Борис Горобец - Геологи шутят... И не шутят Страница 4

Геолог из лодки видит, как на берегу мужик вышел из палатки и присел на берегу, стал облегчаться. Он говорит своему рулевому:

— Ты мужика видишь?

— Тьфу, шайтан! — плюется Ч. — Однако, какая песня портит!

Идет геолог по тундре, видит — яранга. Зашел. Видит: сидит Ч., напротив него собака, между ними шахматная доска. Геолог говорит:

— Ну и умная же у тебя собака!

— Однако не шибко умная. Счет «три-два» моя польза.

Ч. идет по улице поселка, ведет двух коров и несёт кусок какой-то трубы. У него спрашивают:

— Ты куда это собрался?

— Однако геологи говорят: мы в баня ходить, телки брать.

— А труба зачем?

— Однако гудеть будем.

У дороги, ведущей из поселка в тундру стоит Ч. с ружьем. Подходит геолог. Ч. загораживает проход и кричит:

— Пароля!

— Что-что? Какая еще пароля? Ты что здесь делаешь?

— Однако тундра охранять надо. Пароля!

— Пошел на х…!

Ч. посторонился, потом говорит про себя:

— Однако три года стою, почему пароля не меняют?

Стоит Ч. на посту. Мимо идет его односельчанин.

— Стой, стрелять буду!

Молчание.

— Стой, говори пароля!

— Пароля.

— Проходи.

В качестве противовеса для этой серии в общем-то «жлобских» анекдотов про Ч., помещенных здесь в силу закона жанра, привожу отрывок об одном реальном чукче, описанном в очерке к. г.-м. н. В. Ф. Ефимова (ИМГРЭ), который работал геологом на Чукотке в течение 14 лет.

«С Лешей Кекеем я познакомился, когда еще работал в ВИМСе и приезжал на Чукотку в поле. Мы с Поливановым таскали все на себе, без рабочих, проводили в маршрутах часто часов по 15 в сутки. Вот тогда-то и набрели на базу Прудникова, где в гордом одиночестве коротал время Леша Кекей, студент геологического техникума, проходивший производственную практику. Напоив гостей чаем, Леша предложил нам свои услуги на весьма оригинальных условиях: он будет москвичам помогать таскать рюкзаки и делать всю черновую работу, а мы будем его учить геологии. Леша оказался очень способным учеником. Он, не переставая, задавал мне разные каверзные вопросы, требовал доказательств, примеров прямо тут же в маршруте. При исключительной памяти он схватывал все на лету, допытывался до сути и бывал очень разочарован, когда я отвечал, что это науке еще не известно или я этого просто не знаю.

Чукча по национальности, Леша окончил после школы-интерната какие-то военные курсы, получил звание лейтенанта специальных частей, которые должны действовать в условиях Крайнего Севера, а затем поступил в магаданский геологический техникум. Имея специальную подготовку, обладая от природы недюжинной физической силой и трудолюбием, Леша был просто незаменим в поле. Он умел практически все, что приходилось делать в условиях коварной тундры. Небольшого роста, коренастый, он таскал, казалось, бы, неподъемные рюкзаки и при этом еще пытался что-нибудь взять у меня. <…>

Потом мы надолго потеряли друг друга из вида. <…>

Я знал, что чукчи при всех своих положительных качествах обладают одним загадочным свойством — не могут переносить спиртного2. Кекей тоже, конечно, знал об этой особенности чукчей и раньше всегда отказывался от спиртного, а теперь в нем сломался тот стержень, который так восхищал нас. <…>

Леша Кекей не выдержал необходимости работать не по разуму, а по плану, разочаровался в геологии, запил, а потом ушел работать в оленеводческий колхоз, где тоже не смог жить и застрелился».

[ГЖМ-1, 2000. С. 245, 260]

Глава 2

Студенты и «преподы»

Как-то идут три девушки: две красивые и одна с мехмата. В другой раз: две умные и одна с геофака, а за ними еще три: две трезвые и одна с химфака.

М. В. Шумилин рассказывает о своем однокурснике Алтынбеке. Он учился еле-еле, разыгрывал слабое владение русским языком, брал преподавателей измором, пока те не поставят тройку. На комсомольском собрании Алтынбека спросили:

«— Как же ты будешь работать инженером? Ведь ты ничего не знаешь.

— А я и не собираюсь работать инженером. Я в республике буду работать по партийной линии.

