Елена Карцева - Вестерн. Эволюция жанра Страница 4

Не удивительно поэтому, что у вестерна — ив критике и среди зрителей — есть вполне искренние противники, горячо доказывающие принципиальную его вредность. Многие их аргументы, звучащие рядом с контрдоводами его поклонников, приближают нас к пониманию двойственности жанра, несущего в себе и хорошее и дурное. Попытаемся же представить, избрав испытанную форму гипотетического диалога, столкновение крайних точек зрения. Тем более что конкретный материал для полемики, во всяком случае для начала спора, у нас уже наготове — недаром столь подробно было рассказано о «Шейне».

Диалог антагонистов

Первый. Вы называете это искусством?

Второй. Несомненно. А вы думаете иначе?

Первый. Еще бы! Ведь, по существу, нас полтора часа кормили ложью. Какая идиллия! Просто пастораль в духе Лонга, в которую въехал на своем верном Коне один из рыцарей круглого стола. Дафнис и Хлоя после десяти лет брака — с добродетельной душой и библией на комоде. Классический голливудский вариант. И сэр Ланселот, прервавший поиски святого Грааля, чтобы расправиться с дерзкими разбойниками. Только вместо меча и копья у него — в духе времени — два восьмизарядных кольта. Кроме того, он еще и мастер раздавать зуботычины — и друзьям и врагам. Я же активный противник того, чтобы зрителей угощали сусальными сказками, приправленными для остроты синяками и револьверным дымком.

Второй. Тем не менее вестерны с неиссякающим удовольствием смотрят миллионы. И от этого факта нельзя отгородиться никакими сердитыми фразами.

Первый. Помилуйте! Сколько раз люди заблуждались, с готовностью поддаваясь умелому, точно рассчитанному обману… Я полагаю, вы достаточно знаете американскую историю, чтобы признать, что ничего похожего на то, что показывают нам в вестернах, на самом деле не было. Там, в реальности, существовали грубые, жестокие, невежественные переселенцы, с оружием в руках, не щадя себя и других рвавшиеся на Запад на даровые и необычайно плодородные земли, сулившие богатство. И на гребне своем эта волна несла мутную пену авантюризма самого дурного пошиба. Аферисты, шулеры, бандиты — кто только не пустился в поход через прерии. Если в нем и участвовали рыцари, то лишь определенного ранга — рыцари большой дороги. А теперь на все это неприглядное прошлое накидывают романтический покров и показывают нам милых, добрых, кристально честных людей, живших в умилительном единении с природой, как будто бы и не они варварски истребляли бизонов, вырубали леса, хищнически охотились. Бандиты, конечно, были. Но их, как куропаток, подстреливали неуязвимые и безупречные джентльмены ковбойского типа, наподобие Шейна, и скакали дальше — к таинственному «сердцу Запада» — для свершения новых подвигов. К тому же порядок наводили мужественные шерифы, и после недолгих треволнений и нескольких убийств второстепенных персонажей все приходило в норму. Порок наказывался, добродетель торжествовала. Вот это и есть вестерн, если взглянуть на него трезвыми глазами.

Второй. Но ваш подход к проблеме удивительно односторонен. Откуда этот странный снобизм? «Грубые, жестокие, невежественные…». Можно подумать, что говорит какой-нибудь придворный эпохи «короля-солнца», почитающий быдлом все третье сословие. И если уж обращаться к истории, стоит прежде всего вспомнить, что в освоении новых земель участвовали не тысячи и даже не- десятки тысяч, а миллионы, то есть значительная часть нации. И как раз такие семьи, как Старреты, составляли типичное большинство переселенцев. Здесь и повесть и фильм верны фактам. Что вам, собственно, не понравилось? Их порядочность, их стремление следовать десяти заповедям, наконец, их доброжелательность к другим? «Библия на комоде»! А что, по-вашему, у них должно лежать — «Похвала глупости» или, быть может, энциклопедия Дидро и Д’Аламбера? Да, это были люди не слишком-то образованные, они вряд ли везли в фургонах томики стихов Эдгара По и «Век разума» Томаса Пейна. Да, обстоятельства бытия, постоянный упорный труд в жестоких условиях освоения новых территорий не оставляли времени для овладения этическими тонкостями. Пионеры были и суровы, и чрезмерно прямолинейны в общении, и излишне категоричны в определении добра и зла. Ни в «Шейне», ни в других вестернах этого никто не скрывает: идилличность вам просто почудилась. Но при всех — с сегодняшней точки зрения — недостатках переселенцы в массе своей были честны, трудолюбивы и отнюдь не чужды доброты и милосердия.

Первый. О каком милосердии вы говорите? По-вашему, получается, что освоение Запада измеряется лишь количеством трудового пота, орошавшего новые земли. Нет! Там была и кровь. Много крови. Никакими вестернами не смыть ее с той позорной страницы американской истории, на которой записаны преступления белых против индейцев. Милосердие? Как бы не так! Беспощадная и неравная война с коренным населением континента — вот что было и что известно всем. Заметьте, индейцы в вестернах всегда изображаются кровожадными дикарями и стрельба по ним выдается чуть не за цивилизаторскую миссию. Пионеры защищают себя, своих жен и детей, их принуждают к этому — такую мысль хотят внушить вестерны потомкам этих переселенцев. Во всем — по экранной версии событий — виноваты сами краснокожие.

