Введение в прикладную культурно-историческую психологию - Александр Александрович Шевцов Страница 42

То есть понятие “мораль” относится к сфере сознания (моральный кодекс, моральные нормы, моральный выбор), тогда как понятие “нравственность” характеризует реальное поведение (нравственный поступок, нравственный конфликт). Отсюда – удачное выражение, предложенное Н.Н.Крутовым: “Нравственность – мораль в действии”» (Иванов В.Г., с. 8–9).

Прекрасное историческое объяснение профессора Иванова, хотя я и не соглашусь с итоговым выводом. Возможно, сейчас, глядя на то, что мы имеем, и можно увидеть взаимоотношения морали и нравственности как созерцания и праксиса, говоря языком Аристотеля. Но в действительности различия объяснены все той же историей, которую рассказал Иванов. Мораль – это правила поведения, которые читались детям того сословия, которое могло позволить себе нанять французского гувернанта. В сущности, французская мораль – это этикет, правила поведения правящего сообщества.

А русские нрав, норов и нравственность – это не этикет, это то, что определяет поведение простого русского человека. Различия в понимании русских «морали» и «нравственности» – классовые или сословные. А широта распространения у нас «этики», «морали» и «этикета» объясняется, в первую очередь, страстным желанием сначала русского дворянства, а потом интеллигенции приобщиться к власти через европейское образование и европейский облик.

В 1920 году в России прекратили преподавать этику как предмет. С тех пор в нравственной философии происходил упадок, а в языке – беспредел и путаница.

Поэтому я завершу эту главу определением из учебника этики А.Гусейнова и Р.Апресяна, которое считаю наиболее приемлемым. Оно хорошо еще и тем, что четко разграничивает сферы использования каждого из понятий, что почти несвойственно нашим ученым.

«В рамках учебной дисциплины “этикой” мы будем называть науку, область знания, интеллектуальную традицию, а “моралью” или “нравственностью”, употребляя эти слова как синонимы – то, что изучается этикой, ее предмет» (Гусейнов, Апресян, с.11).

Это лучшее определение нашей науки, хотя, как вы уже поняли, и оно не совсем точно. Но это данность, в которой существует наука о нравственности. Данность и ограничение, потому что, несмотря на заветы Аристотеля, философы не изучают нравственность психологически, как деятельность души. Они только поминают о душевных проявлениях, но затем одергивают себя. Все-таки этика – это наука самоограничения.

Как писал Кант, вслед за Аристотелем очень ратовавший за «этическое государство», в одном из своих сочинений:

«…ведь здесь ставится также вопрос о месте души как в аспекте ее способности воспринимать чувственные данные, так и в аспекте ее способности сообщать движущую силу.

Тем самым искомый ответ может вызвать спор двух факультетов по вопросу о границах их компетенции – медицинского, к ведению которого относится анатомия и физиология, и философского, к ведению которого относится психология…

…и здесь легко могут возникнуть неприятности, связанные со спором факультетов о том, кому из них надлежит вынести решение по вопросу, предложенному в том или ином случае университету (как учреждению, являющему собой сосредоточие всей мудрости)» (Кант, Об органе души, с.620).

Глава 3

Что же такое нравственность философов?

Итак, философы считают, что этика – это наука о нравственности и морали. Мораль я разбирать не хочу, потому что для русского человека это не более, чем занесенный на нашу землю европейский этикет прошлых веков. Он, безусловно, способ управления поведением, но только определенного класса людей. Когда-то аристократов, сейчас – тех, кто считает себя повыше, пообразованней других.

Неплохо бы теперь было понять, что же понимают философы под русским словом «нравственность».

Дело это непростое. Философы чрезмерно отягощены делами своего сообщества и трудно пишут для простых людей. Самым показательным является пример первого русского философского словаря Эрнеста Радлова.

Радлов настолько занят нерусскими делами философов, что попросту отказывает нравственности в праве на существование и пишет в статье «Нравственность: смотри этика».

А этике дает определение как «учению о нравственности и человеческой деятельности», естественно, не дав определения ни одному из этих составляющих для него этику понятий. А затем сам постоянно сбивается на использование по-бытовому понятного ему слова нравственность. Но при этом так ничего и не говорит о ней, а целых две с половиной страницы очень мелкого шрифта излагает, что говорили об этике самые разные учения и школы. Иначе говоря, затаскивает читателя в жизнь сообщества, подменив этим действительную задачу словаря.

Брать понятие нравственности из старых работ европейских мыслителей тоже бессмысленно. Во-первых, они все-таки писали не о нравственности, во-вторых, у тех, кто считается главными творцами этического учения, как на подбор есть одна помеха пониманию действительной природы нравственности. Помеха эта психологическая. Объясню на трех примерах – Аристотеля, Канта и Милля.

Вот Аристотель заявляет мысль, которая ощущается бесспорной не только мной, но и всеми философами: в основе нравственности – душевные движения. Поэтому этика должна выводиться из психологии и вести к той цели, ради которой творит ее создатель. Если это государственник, то к этическому государству, то есть к государству, где люди нравственны в том смысле, в каком они удобны для государственного управления. Удобны, поскольку их делают управляемыми не только принуждения и законы, но и внутреннее чувство.

Для этого этика или искусственно создаваемая государством нравственность должны доходить до людских сердец или душ. Пример подобного творения мы видели и даже пробовали на себе, когда были частью новой общности людей – Советского народа. Творцы коммунизма хорошо понимали, как важно заложить в сознание управляемой толпы новые мировоззрение и нравственность, и творили их вполне осознанно и даже успешно… до какой-то черты.

Нравственность должна доходить до души…

То есть докуда?

Не хочу разворачивать длинное исследование, воспользуюсь словами издававшего этические сочинения Аристотеля Ф.Кессиди, опиравшегося на крупного немецкого филолога Вернера Йегера:

«Исследователи (В.Йегер) полагают, что “Никомахова этика”, а также некоторые части “Метафизики” и “Политики” были написаны Аристотелем в последний период (то есть с 336 по 322 годы) его жизни и деятельности. В это время он подвергает критике теорию идей Платона и развивает учение о форме и материи, изложенное в ранних частях “Метафизики”, а также формулирует идею о единстве души и тела. Он выдвигает концепцию, согласно которой взаимоотношение души и тела аналогично отношению формы и материи; душа является энтелехией (“осуществлением” цели) тела, то есть органического существа, предназначенного для жизни; душа придает смысл и цель жизни» (Кессиди, Этические, с.6).

Это высказывание точно передает суть Аристотелева трактата «О душе», и означает это то, что для Аристотеля души нет, а есть психика… то есть