Линкольн Пейн - Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства Страница 5

Археологические находки свидетельствуют, что люди попали из Сундаланда в Сахул[17] около пятидесяти тысяч лет назад. Старейшие каменные орудия,[18] пригодные для изготовления долбленых лодок (челнов) из бревен, появились всего двадцать тысяч лет назад, так что для переправы, видимо, использовались плоты или связанные бревна. Первые известные нам паруса появились только семь тысяч лет назад в Месопотамии, а мореходы плейстоцена почти наверняка управляли плотами с помощью шестов и весел. Несмотря на огромные расстояния, покрываемые при таких переходах, тогдашним морякам необязательно было полностью терять из виду землю: стратегия дальних плаваний, вероятно, состояла в том, чтобы перемещаться между островами, расположенными друг от друга в пределах прямой видимости,[19] – такие острова располагались в ту пору между Сундаландом и Сахулом, а также к востоку от Новой Гвинеи по всему архипелагу Бисмарка. Позже, около двадцати девяти тысяч лет назад, первобытные моряки преодолели расстояние от Новой Ирландии в архипелаге Бисмарка до острова Бука – крайней западной точки Соломоновых островов. Такой переход выводил мореплавание на следующий уровень сложности: Новая Ирландия и Бука не видны один с другого, однако между ними есть промежуток, с которого оба острова видны одновременно. Более смелых попыток требовало заселение острова Манус в группе островов Адмиралтейства к северу от Новой Гвинеи: чтобы его достичь, нужно плыть не менее тридцати миль, не видя на горизонте никакой земли. Это случилось не позднее, чем тринадцать тысяч лет назад.

В течение следующих десяти тысяч лет расселение так и не продвинулось на восток дальше Бисмарковых и Соломоновых островов. О развитии общества и технологий почти ничего не известно, однако мы точно знаем, что существовал межостровной обмен такими редкостями, как обсидиан – острое вулканическое стекло, часто служившее предметом торгового обмена среди первобытных народов. Однако отличительной чертой этого региона была не однородность, а несхожесть. За прошедшие десять миллионов лет народы Новой Гвинеи и окружающих островов пришли к тому, что сейчас говорят на сотнях языков, принадлежащих десятку различных языковых семей, – ни один регион мира, аналогичный по размеру, не может похвастаться таким разнообразием. Затем жизнь описываемых народов резко изменилась в результате извержения вулкана Витори[20] в Новой Британии около 3600 года до н. э., за которым последовали значительные перемены: люди стали жить более крупными поселениями, появилась керамика, домашние животные – собаки, свиньи и куры, – и более совершенные рыболовные орудия для добычи рыбы в большем отдалении от берега. Этот период длился около двух тысяч лет и закончился с новой волной морских переселенцев из Юго-Восточной Азии.

Новопришедшие были частью волны переселения народов, говоривших на австронезийских языках; их предки, вероятно, происходили из Южного Китая, откуда они переместились к востоку на Тайвань, Филиппины и Борнео, а затем вернулись в Юго-Восточную Азию.[21] На востоке эти народы различаются типом изготовляемой ими керамики, принадлежащей археологической культуре лапита,[22] образцы которой встречаются от Филиппин и Северо-Западной Индонезии до архипелага Бисмарка. Довольно быстро смешавшись с народами Меланезии, на которых они наткнулись по пути, носители культуры лапита двинулись от Соломоновых островов на юго-восток к Меланезии и в XII веке до н. э. достигли островов Санта-Крус, Вануату (Новые Гебриды), островов Луайоте и Новой Каледонии. Одна из групп повернула от островов Санта-Крус или Вануату на восток к Фиджи – через открытое океанское пространство длиной около 450 морских миль. Их потомки к 950 году до н. э. достигли островов Тонга и Самоа (в это время появляются первые поселения в Западной Полинезии). Несмотря на родственные узы и торговые взаимодействия между исходными островами и колониями, способствовавшие поддержанию двусторонних связей некоторое время после расселения, межостровное общение со временем ослабло. Тем не менее полинезийцы обычно считают Тонга и Самоа «землей Гаваики» – родиной предков.