Второй. Поверьте, что и я ничуть не симпатизирую генералу Кастеру, учинившему расправу над индейцами сиу. Кто станет отрицать очевидные факты? Произошла неизбежная, но от этого не менее страшная трагедия: столкновение двух цивилизаций, двух уровней материальной культуры — первобытного и индустриального, и индейцы, конечно же, оказались пострадавшей стороной. Молодая нация, стремительно растущая, не могла не проложить путь на Запад — это было исторически предопределено. Как и то, что индейцы, защищая свой рушащийся под мощным напором миллионов переселенцев мир, свое право на самостоятельность, на землю, им принадлежащую, должны были оказать нравственно справедливое, но безнадежное с самого начала и потому особенно ожесточенное сопротивление. Кровь — и немалая — была пролита обеими сторонами. Я не оправдываю жестокость белых, проявленную в этой борьбе сверх всякой меры, жестокость тем более постыдную, что сила была на их стороне, но и не разделяю вашего однозначного подхода к событиям. Что же касается бичевания вестерна за тенденциозное освещение индейской темы, то и эта позиция далеко не бесспорна. Во-первых, нельзя клеймить весь жанр хотя бы потому, что он насчитывает много разновидностей и фильмы с индейцами — лишь одна из них»

Во-вторых, эта тема претерпела существенные изменения. Последние четверть века все чаще — по нарастающей — появлялись картины, в которых индейцы не только не «кровожадные дикари», но — люди благородные, честные, добрые, то есть такие, какими их полтора века назад узнал и представил миру Фенимор Купер. Мало того. Многие мастера американского кино открыто и прямо показывают преступления бледнолицых братьев против индейцев, развенчивают былых героев, хотя бы того же генерала Кастера. Вам нужны примеры? Пожалуйста: «Сломанная стрела», «Голубой солдат», «Маленький Большой человек»…

Первый. Суть отнюдь не в этих нескольких фильмах, ибо они теряются в море массовой продукции, как всегда спекулирующей темой, а не стремящейся к истине.

Второй. Я вынужден констатировать, что вы постепенно подменили предмет разговора. Мы начали с несогласия в оценках вестерна как явления искусства, а у вас все упорно сводится к историческим параллелям и социологическим выкладкам.

Первый. Но как же иначе? Они-то и помогают постичь подлинную цену фильмов, которые вы так ревностно защищаете.

Второй. Защищаю? Да они не нуждаются в этом! Я лишь проясняю свою точку зрения. Мы еще не доспорили с вами по нескольким важным пунктам. Прежде всего — по поводу героя в вестерне.

Первый. О чем же тут спорить? Вы знаете, конечно, что такое эскапистское искусство. Вы знаете также, что, несмотря на кажущуюся свою безобидность, безвредность, оно — одно из сильнодействующих средств идеологической обработки масс. Вестерн целиком подпадает под это определение. От сложностей, противоречий, драм современной жизни он уводит своего зрителя в выдуманное романтическое прошлое, он действует, как наркотическое средство, одурманивающее сознание. И герои в этом прошлом — выдуманные, мифические, как Шейн. Кто они такие, откуда приходят, куда уезжают? Ничего не известно, ничто не связывает их с подлинной исторической реальностью. Культ сильной личности, проповедь индивидуализма, кулак и пуля как единственный веский аргумент собственной правоты — такова философская рецептура вестерна и характеристик его героев.

Второй. Вы все время стремитесь перевести вестерн в разряд чисто исторических картин, а после этого уже, естественно, нетрудно предъявлять ему грозные обвинения. Между тем вестерн — национальный эпос Америки и судить о нем объективно можно лишь с этой точки зрения. Здесь свои законы. Есть история, требующая точности в описании людей и событий, и есть род искусства, в котором история — лишь первоначальный материал для создания на ее канве героико-роман-тических сказаний, былин, легенд. Я хочу привести коротенькую цитату: «Знакомясь с былинами, мы сразу же оказываемся в каком-то особом мире, не похожем ни на ту действительность, которая окружает нас, ни на ту историческую действительность, которая воссоздана наукой на основании различных исторических источников». Эта формулировка, принадлежащая известному советскому литературоведу Путилову и взятая из его предисловия к сборнику «Былины», может быть целиком отнесена и к вестерну. У вас, я полагаю, нет претензий к Илье Муромцу, Робин Гуду, Зигфриду или Тариэлю? Так почему вы с такой страстью набрасываетесь на того же Шейна? Ведь и он, подобно любому эпическому герою, защищает справедливость, борется со злом, им руководят не менее благородные мотивы, лишенные даже привкуса корысти. Культ силы? Но, по-моему, никто из названных героев не церемонился с врагами. Револьвер и кулак вместо убеждения? Но со злом, угрожающим многим жизням, не дискутируют, его стараются уничтожить. Кто — палицей, кто — мечом, кто — кольтом: все зависит от эпохи