия о мудрости в разных философских школах. В самом деле, все эллинистические школы, казалось бы, определяют мудрость примерно одинаково: прежде всего как состояние совершенного спокойствия духа. С этой точки зрения философия предстает как исцеление от забот и тревог, как преодоление человеческого ничтожества, причиной которого киники считают общественные условности и различные виды общественного принуждения, эпикурейцы — погоню за ложными удовольствиями, стоики — стремление к наслаждению и эгоистические интересы и, наконец, скептики — ложные мнения. Притязают они на Сократово наследие или нет, философы всех эллинистических школ вслед за Сократом признают, что люди пребывают в ничтожестве, что жизнь их исполнена страданий и зла и виной тому — невежество: зло заключено не в самих вещах, а в оценочных суждениях относительно вещей. А посему надо помочь людям изменить свои оценочные суждения, — все философские концепции периода эллинизма предлагают спасительные лекарства[282]. Но чтобы изменить свои оценочные суждения, человек должен сделать решающий выбор: в корне изменить и образ мыслей, и образ жизни. Этот выбор и есть философия; только благодаря философии можно достичь согласия с самим собой и спокойствия духа.

Однако за видимым сходством открываются глубокие различия. Необходимо различать, прежде всего, школы догматические, для которых врачевание души состоит в том, чтобы изменять оценочные суждения, и скептические, призывающие попросту воздерживаться от них. Далее, хотя догматические школы сходятся в мысли, что основополагающий философский выбор должен отвечать врожденной склонности человека, здесь можно противопоставить, с одной стороны, эпикуреизм, который выводит все человеческие поступки из стремления к наслаждению, и, с другой стороны, платонизм, аристотелизм, стоицизм, для которых, в соответствии с сократической традицией, стремление к благу есть изначальное влечение человеческого существа. Но, несмотря на совпадение этой глубинной установки, экзистенциальный выбор, на котором зиждется учение каждой из трех последних школ, далеко не одинаков.

Совпадения и различия: метод преподавания

Совпадения и различия обнаруживаются и в методах преподавания. В трех школах, связанных, как мы только что сказали, с сократической традицией (платонизм, аристотелизм и стоицизм) преподавание, невзирая на изменение политических условий, подчинено, как и во времена Платона и Аристотеля, двоякой цели: прямо или косвенно воспитывать граждан, а еще лучше, по возможности, политических вождей — но при этом воспитывать философов. Подготовить воспитанника к участию в политической жизни — значит научить его, путем длительных риторических и, главное, диалектических упражнений, владеть словом и, обратившись к философии, преподать ему основы науки управления государством. Поэтому не случайно, что в Афины со всей Греции, с Ближнего Востока, из Африки и из Италии съезжаются люди, желающие получить образование, которое позволит им в будущем заниматься политической деятельностью у себя на родине. В Афинах прошли курс обучения многие римские государственные деятели: назовем хотя бы Цицерона. Здесь они учились не только управлять государством, но и властвовать собой, так как философское образование, т. е. упражнение в мудрости, помогает человеку в полной мере осуществить экзистенциальный выбор — благодаря интеллектуальному и духовному усвоению соответственных этому выбору мировоззренческих и жизненных принципов. А для этого, согласно сократической и платонической традиции, необходим живой диалог, обмен мыслями между учителем и учениками. Поэтому преподавание всегда тяготеет к диалогической и диалектической форме, всегда стремится сохранить, даже в учительской речи, характер диалога, последовательности вопросов и ответов, что предполагает постоянную связь, по крайней мере виртуальную, с конкретными индивидуумами, к которым обращен философский дискурс. Постановка вопроса, называемого «тезисом» (например, «Является ли смерть злом?», «Представляет ли наслаждение высшее благо?») и обсуждение его — вот основная схема преподавания философии в эллинистический период, коренным образом отличающая его от преподавания, получившего распространение в последующую эпоху — эпоху империи, с начала I в. и особенно во II в. н.э., когда задачей преподавателя стало комментирование текстов. Исторические причины этой перемены мы рассмотрим позднее. А сейчас позволим себе привести текст, относящийся к эпохе комментаторов. Это отрывок из написанного во II в. н.э. аристотеликом Александром Афро-дисийским комментария к «Топикам» Аристотеля; здесь ясно излагается различие между обсуждением тезисов — методом, принятым в эпоху эллинизма, и комментированием, характерным для последующей эпохи:

Эта форма рассуждения [обсуждение «тезисов»] была в обычае у древних; они давали уроки свои именно таким образом — не комментируя книги, как это делают ныне (тогда и не было еще книг такого рода), а выставляя тезис и приводя доводы за и против; тем самым они упражняли свою способность находить доказательства, основанные на посылках, принимаемых всеми[283].

Аргументация, о которой говорит Александр Афродисийский, — упражнение чисто диалектическое в аристотелевском смысле слова. Но обсуждение тезисов может приобретать диалектическую либо риторическую, догматическую либо апоретическую форму. При диалектической аргументации обсуждение тезисов проводится в виде вопросов и ответов, т. е. в виде диалога. Например, Аркесилай, который считал, что философский дискурс должен быть чисто критическим, просил кого-нибудь из слушателей выдвинуть тезис и затем опровергал его, задавая вопросы, постепенно вынуждавшие собеседника принять положение, противоречащее выдвинутому тезису[284]. Но стоики, будучи догматиками, тоже практиковали в своем преподавании диалектический метод вопросов и ответов. Цицерон даже упрекает их в том, что они слишком мало места уделяют ораторским речам, которые, на его взгляд, только и способны затронуть и убедить слушателя:

Они язвят вас, точно иглами, краткими и резкими вопросами. Но те, кто отвечает им «да» [при диалектической аргументации выставивший тезис должен отвечать только «да» или «нет»], в душе своей отнюдь не преображаются и уходят такими же, какими пришли. Ибо мысли, возможно истинные и несомненно возвышенные, стоики излагают не так, как подобает, а чрезмерно сжато[285].