Ойген Бём-Баверк - Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ) Страница 29

3. Возражение и ответ на него

Сущность ценности мы усматриваем в значении вещи для человеческого благополучия. Этим самым мы подаем повод измерять величину ценности величиной разницы в благополучии — разницы наслаждения и страдания, связанных с обладанием или необладанием вещью. Следовательно, в конце концов нашей теории приходится считаться с явлениями, коренящимися в области человеческих чувств, ощущений.

Но нам возражают, что с факторами, коренящимися в области чувств, нельзя и не следует считаться. Это величины иррациональные, несоизмеримые, заявляет один ученый38. Это величины, не поддающиеся измерению, утверждает другой. «Подобно тому как не могу я называть один предмет в 1 1/4 раза красивее или в 1 1/6 раза изящнее и элегантнее другого; подобно тому как не могу я данную личность назвать в 1 1/5 раза любезнее или образованнее другой, — подобно этому я не могу сказать: эта картина, принадлежащая моему отцу, или эта книга, подаренная мне другом, в 1 1/4 или в 1 1/5 раза ценнее той картины, принадлежащей моему брату, или того подарка, сделанного одним моим знакомым, и т. д. Совокупность фигурирующих там и здесь ощущений, желаний, интересов и т. д. нельзя свести к каким-нибудь единицам, а следовательно, нельзя и выразить их в каких-нибудь мерах»38.

Выводы, какие наши противники делают из этих посылок, далеко не одинаковы по своей важности, но, во всяком случае, они направляются против нас. Одни экономисты соглашаются, что основу ценности (субъективной) составляют действительно эти несоизмеримые личные «интересы, желания, потребности, цели, стремления и т. д.», но заявляют, что поэтому-то именно ценность и не поддается измерению40. Другие, в свою очередь, принимают как несомненный факт, что ценность представляет собой величину измеримую и даже способную подвергаться цифровым определениям, но утверждают, что именно по этой-то причине основанием для величины ценности и не могут служить несоизмеримые между собой человеческие потребности, чувства, ощущения и т. п. Ценность, способная выражаться в числах, говорят эти экономисты, должна находить себе источник и мерило опять-таки в чем-нибудь таком, что, в свою очередь, способно принимать цифровые определения, например в труде или в издержках производства40. Как бы то ни было, обе партии — прямо или косвенно — признают, что с несоизмеримыми человеческими потребностями и не поддающимися измерению субъективными ценностями наука ничего поделать не может.

Если бы провести эти воззрения до их логического конца, то они получили бы такой смысл, какого и не подозревали сами их творцы. Если бы наши потребности действительно являлись несоизмеримыми величинами, тогда была бы совсем невозможна всякая хозяйственная деятельность. В самом деле, всеобщий принцип хозяйственной деятельности заключается в стремлении достичь наибольшей пользы при наименьшей затрате сил. Но, спрашивается, каким же образом мог бы осуществляться этот принцип, если бы мы не в состоянии были судить, какая польза больше, какая меньше, или если бы мы не имели возможности определять, соответствует ли данная польза по своей величине тем усилиям, которые необходимо употребить для ее достижения? Да и как стали бы мы определять все это, если бы не существовало возможности вообще сравнивать между собой человеческие потребности, желания, ощущения и пр. с какой-нибудь общей точки зрения, приводить их к общему знаменателю и судить об их абсолютной и относительной интенсивности? В действительности мы взвешиваем и оцениваем наши субъективные ощущения и желания и определяем их взаимные отношения ежедневно, ежечасно. Пусть всякий род удовлетворения потребности доставляет нам свое особого рода наслаждение — это все-таки нисколько не мешает нам составлять себе сравнительное суждение относительно степени получаемого нами наслаждения. Несомненно, что наслаждение, которое я получаю от холодной ванны, по своему характеру совершенно не похоже на наслаждение, доставляемое мне слушанием симфонии, а это последнее по своему характеру ничего не имеет общего с наслаждением, получаемым мною от утоления голода; однако ж всякий из нас знает очень хорошо, какое именно из этих трех различных наслаждений оказывается для него наибольшим в каждый данный момент. Точно так же боль, причиняемая нам уколом иголки, по своему характеру резко отличается от зубной, и однако ж это нисколько не мешает утверждать, что зубная боль представляет страдание более сильное, нежели боль от укола иголкой. Если бы наши приятные и неприятные ощущения действительно являлись несоизмеримыми, то мы постоянно находились бы в крайне безвыходном положении. В самом деле, так как даже и средств богатейшего в мире человека не хватит для удовлетворения решительно всех его желаний, то у нас не было бы абсолютно никакой точки опоры, чтобы судить, каким именно желаниям и потребностям следует отдать предпочтение, какие нужно отодвинуть на задний план. И, право же, не в шутку, а всерьез с нами могла бы случиться такая штука, что в один прекрасный день мы умерли бы от жажды, окруженные массой воды, так как, решая вопрос, на что употребить имеющуюся в нашем распоряжении воду — на утоление нашей жажды или же на орошение наших полей, мы бы по несчастной случайности отдали слишком исключительное предпочтение последнего рода потребности. Следовательно, самый уже факт существования хозяйственной деятельности служит лучшим доказательством того, что наши приятные и неприятные ощущения не безусловно не способны к количественным определениям. Спор может вестись лишь по вопросу о том, какого именно рода количественные определения возможны в данном случае.

