Мария Згурская - Отцы-основатели Страница 49

А Дантон выиграл не только сражение, но и укрепил свой авторитет талантливого государственного деятеля. В сентябре на выборах в Национальный конвент на основе всеобщего избирательного права за Дантона проголосовали 92 % избирателей Парижа!

Заседания Конвента в Париже открылись в день победы при Вальми. В Конвенте было 750 депутатов: 165 из них — жирондисты, около 100 — якобинцы. Париж избрал своими депутатами только якобинцев (монтаньяров), Дантон вместе с Робеспьером и Маратом возглавил фракцию якобинцев. Остальные депутаты не примыкали ни к одной партии, их иронически прозвали «равниной» или «болотом». Ввиду запрета на совмещение депутатских обязанностей с министерскими 5 октября Дантон оставил пост министра.

Первыми актами Конвента были декреты об упразднении монархии и установлении во Франции республики, воспринятые народом с величайшим удовлетворением.

С первых же дней как в самом Конвенте, так и за его пределами завязалась борьба между жирондистами и якобинцами. Хотя жирондисты не участвовали в восстании 10 августа и народное восстание победило вопреки им, они стали теперь правящей партией. В их руках находился Временный исполнительный совет, к ним перешла на первых порах руководящая роль и в Конвенте.

Дантон как депутат Конвента подвергался нападкам со стороны жирондистов. Он стоял за суровые законы против бежавших из Франции от убийств и насилий черни эмигрантов, за казнь короля. Во время сентябрьских убийств (истребление заключенных в столичных тюрьмах 2–5 сентября), спровоцированных известием о падении Вердена, он не принял никаких мер для восстановления порядка; считал ярость народа неизбежным спутником революции; жирондисты называли его главным виновником резни.

Время с апреля по сентябрь 1793-го было эпохой наибольшего влияния Дантона. Он был любимцем народа, умел заставить слушать себя. После падения жирондистов (28 июля 1793-го) Дантон развил кипучую деятельность. Он сыграл видную роль в создании мощной центральной революционной власти, в подавлении анархического брожения Париже. Именно он предложил дать Комитету общественной безопасности диктаторские полномочия и предоставить в его распоряжение крупные средства, хотя членом Комитета общественной безопасности не был. Чтобы избежать обвинений в тяге к личному возвышению, он объявил, что не войдет в орган, который именно благодаря ему стал первой властью в государстве. Для отвода глаз он занимал положение покровителя и вдохновителя этого правительства извне. Дантон дал основной толчок к замене парламентского правления жирондистов революционной диктатурой Комитета общественного спасения и повел борьбу с врагами якобинцев внутри и вне Франции посредством революционных трибуналов и колоссальных военных наборов.

Среди многих политических вопросов, служивших предметом спора и борьбы между жирондистами и якобинцами, в конце 1792 года наибольшую остроту приобрел вопрос о судьбе бывшего короля.

Народные массы давно требовали предания свергнутого короля суду. Якобинцы поддерживали это справедливое требование народа. Когда в Конвенте начался судебный процесс над королем, жирондисты стали прилагать усилия, чтобы спасти его жизнь. И для жирондистов, и для якобинцев было очевидным, что вопрос о судьбе бывшего короля — не личный, а политический. Казнить короля — означало смело идти вперед по революционному пути, и так уже обильно политому кровью, а сохранить ему жизнь — значит задержать революцию на достигнутом уровне и пойти на уступку внутренним и внешним противникам.

Все старания жирондистов спасти жизнь Людовику XVI или хотя бы отсрочить казнь потерпели крушение. По требованию Марата было проведено поименное голосование депутатов Конвента по вопросу о судьбе Людовика XVI. «…Вы спасете родину… и вы обеспечите благо народа, сняв голову с тирана», — говорил Марат в своей речи в Конвенте.

Большинство депутатов высказалось за смертную казнь и за немедленное приведение приговора в исполнение: 21 января 1793 года Людовик XVI был казнен.

Так кем же был Дантон — диктатором или миротворцем?

