Майкл Бейджент - Запретная археология Страница 50

Техническая алхимия

Алхимики упорно трудились в своем ремесле. Ими, без сомнения, были разработаны многие из известных технологических приемов и лабораторных методов работы с веществом. Безусловно, это они разработали химическое оборудование. Они различали между собой порядка восьмидесяти единиц специального оборудования: печи разного типа, керамические чашки для выпаривания и плавильные тигли, стеклянные трубки и колбы, напильники, лопатки, щипцы, молотки, песчаные и водяные бани, изготовленные из сукна и холста фильтры, воронки, ступки и пестики, перегонные кубы и множество других инструментов и сосудов, большая часть из которых используется и поныне.

Немалая доля их работы сводилась к нагреванию. Делалось это либо на слабом огне на бане из конского навоза или водяной бане, либо интенсивно в печах, которые без устали разогревали обливавшиеся потом помощники, раздувавшие большие кожаные мехи или дувшие через трубки. Они нагревали твердые вещества до таких температур и так долго, что те превращались в порошок или испарялись.

И они же изобрели дистилляцию. Это привело к созданию коммерческой индустрии производства парфюмерных средств, таких, как розовая вода, столь высоко ценившаяся в Средневековье в исламском мире, которую изготавливали путем нагревания на слабом огне лепестков роз до тех пор, пока не выделялись ароматические масла. А в двенадцатом веке, как и должно было случиться, алхимики открыли, что перегонка вина дает средство, возбуждающее веселье: алкоголь.

По заведенной традиции, алхимики нагревали, очищали и опять перегоняли все тот же продукт снова и снова, сотни раз, месяцами или годами, стремясь к своей ускользающей цели, получению чистейшей субстанции — ярко‑красного философского камня. Считалось, что порошок этого камня способен превращать основные металлы в золото.

Арабский алхимик Гебер [19] описал процессы, включавшие свыше 700 перегонок, прежде чем совершались требуемые изменения. Современные химики никогда не пробовали повторить эти затратные по времени процедуры, а потому не знают, есть ли в них правда. Как мы увидим, не исключено, что может быть.

Алхимическая иллюстрация из книги Штеффана Михельшпахера, Аусбург, 1616. Алхимик с завязанными глазами в конце концов приведен ртутным зайцем к семи ступеням алхимического процесса, посредством которых тот взойдет во дворец, где соединяются Солнце и Луна.

Хотя нет абсолютно никакого согласия по поводу процесса, с помощью которого получается философский камень, в большинстве текстов указывается последовательность их семи этапов, начинающихся либо с ртути, либо со смеси ртути и серы. Каждый этап описывается обычно как продолжительный процесс, длящийся несколько месяцев или год, в каковое время в печи должен сохраняться и поддерживаться постоянный жар. Алхимик и монах Джон Дастин писал в четырнадцатом веке, что, когда ртуть превращалась в красный эликсир, это требовало использования слабого огня в течение 100 дней. Если бы огонь потух, то процесс понадобилось бы начать снова.

В некотором роде также полагался важным астрологический момент. Сообщается, что алхимик Николай Фламель впервые создал «камень» около полудня в понедельник 17 января 1382 года; затем из «полфунта ртути» он получил такой же вес чистого серебра. Вновь используя «красный камень» в 5 часов вечера 20 апреля того же года, он превратил такое же количество ртути в золото. Как бы мы это ни восприняли, к тому времени, как Фламель умер в 1417 году, он с женой основал четырнадцать больниц, три часовни и семь церквей в Париже, наряду с другими заведениями в Булони.

Алхимические секреты: красный порошок

Уже в период своего становления, в семнадцатом столетии, экспериментальная наука вскоре начала отрекаться от своих алхимических корней. Один из основоположников химической науки Роберт Бойль, открывший «закон Бойля», был твердым сторонником новых экспериментальных методов: он презрительно писал об алхимиках, «что их труды, как и их печи, дают дыма не меньше, чем света». И, явно досадуя на трудность и сложность алхимических фолиантов, он саркастически замечал, что если их авторы и впрямь желали сохранить свои секреты, то «лучше бы вообще не писали никаких книг, чем писали плохие, так бы они могли скрыть их с меньшим ущербом для себя и своих читателей».

