Салли Сэйтл - Нейромания. Как мы теряем разум в эпоху расцвета науки о мозге Страница 4

Многие верят, что да. По словам нейробиолога Сэма Харриса, проникновение в природу мозга постепенно и полностью объяснит психику и тем самым человеческую природу. В конце концов, говорит он, нейронаука будет — и будет должна — диктовать человеческие ценности. Семир Зеки, британский нейробиолог, и правовед Оливер Гуди- наф приветствуют «будущее тысячелетий, отделенное от нас, возможно, всего лишь десятилетиями, [когда] хорошее знание мозговой “системы справедливости” и того, как мозг реагирует на конфликт, сможет предоставить нам незаменимые инструменты для решения международных политических и экономических конфликтов».

Как остроумно заметил один когнитивный психолог: «Не можете склонить других к своей точке зрения? Возьмите приставку “нейро” - и ваше влияние возрастет».

Не менее значительная фигура, нейропсихолог Майкл Газзанига, надеется на «основанную на мозге философию жизни», опирающуюся на этику, «встроенную в наши мозги. Множество страданий, войн и конфликтов могло бы исчезнуть, если бы мы могли более осознанно согласиться жить в соответствии с ней» (20).

В силу этого неудивительно, что многие смотрят на нейробиологов как на «новых верховных жрецов таинства души и толкователей человеческого поведения вообще» (21). Заменим мы однажды правительственных бюрократов на нейрократов? Хотя нейробиологи и не объясняют, как именно наука о мозге предполагает определять общечеловеческие ценности и достигать мира во всем мире, но их прогнозы весьма амбициозны. Фактически некоторые специалисты говорят о нейронауке так, как будто это новая генетика, то есть новейшая всеохватывающая идеология, призванная объяснить и предсказать практически любое человеческое поведение. А до генетического детерминизма царствовал радикальный бихевиоризм Берреса Фредерика Скиннера, который надеялся описать человеческое поведение в терминах поощрения и наказания. Еще раньше, в конце XIX — начале XX века, фрейдизм постулировал, что людьми управляют неосознанные

конфликты и влечения. Каждое из этих движений предполагало, что причины наших действий вовсе не те, что мы думаем. Уготовлен ли нам теперь нейродетерминизм в качестве следующей универсальной схемы описания человеческого поведения?

Авторы этой книги (один из нас психиатр, а другой — психолог) наблюдали за взлетом популярности нейронауки со смешанными чувствами. Нам приятно, что обычные люди так заинтересовались наукой о мозге, и мы с воодушевлением предвосхищаем новые нейрофизиологические открытия. Тем не менее мы встревожены тем, что большая часть медийного рациона состоит из «вульгаризированной нейронауки» — как назвал это страж науки Нейроскептик (Neuroskeptic)[10], — которая предлагает неглубокие или слишком механистические объяснения сложного человеческого поведения. Мы оба учились в те времена, когда современные методы нейровизуализации делали только свои первые шаги. Первый из основных методов функциональной нейровизуализации позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ) — появилась в 1980-х. Менее чем через десятилетие миру предстала практически волшебная фМРТ, быстро ставшая крайне значимым инструментом исследований в области психологии и психиатрии. А сейчас на многих университетских психологических программах владение техниками нейровизуализации становится необходимым условием для выпускников, повышая их шансы на получение федеральных научных грантов и преподавательских должностей и увеличивая количество публикаций в высокорейтинговых научных журналах. Многие факультеты психологии сегодня включают опыт работы в области нейровизуализации в качестве требования при приеме сотрудников на работу (22).

Мозг объявлен последним научным фронтиром, и, на наш взгляд, по праву. Однако многие фразы из объяснений «на уровне мозга» звучат так, будто они наделены некоторым неотъемлемым превосходством над

всеми другими способами трактовки человеческого поведения. Мы называем такое предубеждение «нейроцентризмом»: мнение, что переживания и поведение человека могут быть лучше всего объяснены путем изучения его мозга (23). С этого популярного нынче ракурса исследования мозга выглядят как-то более «научно», нежели исследования человеческих мотивов, мыслей, чувств и действий. Делая тайное явным, нейровизуализация стала зрелищной козырной картой нейроцентризма.