Некоторые историки находили факты, обеляющие Дантона и свидетельствующие, что он не был таким уж безжалостным фанатиком, как, например, бездушный Робеспьер. Конвент раздирали противоречия, революция вступила в свою завершающую стадию: «Волки перегрызлись». Политики, вместе громившие роялистов, разделились на ненавидящие друг друга партии и течения. Дантон, понимавший, к чему может привести война «всех против всех», шел на жертвы, чтобы примирить враждующие лагеря. Он не смог остановить массовые убийства, зато заранее предупредил многих потенциальных жертв и даже снабдил их выездными документами и паспортами. Он метался по фронтам, взывая к разуму политиков: страна гибнет, а вы тут демагогию разводите!

Другая точка зрения гласит, что Дантон выступал с резкими нападками на якобинское правительство, требуя ограничения массовых казней и отмены закона о максимуме в корыстных целях. Главный аргумент сторонников подобных взглядов: одновременно с этими «мирными инициативами» Дантон осенью 1793-го и в начале 1794 года поддержал расширение масштабов террора, развязанного якобинской верхушкой, дабы, как он утверждал, «направить верные удары против врагов родины».

Именно Дантон был организатором революционных трибуналов, способствовавших гибели жирондистов. В ситуации усиления внешней и внутренней (роялистское восстание в Вандее) угрозы он добился 10 марта создания Революционного трибунала с чрезвычайными полномочиями — первый шаг на пути развязывания террора. А 7 апреля был избран в Комитет общественного спасения — высший контролирующий и распорядительный орган, созданный для борьбы с контрреволюцией.

30 ноября Дантон был командирован Конвентом в оккупированную французами Бельгию для организации системы ее управления. В январе 1793 года, вернувшись на несколько дней в Париж, он проголосовал в Конвенте за казнь короля и выступил с предложением об аннексии Бельгии, основываясь на идее естественных границ Франции по Рейну.

1 апреля жирондисты обвинили Дантона в связях с предавшим отечество генералом Ш.-Ф. Дюмурье, командующим войсками в Бельгии. В начале марта 1793-го, после поражения французов в Бельгии, генерал покинул ее пределы.

Затем, из-за того, что политика вмешательства вызывала раздражение соседних государств, Дантон настоял в Конвенте на решении не вмешиваться во внутренние дела других наций (13 апреля 1793 года), не предпринимать ни наступательных войн, ни завоеваний (15 июня 1793 года), чтобы с помощью дипломатии добиться мира и признания республики другими державами.

Во внешних сношениях он наметил целую систему политики для своих преемников: в Англии поддерживать все оппозиционные элементы против Питта, добиться нейтралитета мелких держав — Дании, Швеции и т. д., попытаться отделить Пруссию и Баварию от коалиции, силой укротить Сардинию и Испанию, бороться против Австрии, создавая ей затруднения на Востоке агитацией в Польше и Турции.

Его жизнь полна удивительных эпизодов и неординарных поступков. Вот одна подробность о его отношении «к попам и церкви», говорящая многое о характере Дантона.

В канун серьезных испытаний этого неунывающего гиганта подкосило личное горе. Когда Дантон уже был министром юстиции, у него умерла при родах четвертого сына его любимая жена Габриэль, а перед этим умер старший сын. У трибуна осталось два сына. А Дантон в это время ездит в армию, колесит по всей Франции… Трагедию вдовца усугубляло и то, что он никогда не был примерным мужем и теперь горько упрекал себя за это. В этот период политика стала интересовать Дантона все меньше: он как будто чувствовал, что добром это не кончится…

Но через несколько месяцев после смерти Габриэль Дантон уже хочет жениться. Он влюбился и потерял голову. Правда, перед этим Дантон продемонстрировал свое горе: опоздав на четыре дня на похороны, он приказал эксгумировать тело жены, непритворно рыдал над ним, казалось, он убит горем… И вот через три или четыре неполных месяца этот человек хочет снова жениться — на подруге Габриэль, 17-летней соседке Луизе Жели. Юная и прелестная, она приходила морально поддержать вдовца и сирот.

Но история не про девицу, а про священника. Дело в том, что эта девушка, хоть и была очень хороша собой, очень плохо относилась к революции, как и вся ее семья. Семью Жели, не симпатизировавшую революции, мысль породниться с живым ее символом отнюдь не радовала. Луиза не любила Дантона, но отказать всемогущему министру юстиции, который может послать на плаху ее родителей, было невозможно.

Могущественный вдовец сам пришел к родителям Луизы — просить руки и сердца дочери. И Луиза Жели придумала гениальный ход — поставила ему, казалось бы, невыполнимое условие: исповедаться перед не присягнувшим революции священником.