Примерно через семь веков после переселения начали оживляться попытки морских походов, которыми полинезийцы нащупывали пути на юг и восток. Было предложено несколько версий.[23] Одна из недавних теорий утверждает, что около 200 года до н. э. жители Самоа и Тонга достигли островов Общества, а жители Маркизских островов (севернее и восточнее) пришли из Самоа. Через пятьсот лет выходцы с островов Общества и Маркизских островов достигли острова Пасхи, который имеет площадь втрое меньше, чем Манхэттен, и является самым обособленным островом на Земле – он более чем на тысячу миль отстоит от ближайшего соседа, острова Питкэрн, и почти на две тысячи миль от Южной Америки. Около 400 года до н. э. выходцы с островов Общества и Маркизских островов высадились на Гавайи. Последняя крупная волна переселения полинезийцев около тысячи лет назад дошла от островов Общества на юго-запад к Новой Зеландии.

Хронология заселения Микронезии[24] не так отчетлива, однако эти мелкие, широко рассеянные по морю острова становились, по-видимому, конечной точкой морских путешествий народов из островной части Юго-Восточной Азии, из северного ответвления полинезийцев культуры лапита и меланезийцев с архипелага Бисмарка. (Версия о выходцах непосредственно с Тайваня менее правдоподобна.) Гуам – крупнейший остров в Микронезии и один из самых западных островов в этой группе; здесь самые вещественные находки, свидетельствующие о поселениях человека, датируются 1500 годом до н. э. Разрозненные археологические данные свидетельствуют, что на Маршалловы острова (около тысячи миль от Гуама) первые люди попали к I веку до н. э. и вскоре после этого на Каролины (ближайшие к Гуаму острова), однако дальнейшие исследования могут дать и отличающуюся картину.

Что побудило народы культуры лапита[25] выйти в открытые воды Тихого океана – неизвестно. Прежние места обитания вроде бы не страдали от перенаселенности, переходы предстояли очень долгие, а вещей с собой везли не так много, и они были не очень ценными для торговли, по крайней мере с точки зрения наших нынешних знаний. Более вероятная версия может быть связана с общественным устройством культуры лапита – порядок рождения детей в семье и законы наследования могли вынудить или побудить те поколения, кому не досталось семейное наследство, оторваться от дома и пуститься осваивать мир. Тех людей могло вести и простое любопытство, и если полинезийские походы были задуманы исключительно ради интереса, то они не имеют аналогов в истории – по крайней мере, на общепринятом уровне – вплоть до полярных экспедиций XIX века. Впрочем, в чем бы ни состояла причина – основным фактором, как всегда в походах первооткрывателей, была уверенность, что в исходную точку можно вернуться. В любом случае переселение тихоокеанских народов было результатом обдуманного расчета, а не плодом случайности или «великолепного безрассудства»[26] – этот факт закреплен в устных традициях Океании.

В полинезийской мифологии рыбная ловля – один из главных лейтмотивов, связанный с самим существованием этих островов и открытием земель от Гавайев до Новой Зеландии. Одна из традиционных версий говорит, что первое путешествие в Новую Зеландию возглавлял рыбак по имени Купе[27] родом из Гаваики – здесь это название, по-видимому, относится к одному из островов Общества. Легенда рассказывает, что рыбакам с Гаваики стала мешать стая осьминогов, которая не давала им ловить рыбу, и тогда их предводитель Купе решил отправиться за ними в погоню – до самой Новой Зеландии. Купе знал, что плавание предстоит долгое, и на его лодке «Матаоруа» вместе с ним было шестьдесят семь человек, включая его жену и пятерых детей. После того как Купе одолел осьминога в проливе Кука, Купе назвал несколько островов пролива именами своих дочерей, дошел до Южного острова и затем пустился обратным путем в Гаваики с полуострова рядом с нынешним Оклендом, называемого «Хокианга нуи а Купе» – «великое место возвращения Купе». В рассказах Купе эти острова фигурируют как незаселенные земли, однако другие версии легенды, а также археологические свидетельства говорят, что первые полинезийцы, прибывшие в Новую Зеландию, уже застали там поселенцев – вероятно, меланезийцев с Фиджи. Хотя Соломоновы острова ближе к Новой Зеландии,[28] чем острова Общества или Гавайи, путь до них сложнее, и со временем как меланезийские, так и полинезийские поселенцы утратили связь с родиной. Тот факт, что самые крупные, заметные и плодородные острова южной части Тихого океана не привлекли к себе постоянного потока мореходов в более ранние времена, может объясняться способами мореплавания, характерными для условий Полинезии.