Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 1 Страница 32

В таком понимании всякое мировоззрение оказывается интуицией, возникающей из недр самой жизни. Примером такой интуиции могут служить первые наброски Гегеля, возникшие от соприкосновения его религиозно-метафизических переживаний с изучавшимися им документами раннего христианства. Жизнеощущение определяет место человека в жизни, уклад его существования. Таков смысл смелого изречения, что истинный человек – это поэт. Формы, в которые выливается жизнь человека, открывают ему новые стороны мира. Я не решаюсь идти дальше. Нам неизвестен закон, по которому жизнь претворяется в систему метафизики. Для того, чтобы ближе подойти к пониманию типов мировоззрения, надо обратиться к истории. Существеннее всего понять связь жизни и метафизики, понять, что углубление в жизнь является центральной точкой всякой системы, что системы, в которых выражается какое-либо типичное понимание жизни, тесно и глубоко связаны, – сколько бы мы их ни разграничивали и ни длили. Надо углубить исследование этой их основы, надо вскрыть великие намерения, – вот путь исторического исследования метафизических систем.

В этом смысле я предлагаю различать три основных типа. Единственным средством такого деления оказывается историческое сравнение: всякий метафизический ум подходит к разрешению загадки жизни с особой точки зрения, которая определяется его отношением к жизни и обусловливает неповторимую единичность его системы. Мы можем группировать эти системы по их отношениям зависимости, родственности, взаимного притяжения и отталкивания. Здесь, однако, мы встречаемся с затруднением, с которым приходится считаться при всяком историческом сравнении. Оно пользуется предварительной антиципацией при выборе признаков в том, что подлежит сравнению; и эти признаки определяют дальнейший путь. И потому то, что я здесь предлагаю, имеет лишь предварительный характер. Ядром здесь может служить только интуиция, разбившаяся из продолжительных занятий метафизическими системами. Облекая содержание ее в исторические формулы, мы сохраняем за ней субъективный характер. Возможны иные логические противоположения – можно соединить обе формы идеализма или связать объективный идеализм с натурализмом, – эти иные возможности остаются открытыми. Это разграничение типов не преследует иной цели, как только помочь глубже заглянуть в историю, исходя из жизни.

III. Натурализм

Человек находит себя определенным природой. Она объемлет и его тело и внешний мир. Состояния тела, владеющие им животные инстинкты определяют для человека его чувство жизни. Воззрение на жизнь, в силу которого жизненный путь должно проходить, удовлетворяя животным инстинктам и подчиняясь силам природы, утоляющей голод и жажду, старо как само человечество. Испытывая голод, половое влечение, дряхлея и умирая, человек чувствует себя во власти духов, населяющих природу. Он еще природа. Гераклит и апостол Павел презрительно определяют такое воззрение как жизнепонимание чувственной массы. Но оно вечно, и не было времени, когда бы оно не владело умами части людей. Даже во времена безусловного господства жреческой коллегии не умирала эта философия жизни чувственного человека; и в те времена, когда католицизм подавил теоретическое исповедание этой точки зрения, часто встречаются ссылки на эпикурейцев; и то, что не могло облекаться в философские учения, звучало в песнях провансальских трубадуров, в немецких придворных стихах, во французских и немецких песнях о Тристане. И в светской философии жизни XVIII века мы находим все то, что еще Платон говорил о молодых распутниках и богачах, описывая их теорию наслаждения жизнью. К удовлетворению животных инстинктов присоединяются еще тщеславие общественного положения и честолюбие, – что ставит человека в более тесную зависимость от окружающей среды. В основе этого жизнепонимания лежит всегда одно и то же отношение к миру, – подчинение воли животным влечениям, которые и определяют поведение человека: мышление и обусловленная им целесообразная деятельность находятся в подчинении у этой животности (Animalitát) и призваны служить к удовлетворению ее.

Это жизнепонимание находит выражение в значительной части литературы всех народов. Порою оно выступает как первобытная сила животности, но чаще в борьбе с религиозным мировоззрением. На знамени его написано – освобождение плоти. Историческая относительная правота этого мятежа вечно возрождающегося и вечно деятельного утверждения естественной жизни заключается в противоположении его необходимому, но тем не менее страшному дисциплинированию человечества религией. Из этого жизнепонимания, когда оно становится философией, возникает натурализм, который утверждает теоретически то, что прежде утверждалось в жизни: жизнь природы единственная и настоящая действительность; помимо нее ничего нет; жизнь духа только формально, заключающимися в ней особенностями отличается от физических процессов; и это бедное содержанием сознание есть также результат действия естественных причин в пределах физической действительности.