Можно считать вполне доказанным, что мы способны определять, сильнее или же слабее вообще данное приятное ощущение другого приятного ощущения. Точно так же не подлежит ни малейшему сомнению, что мы способны судить и о том, намного или же лишь ненамного данное ощущение сильнее другого. Но можем ли мы определить величину этой разницы еще точнее, можем ли выразить ее в цифрах? Можем ли мы сказать, что ощущение удовольствия А, например, втрое больше, чем ощущение удовольствия В? Вот вопрос.

Я положительно думаю, что мы можем это делать, или, пожалуй, выражаясь осторожнее, я скажу, что мы по крайней мере пытаемся это делать; мало того, нас принуждает это делать практическая необходимость, так как только этим путем имеем мы возможность приобрести в бесчисленном множестве случаев точку опоры для разумных практических решений. Бесчисленное множество раз приходится нам в практической жизни делать выбор между несколькими наслаждениями, которых мы не можем получить одновременно, благодаря ограниченности наших средств. При этом обстоятельства складываются нередко таким образом, что в представляющейся нам альтернативе на одной стороне стоит какое-нибудь одно наслаждение, а на другой — множество однородных более мелких наслаждений. Никто не станет отрицать, что в подобных случаях рациональное решение вопроса зависит всецело от нас. Но ведь для такого решения еще недостаточно просто определить лишь вообще, что наслаждение одного рода больше наслаждения другого рода; недостаточно также сказать, что наслаждение первого рода значительно больше наслаждения последнего рода, — для этого необходимо точно определить, какое именно количество более мелких наслаждений соответствует наслаждению первого рода, иными словами, во сколько раз одно наслаждение больше другого по своей величине. Чтобы взять простейший пример, представим себе мальчика, который желает на имеющуюся у него мелкую монету купить фруктов. За эту монету ему дадут или одно яблоко, или шесть слив. Разумеется, он станет сравнивать в уме те приятные вкусовые ощущения, которые дает, с одной стороны, яблоко, с другой — слива. Но для того чтобы сделать выбор между плодами того и другого рода, мальчику недостаточно решить, что яблоки вообще нравятся ему больше, чем сливы, — нет, для этого он должен дать своему суждению цифровое определение, он должен именно выяснить, действительно ли удовольствие, доставляемое одним яблоком, по крайней мере в шесть раз больше удовольствия, доставляемого одной сливой. Или видоизменим пример так, чтобы суть дела выступила еще резче. Представим себе двух мальчиков, из которых у одного есть одно яблоко, у другого некоторое количество слив. Последний хочет выменять у первого яблоко и предлагает ему за него несколько штук слив — четыре, пять, шесть. Сравнивая в уме удовольствия, доставляемые яблоком и сливой, первый мальчик не соглашается на такую мену. После предложения седьмой сливы он начинает колебаться и, наконец, уступает свое яблоко за восемь слив. Что проявляется в этом образе действия, как не выраженное в цифрах решение, что удовольствие, получаемое от одного яблока, выше удовольствия, получаемого от одной сливы, более чем в семь, но менее чем в восемь раз?