Однажды группа сдавала экзамен по технике безопасности. Алтын-бек мычал что-то. Преподаватель, которого он уже довел, восклицает:

— Ну, скажите хоть, чем огнетушитель заряжают?

Алтынбек изображает глубокую задумчивость. А сидящий ближе всех к нему студент шепчет:

— Керосином!

Алтынбек выдерживает паузу — мол, это не подсказали, а сам я вспомнил, — и без тени сомнения выдает:

— Керосином!!

И ведь дополз он до диплома и уехал на родину свою. В руководители республиканского уровня он, как будто, не вышел. Но чем-то там руководил».

[Шумилин, 2006. С. 7]

В Петербургском горном институте профессор математики И. П. Долбня принимал экзамен. Билет взял студент по фамилии Эйлер, потомок великого математика Леонарда Эйлера. Но ответить ничего не смог. Профессор предложил ему другой билет. Студент опять ничего не ответил. Тогда профессор протянул студенту экзаменационную ведомость и сказал: «Господин Эйлер! Проставьте здесь себе „неуд“ сами. У меня рука не поднимается поставить двойку напротив такой великой фамилии».

(Из кн.: [Забавные истории. С. 44])

Т. Д. Квитко (ВИМС) рассказала о необычной системе приема экзаменов у студентов МГУ, которую установил академик В. И. Смирнов. На экзамен к нему должна была явиться вся группа до единого студента («хоть умри»). Содержание билетов было студентам известно. На экзамене билеты были разложены на столе в ряд, слепой стороной вверх, строго по номерам от первого до последнего или наоборот. Как именно, — в данный конкретный день студентам было неизвестно. Студенты должны были заходить в аудиторию по одному и брать крайний билет. В принципе каждый студент мог выучить заранее только два билета, ему практически наверняка доставался один из них, ибо этот порядок никогда не нарушался. Дополнительные вопросы В. И. Смирнов не задавал. Староста группы сдавал последним. Ему академик ставил оценку, среднюю по группе. Это приводило к тому, что староста заставлял или упрашивал (кого как) студентов своей группы выучить как можно лучше свои два билета.

Давал ли такой жесткий порядок успешные результаты? Старосте группы, в которой училась Т. Д. Квитко, нужно было во что бы то ни стало получить пять (он шел на красный диплом). И он эту оценку получил.

Профессор С. И. Иванков принимал в МГРИ экзамен по курсу «Обогащение полезных ископаемых». Спрашивает студента:

— Как получают среднюю пробу?

— Берут ее из середины.

На госэкзамене в Миасском геологическом колледже выпускник отвечает на вопрос о шлихах. Причем ГЭК состоит только из мужчин. Студент, возможно, намеренно, произносит в слове «Шлихи» первую гласную как французское и, — что-то среднее между «и» и «ю». Один из членов госкомиссии, вероятно, тоже желая подыграть студенту, задает дополнительный вопрос:

— А какой термин из геологической практики созвучен со «шлихами», о которых Вы нам сейчас рассказывали?

Вопроса студент не понимает. Ему подсказывают, что в этом слове вместо «х» стоит буква, соседняя по алфавиту. Студент смущен, он не верит, что госкомиссия может так шутить. Но все же несмело произносит: «Фуй, что ли?» Члены комиссии, ожидавшие ответа «шлиф» на этот простой вопрос, покатились со смеху.

МГУ, 1970-е гг., экзамен по минералогии.

— Что это за минерал? — спрашивает профессор, показывая студентке опал.

Она не знает и смотрит на других экзаменующихся, прося взглядом подсказки. Один студент из под стола показывает ей руку по локоть, сжатую в кулак. После нескольких бурных колебательных движений кулак разжимается и рука безвольно повисает. При этом студент изображает крайнюю досаду на лице. Студентка напряженно что-то вспоминает и, наконец, произносит:

— Невстанит! (с ударением на последний слог).

На экзамене студент «поплыл». Преподаватель подсказывает:

— Во что вода превращается при 100 градусах?

— Я знаю, что при 40 градусах вода превращается в водку.

Студент рассказывает профессору, что он якобы нашел в прошлом сезоне очень крупный кристалл берилла.

— Вот как моя рука! — Показывает он руку по локоть. — Но пришлось его оставить в местной камералке, — с сожалением поясняет он.

— Не рассказывайте мне басни, — говорит профессор. — Таких волосатых кристаллов в природе не бывает.