Возьмем проблему зависимости (аддикции). «Понимание биологической базы удовольствия ведет нас к фундаментальному переосмыслению нравственных и юридических аспектов аддикции», — пишет нейробиолог Дэвид Линден (24). Такая логика популярна среди специалистов по зависимости, но, с нашей точки зрения, в ней мало смысла. Бесспорно, у системы уголовного права существуют серьезные причины для реформирования своих отношений со страдающими зависимостью, но биологические механизмы аддикции к ним не относятся. Почему? Потому что тот факт, что зависимость сопровождается определенными биологическими изменениями, отнюдь не доказывает, что люди, страдающие зависимостью, не в состоянии осуществить свободный выбор. Достаточно посмотреть на американского актера Роберта Дауни-младшего (Robert Downey Jr). Когда-то его можно было бы изобразить на плакате о злоупотреблении наркотиками. «Это было похоже на то, будто у меня во рту заряженный пистолет, и мои пальцы на спусковом крючке, а мне нравится вкус оружейного металла», — сказал он. Казалось, его ужасный конец — это только вопрос времени. Но он обратился в реабилитационный центр и решил изменить свою жизнь. Почему Дауни употреблял наркотики? Почему он решил завязать с ними и оставаться трезвым? Изучение его мозга, каким бы изощренным оно ни было, не поможет ответить нам на эти вопросы и, вероятно, никогда не сможет. Ключевая проблема нейроцентризма заключается в том, что он девальвирует роль личности и социальной среды (например, хаоса в семье, стресса и легкого доступа к наркотикам) в поддержании зависимости.

Наша цель в этой книге — внести ясность в раздутые спекулятивные рассуждения вокруг перспектив нейронауки. В дальнейших главах мы проследим за перемещением методов нейровизуализации (а также электрофизиологических методов, таких как электроэнцефалограмма (ЭЭГ)) из научных лабораторий и медицинских центров в маркетинговые службы, наркологические клиники и залы судебных заседаний.

В первой главе мы начинаем с обзора основ фМРТ. Мы рассмотрим принципы организации мозга, получения изображений мозга на томографе и планирования простейших исследований. Кроме того, обратим внимание на некоторые потенциальные ловушки в интерпретации результатов, которые существуют в области нейровизуализации. Одна из наших основных целей — показать ошеломляющую сложность мозга и то, к каким последствиям приводят попытки делать выводы о психических содержаниях (то есть мыслях, желаниях, намерениях и чувствах) исключительно на основании информации о мозге.

Во второй главе мы обратимся к нейромаркетингу. Импульсом для развития нейромаркетинга послужила идея о том, что потребители не могут точно сообщить о том, что им на самом деле нравится и что именно они планируют купить. Нейромаркетологи, консультирующие многие компании из списка Fortune 500[11], уверены: если заглянуть в мозг потребителей и измерить их «непосредственные» реакции на товары или другие стимулы, такие как реклама или анонсы фильмов, то на основании этих данных можно направлять деятельность корпораций к разработке наиболее привлекательных рекламных и торговых кампаний.

В третьей главе, посвященной зависимостям, мы рассмотрим биологические механизмы патологических влечений. Действительно, в исследовательских кругах и некоторых клинических заведениях царит идея о том, что зависимость является «заболеванием мозга». Механи

стическая простота нейроцентристских взглядов обладает чарующим обаянием, которое затмевает мириады других факторов, способствующих формированию аддикции. Более широкое понимание зависимости, выходящее за рамки биологического пространства, необходимо, если вы хотите достичь успеха в лечении и устойчивости его результатов.

Оставшиеся главы посвящены последствиям эры нейронауки для сферы закона и права. В четвертой главе мы исследуем идею детектора лжи, основанного на данных об активации мозга Как и нейромаркетинг, эта арена оживляется активным духом предпринимательства. Коммерческие продукты типа No Lie MRI[12] обещают предоставить охранным предприятиям, работодателям и ревнивым супругам «непредвзятые методы выявления лжи и другой информации, хранящейся в мозге». Несколько раз No Lie и ее конкурент Cephos пытались представить свои доказательства суду. Мы рассматриваем научную оценку использования этих методов в судебных ситуациях, где ставки очень высоки. И задаемся вопросом, предстоит ли гражданам в обозримом будущем столкнуться с леденящими словами: «У нас есть ордер на обыск вашего мозга».