Тем не менее, за последние два десятилетия было убедительно доказано, что алхимия продолжала увлекать Роберта Бойля — настолько, что он и сам проводил тайные эксперименты по трансмутации вещества. Дабы завуалировать свой интерес, он начал записывать свои отчеты об этих опытах очень сложным и разнообразным секретным шифром с использованием латинского, греческого или древнееврейского алфавитов. Как было показано в 1992 году, эти зашифрованные тексты составили сотни страниц. Напрашивается вопрос: от кого скрывались эти тексты? И почему? По меньшей мере, это свидетельствует о той серьезности, с которой Бойль относился к алхимии.

Бойль, как теперь ясно, был твердо убежден, что порошок алхимиков существовал. И, более того, он был убежден, что адептам — посвященным в искусство — был хорош известен секрет его изготовления и использования. Он приложил немалые усилия, чтобы связаться с этими адептами и получить доступ к их секретам. Неизвестно, увенчались ли успехом его старания; однако он высказал несколько очень любопытных утверждений по этой теме.

В одном неопубликованном диалоге, хранящемся в Королевском обществе в Лондоне, Бойль говорит о своем убеждении, что «красный порошок», полученный из философского камня, существовал и находился в руках посвященных и что он мог использоваться не только для изготовления лекарственных средств или превращения базовых металлов в серебро и золото, но и для общения со сверхъестественными силами.

Бойль, в конечном счете обнаружил то, что он именовал «тонкой» ртутью для алхимического применения, но так и не поведал о том, как ее изготовил. Он также втайне изготовил — или получил — некий алхимический порошок, который он назвал «красной землей». После своей смерти, в 1691 году, он оставил порцию этой «красной земли» своему другу Джону Локку — философу и члену Королевского общества. Локк передал какую‑то ее часть дальше, еще одному другу — сэру Исааку Ньютону, который с 1703 года находился на посту президента Королевского общества, а значит, в самом сердце формирующейся академической науки.

Монументальная фигура в истории науки, Ньютон разделял этот сильный интерес к алхимии. Сообща с Бойлем он имел тайные встречи с алхимиками — тогда как публично они их высмеивали.

Огромный интерес Ньютона к алхимии скрывался многие годы. Когда он умер в 1727 году, многие его бумаги были сожжены; многие другие были помечены «не для печати» и хранились в семье. Масштаб его алхимических интересов выяснился только тогда, когда в 1936 году эти бумаги были выставлены на аукционе в Лондоне. 121 лот из выставленного на аукционе касался алхимии. В результате ученым открылся доминирующий характер этих алхимических интересов в его жизни. Стало ясно, что Ньютон твердо верил в то, «что древним некогда были известны все секреты».

Профессор Бетти Доббс, изучавшая бумаги Ньютона, пришла к выводу, что «можно смело говорить… что алхимические теории Ньютона настолько прочно покоились на их базовых основаниях, что ему никогда не приходило в голову отрицать их экспериментальную надежность…».

Мы вполне можем сомневаться в реальности успехов Фламеля или Дастина в изготовлении философского камня и превращении базового металла в золото. Это было давно, и, возможно, в поздних отчетах были допущены какие‑то существенные вольности. Но учитывая научную строгость, с которой проводили свои опыты Бойль и Ньютон, мы вправе задаться вопросом, а что же на самом деле так поглощало их интерес. Безусловно, что‑то поглощало. Но как нам следует понимать их длительную увлеченность продолжительным опытом с ртутью, когда они надеялись создать небывалую красную субстанцию — камень или эликсир?

В их случае алхимический процесс не мог быть исключительно символическим, коль скоро Бойль и Ньютон хорошо осознавали разницу, да и в любом случае, если бы он был символическим, то у Бойля не было бы причины использовать замысловатые шифры, а у Ньютона — засекречивать свои бумаги. Не могли ли алхимики открыть некие методы, которые еще только предстояло разработать ортодоксальной науке, но которые были обнаружены Бойлем и Ньютоном?

Не может ли быть так, что многократные перегонки или медленное нагревание в течение длительных периодов времени способны вызывать такое изменение в простом или сложном веществе, что оно в буквальном смысле может превращаться в продукт с весьма экстраординарными свойствами?