Структура натурализма остается неизменной, начиная от Демокрита и до Гоббса, и от него до «Системы Природы»: сенсуализм в качестве теории познания, материализм как метафизическое обоснование, и двустороннее отношение к жизни, – стремление наслаждаться и примирение с всесильным и чуждым мировым порядком через подчинение ему в созерцании.

Два основные свойства физического мира создают философское оправдание натурализма. Насколько преобладает в действительности, данной нам в опыте, протяженность и сила физических тел! Они объемлют, как непрерывное и бесконечно протяженное целое немногочисленные явления духа, которые кажутся редкими вставками в великой ткани физического миропорядка. Первобытный человек, созерцая это отношение, чувствует себя всецело подчиненным этому миропорядку – кроме того природа является источником познания единообразия. Ежедневный опыт учит человека отмечать эти единообразия и считаться с ними; позитивная наука о физическом мире восходит через изучение этих единообразия к познанию закономерных связей: так осуществляется идеал познания, недоступный наукам о духе, основывающимся на внутреннем опыте и истолковании его.

Но трудности натуралистической точки зрения гонят его беспрерывно к диалектическому развитию все новых определений своего отношения к миру и к жизни. Материал, на который он опирается, – это явления сознания; натурализм попадает в круг. Он стремится вывести сознание из того, что дано только как феномен сознания. Далее немыслимо вывести ощущение и мышление из движения, которое дано только как феномен сознания. Несравнимость физического и психического приводит после того, как неразрешимость проблемы была доказана всеми попытками решить ее, от античного материализма и до «Системы природы», к позитивистическому признанию коррелятивности физического и психического. Но и это решение проблемы возбуждает сознание. В конечном счете объяснение развития общества оказывается не по силам морали первоначального натурализма.

Начну с теории познания натурализма. Его гносеологической основой является сенсуализм. Под сенсуализмом я понимаю учение, выводящее все познание из чувственного опыта и кладущее в основание оценок чувственное удовольствие и неудовольствие. Сенсуализм является непосредственным философским выражением натуралистического жизнеощущения. Отсюда ясно, почему натурализм, разрешая ставимую им психогенетическую проблему единства душевной жизни, рассматривает его как unitas compositionis единичных впечатлений. Сенсуалист не отрицает ни внутреннего опыта, ни разумной обработки данного, но он усматривает в физическом порядке основание познания закономерных связей действительности, и свойства мышления непосредственно или при помощи теории превращаются им в часть чувственного опыта.

Первая сенсуалистическая теория принадлежит Протагору. Сила мирового разума, проявляющаяся в человеческом мышлении, в предшествовавших системах не отделялась от физических свойств людей, от процесса дыхания и от телесно понимаемых чувственных образов. Протагор учил, что восприятие возникает из взаимоотношения двух движений, внешнего и внутреннего, совершающегося в организме, а так как для него мышление было неотделимо от восприятия, то он объяснял всю душевную жизнь из возникающих таким образом восприятий. Радость, печаль, влечение, – все истолковывалось им как взаимодействие двух движений, он был несомненный сенсуалист. И уже он сам усмотрел вытекающая из этих положений феноменалистические и релятивистические следствия. Релятивизм Протагора заключается в том, что для него всякое знание, оценка, цель обусловлены чисто эмпирическим фактом человеческой организации. Это понимание исключает возможность сравнения указанных функций с внешним миром, к которому они относятся. Итак, познание, оценки, целеполагания обладают лишь относительным значением, соотнесенным с человеческим организмом. Здесь отсутствует связь между субъектом и предметом познания, предпосылкой которой должно быть признание всеобщего, себе тождественного разума, повсюду признающего равное равным. Чувственные организмы в мире животных, простирающемся до человека, представляют бесконечное многообразие, в силу чего пришлось бы признать, что каждая форма организма должна создавать себе совсем особый мир. Чистая эмпиричность чувственной организации, подчинение ей всего мышления, и включение этой организации в связное единство физического мира – вот основание всех релятивистических учений древности.