Необитаемая земля. Жизнь после глобального потепления - Дэвид Уоллес-Уэллс Страница 43

фантастика покажется еще более пророческой, но книги, наиболее зловеще описывавшие кризис, останутся непрочитанными, как сейчас «Джунгли»[81] или «Сестра Керри»[82]. Зачем читать о мире, который видишь из окна? Пока истории о глобальном потеплении еще могут доставить эскапистское удовольствие, пусть даже зачастую через страх. Но когда мы больше не сможем притворяться, что климатические страдания находятся где-то далеко от нас – во времени или пространстве, – мы будем держать лицо, уже испытывая эти страдания.

В своем объемном эссе «Великое заблуждение» индийский романист Амитав Гош удивляется тому (6), что глобальное потепление и природные катаклизмы еще не стали главной темой современной художественной литературы. Почему мы еще не научились адекватно представлять реальные климатические катастрофы, почему литература еще не сделала опасности потепления достаточно «реальными»? И почему еще пачками не выходят романы в новом жанре, который он считает наполовину состоявшимся и называет его «экологическим ужастиком»?

Другие называют его cli-fi[83]: жанровая литература об экологических рисках (7) – поучительные приключенческие истории, часто с назойливым политическим подтекстом. Но Гош замахнулся на нечто иное: великий роман о климате. «Некоторые сюжеты основаны на вопросах вроде „Где вы были во время падения Берлинской стены?“ или „Где вы были во время 9/11?“. Сможем ли мы когда-нибудь спросить: „Где вы были при 400 ч/млн?“ Или „Где вы были, когда обрушился ледник Ларсена?“»

И сам же отвечает: вероятно, нет, поскольку дилеммы и трагедии изменений климата попросту несовместимы с теми историями, которые мы придумываем про самих себя, особенно в традиционных романах (8), ведь они обычно заканчиваются на позитивной ноте и заостряют внимание на пути отдельной личности, а не проблемах общества. Это довольно узкое понимание романа, однако даже если в целом взять наше умение рассказывать истории, то мы увидим, что для того, чтобы осветить проблему изменения климата, у нас просто нет подходящих инструментов. Вопрос Гоша применим и к фильмам про супергероев, которые могли бы проиллюстрировать проблему глобального потепления. Какими будут новые герои? И что они будут делать? Возможно, это может объяснить, почему большинство фильмов, в которых пытаются поднять вопрос изменения климата, начиная с «Послезавтра», получаются такими педантичными и банальными: коллективная ответственность никому не интересна.

Проблема стоит еще острее в видеоиграх, которые сейчас пытаются выйти на один уровень с книгами, кино и телевидением, а то и вовсе заменить их. Сюжеты игр становятся все больше завязаны на действиях главного героя игры, то есть вас. В них по крайней мере обещается симуляция деятельности, и в скором будущем именно в них люди будут искать утешения, особенно если мы, словно зомби, продолжим идти по пути разрушения. Уже сейчас одна из самых популярных игр в мире, Fortnite, приглашает игроков участвовать в борьбе за ограниченные ресурсы во время экстремального погодного события[84] – как будто эту проблему можно полностью решить своими силами.

Помимо проблемы с героем существует и проблема со злодеем. В классической художественной литературе не нашлось места для эпических сюжетов, происходящих в условиях изменения климата, но в пространстве жанровой прозы и киноблокбастеров у нас уже есть ряд готовых моделей, встроенных в повествования о супергероях и инопланетных вторжениях. Сюжеты в основном довольно простые и очень знакомые, на уровне «человек против природы» (9). Но «Моби Дик» или «Старик и море», как и многие менее известные произведения, рассматривают природу как метафору для божественных или метафизических сил, потому что сама природа была загадочной и непостижимой. С изменением климата это прошло. Теперь мы знаем, что такое экстремальная погода и стихийные бедствия, хотя все равно воспринимаем их как величественных буревестников: дальше будет хуже, и все это наших рук дело. Чтобы перезапустить «День независимости»[85] в жанре климатической фантастики, сценарий сильно переписывать не придется. Но с кем в таком случае будут сражаться герои вместо инопланетян? С самими собой?

Злодеев было легче описывать в историях про ядерный Армагеддон – интуитивную аналогию изменениям климата – сюжет, доминировавший в американской поп-культуре на протяжении целого поколения. Весь гротеск «Доктора Стрейнджлава» – в том, что судьба мира находится в руках нескольких безумцев; и если все взорвется, то мы будем точно знать, кто виноват. Прямолинейная мораль фильма не принадлежала исключительно Кубрику и даже не была проекцией его нигилизма, скорее, наоборот – там приводились общепринятые взгляды на геополитику, существовавшие на заре атомного века. Та же логика личной ответственности отражена в мемуарах Роберта Кеннеди «Тринадцать дней», посвященных Кубинскому ракетному кризису. Они стали популярны отчасти потому, что идеально совпадали с жизненным опытом их среднестатистического читателя в эти две недели 1962 года: все смотрели, как перспектива глобальной аннигиляции постепенно сходит на нет после длительных телефонных переговоров между двумя лидерами и их ближайшими помощниками.

Определить моральную ответственность за изменение климата гораздо сложнее. Глобальное потепление – это не событие, которое может произойти, если небольшая группа людей примет крайне недальновидные решения; это событие, которое уже происходит повсюду и без конкретных ответственных лиц. В теории у ядерного апокалипсиса может быть лишь несколько десятков авторов; у климатической катастрофы их миллиарды, и ответственность распределена во времени и пространстве по всей планете. При этом распределена она неравномерно: хотя окончательно масштаб изменений климата определится индустриализацией развивающихся стран, в настоящее время львиная доля вины лежит на самых благополучных: 10% самых богатых людей мира производят половину всех выбросов (10). Это неравномерное распределение ответственности хорошо коррелирует с глобальным неравенством доходов, и, наверное, поэтому многие левые политики обвиняют в происходящем промышленный капитализм (11). И не зря. Но мы не называем главного злодея; мы говорим о токсичном объекте инвестиций, в который вложилось большинство населения планеты, многие – с огромным энтузиазмом. И эти многие вполне довольны своим сегодняшним образом жизни. К этим «многим» можно наверняка причислить меня, и вас, и всех остальных, кто прячется от реальности, покупая подписку на Netflix. Между тем страны с социалистическим строем вовсе не демонстрируют более ответственный подход к выбросам (12) – ни сейчас, ни в прошлом.

Но одним соучастием людей не расшевелить. Современным морализаторским произведениям нужны антагонисты (13), и без них точно будет не обойтись, когда распределение вины станет политической необходимостью – что непременно случится. Это проблема как для научно-популярной, так и для художественной литературы, они словно обмениваются сюжетами и энергией друг с другом. Закономерными злодеями считаются нефтяные компании,