Дмитрий Токарев - «Между Индией и Гегелем»: Творчество Бориса Поплавского в компаративной перспективе Страница 40

Но не только влияние По заметно в этом стихотворении, которое является своеобразной поэтической матрицей последних глав «Аполлона Безобразова». Если у американского новеллиста Поплавский берет сюжетную канву, то образность стихотворения, как и его структурные, ритмические и стилистические особенности свидетельствуют о внимательном чтении «Пьяного корабля». Во-первых, оба текста написаны строфами по четыре стиха в каждой с перекрестной рифмовкой; во-вторых, Поплавский, вслед за Рембо, прибегает к анафорическим повторам и синтаксическому параллелизму, что позволяет делать смысловой акцент на первом лице единственного числа (je descendais; j'étais insoucieux; je courus; j'ai vu и т. д.) и на первом лице множественного (мы погибали; мы целовались; мы погружались и т. п.); в-третьих, текст Поплавского развивает одну из ключевых тем «Пьяного корабля», а именно тему горячечной, лихорадочной любви, которая метафорически уподобляется штормовому морю:

Et dès lors, je me suis baigné dans le РоèmеDe la Mer, infusé d'astres, et lactescent,Dévоrant les azurs verts; où, flottaison blêmeEt ravie, un noyé pensif parfois descend;

Оù, teignant tout à coup les bleuités, déliresEt rythmes lents sous les rutilements du jour,Plus fortes que l'alcool, plus vastes que nos lyres,Fermentent les rousseurs аmères de l'amour![330]

Можно предположить, что этот пустой корабль из стихотворения Поплавского несется в том же направлении, что и корабль- призрак из рассказа По «Рукопись, найденная в бутылке», и «Джейн Гай», и «Инфлексибль», а именно в сторону Южного полюса. Все они попадают в «русло какого-то могущественного течения»[331] и становятся, как и Пьяный корабль, «усталым мучеником полюсов и зон». Комментаторы с уверенностью предполагают, что речь у По идет об отголосках теории о полой Земле, одним из наиболее ревностных сторонников которой был американец Джон Симмс. В 1818 году Симмс выдвинул идею, что Земля внутри пуста и что проникнуть внутрь нее можно через отверстия, расположенные на Северном и Южном полюсах. Его последователь Джеремия Рейнолдс активно пропагандировал идею снаряжения экспедиции в Антарктику; По почерпнул немало информации из его доклада Конгрессу США, сделанного в 1836 году[332]. О популярности теории, которая так и не получила практических подтверждений, свидетельствует хотя бы то, что ей отдали дань Жюль Берн в романе «Путешествие к центру Земли»[333], а также русский геолог Владимир Обручев, написавший в 1915 году роман «Плутония». Сторонники эзотерических доктрин, естественно, не могли пройти мимо нее и рассматривали мифологию полой Земли в контексте сакральной географии, постулирующей существование подземных вместилищ тайного знания[334] (утверждают, что интерес к теории полой Земли проявлял и Гитлер[335]). Любопытно, что теория обсуждалась в кругу Даниила Хармса; в «Разговорах» (1933–1934) чина- рей зафиксирован следующий обмен репликами:

Н. М. (Николай Макарович Олейников): А вы слышали о теории, напечатанной в американском журнале? Земля — полый шар, мы живем на ее внутренней поверхности, солнце и звезды и вообще вся вселенная находятся внутри этого шара. Конечно, она совсем небольшого размера, и если мы могли бы ее пролететь по диаметру земли, мы попали бы в Америку. <…> Д. X. (Даниил Хармс): Стратостат все поднимался, поднимался и вдруг оказался в Америке. Все, конечно, изумлены; как это могло настолько отклониться от направления, проверяют приборы. А на самом деле просто пролетели насквозь вселенную. <…> Где-то на дне океана есть дыра, через которую можно выбраться на внешнюю поверхность вселенной[336].

Почему же По, а вслед за ним и Поплавский, отправляют своих героев именно на Южный полюс, ведь в оккультных доктринах гораздо больше внимания уделялось полюсу Северному? Отметим прежде всего, что «полюс — это точка, вокруг которой все вращается, следовательно, это другой символ Самости»[337]. Как указывает Юнг, «древняя история дает нам весьма дифференцированную картину области севера: эта область служит местопребыванием и высших богов, и их противников; в ее сторону люди обращаются с молитвами, и из нее же веет пневма зла, Аквилон, „под именем коего надлежит разуметь злого духа“; наконец, она есть пуп земли и в то же время ад»[338]. Современный комментатор романа Майринка «Ангел Западного окна», главный герой которого — английский алхимик XVI века Джон Ди — ищет мифическую землю Туле на севере, идентифицируя ее как Гренландию, отмечает, что

в мистической традиции север — и путь, и цель. Это царство natura naturans (природы творящей), в отличие от юга — царства natura naturata (природы сотворенной). Данную мысль можно отыскать и в греко-латинских, и в иудео-христианских источниках. Согласно каббале, древо жизни находится на севере парадиза, а древо познания — на юге. Аналогична географическая ситуация Палестины, вытянутой точно по линии север-юг: на севере — гора Гермон, на юге — Мертвое море. Следовательно, север — путь вперед и вверх — означает и символизирует вероятное направление мужской, рыцарской инициации[339].

В одном из стихотворений сборника «Флаги» «отрицательный» полюс[340] (под которым надо понимать, по-видимому, Северный полюс, поскольку в тексте недвусмысленно говорится о крушении «Титаника», произошедшем в северной части Атлантики) предстает областью смерти, неподвижности, покоя:

Отрицательный полюс молчит и сияетОн ни с кем не тягается, он океан.Спит мертвец в восхитительном синем покое,Возвращенный судьбой в абсолютную ночь.

С головой опрокинутой к черному небу,С неподвижным оскалом размытых зубов,Он уже не мечтает о странах где не был,В неподвижном стекле абсолютно паря.

То, что покой «окрашен» в синий цвет, неудивительно: синий — это цвет нижней и верхней бездны (воды и неба); «синей твердью», которая душит героя и его возлюбленную, названо в стихотворении «Рукопись, найденная в бутылке» небо. Отрицательный полюс — это океан, покрытый сияющим льдом, под «неподвижным стеклом» которого «парит» утопленник. В данной связи стоит обратить внимание на то, что мотив «стеклянности»[341] пронизывает оба романа Поплавского[342].

В дневнике Поплавского за 1934 год есть любопытная запись, в которой говорится о необходимости пройти между двумя ловушками пола:

О поле, две ловушки: или все (баня), или никого (дьявол Северного полюса, омертвение, одиночество ледяной победы), а вечна жизнь, тонкая, как золотой волосок, приплюснута посередине, и вечно в своем остервенении и пустынник и медведь[343] пролетают мимо (Неизданное, 209).

Баня — это скопище обнаженных людей, пространство бесстыдного промискуитета, а также область жары, влажного пара, испарений[344]. Северный полюс, напротив, есть зона смерти, одиночества, аскетизма, холода и льда. Безобразов, хотя и является полуденным демоном, солнечным гением, змеем-искусителем, принуждающим Васеньку и Терезу к вступлению в псевдоалхимический брак, одновременно позиционируется и как дьявол Северного полюса, «ледяная гора», которую, как говорит Тереза, «слабою грудью не растопишь, а только обледенеешь, умрешь» (Неизданное, 151).

Характерно, что когда Безобразов и священник-расстрига Роберт отправляются в горы, стоит страшная жара, которая, однако, не пугает героев, пускающихся на поиски пещер, вырытых ледниками:

Синяя вода смотрелась в небо, небо смотрелось в воду, и оба отражались одно в другом, и оба не видели себя в отражении, не смотрели никуда, не сознавали ничего. Высокое солнце пылало над каменными волнами гор, на небе ни облачка, на озере ни единой складки. Вдали верхняя голубизна сливалась с нижней, нижняя — с верхней среди паров, и казалось, что мы внутри огромного лазурного шара без начала и конца (Аполлон Безобразов, 160; курсив мой. — Д. Т.).

Эти пещеры, озаренные бледным зеленоватым светом (как мы помним, зеленый — цвет возрождения, но и цвет смерти), так сильно влекут путешественников, по-видимому, потому, что через них можно проникнуть внутрь Земли. Безобразов вообще «чувствует особый вкус ко всему находящемуся под землей, и мечтал бы жить в комнате, находящейся на сто верст в глубину»[345] (Аполлон Безобразов, 142).

Итак, еще раз зададим вопрос: почему все-таки Южный полюс? Проще всего ответить, что По был в курсе подготовки так называемой Великой американской экспедиции на Южный полюс под командованием Чарльза Уилкса: экспедиция отправилась в путь в 1838 году, а повесть По была опубликована в июле того же года. Поплавский же, исходя из этой версии, просто воспользовался сюжетом По. Однако не стоит забывать, что русский писатель наметил собственный маршрут к полюсу, не такой, как у его американского предшественника. К тому же в интертекстуальное поле первого варианта финала «Аполлона Безобразова» входят еще два текста По — «Низвержение в Мальстрем» и «Рукопись, найденная в бутылке». Все это говорит о том, что Поплавского привлекли в первую очередь не перипетии самого путешествия и не исторический контекст, а сама идея Южного полюса[346], вполне определенно выраженная в повести По.