Майкл Бейджент - Запретная археология Страница 56

Д‑р Стивенсон уже давно осознает эту трудность. В своих собственных исследованиях вопроса о реинкарнации он воздерживается от применения гипноза. Он откровенно признает, что применение его привлекательно; кажется, что оно дает возможность создания лабораторных условий для контроля и верификации. Но, как он объясняет, это иллюзия. Всегда оказывается невозможным контролировать предшествующий опыт знакомства субъекта с подробностями, встречающимися при припоминании «прошлых жизней» — вроде романов, пьес, художественных или документальных фильмов.

Он объясняет, что эти кажущиеся прошлые существования возникают, по‑видимому, из нескольких источников: они содержат фрагменты собственной личности субъекта наряду с фантазийным материалом, почерпнутым из разнообразных источников, печатного или кинематографического рода. Немалое влияние на них оказывает и то, что пациенту кажется, что гипнотизер хотел бы от него услышать. Иными словами, пациент хочет угодить специалисту, дав ему «правильные» сведения.

Стивенсон прибавляет, что здесь также возможен и элемент паранормального свойства, относящийся к ясновидению, телепатии, некоего рода внетелесному существованию или к феномену подлинной реинкарнации. Но все эти источники могут присутствовать одновременно, совокупно образуя такое «припоминание». Такое сочетание дало бы связную и захватывающую историю, однако не ту, которая является всецело памятью прошлой жизни.

И все‑таки мы не можем полностью забраковать воспоминания — при всей их ненадежности, — вызываемые в состоянии гипноза. Кто знает, может быть, некоторые подлинные воспоминания о прошлых существованиях притягивают к себе весь связанный с этим материал, который ум годами собирает и копит. Возможно, что каким‑то образом, находясь в состоянии гипноза, субъект оказывается неспособным различать грань между этими источниками и потому предъявляет всю имеющуюся у него информацию, объединенную в убедительное целое.

Некоторым из заявлений, некоторым из воспоминаний такого рода присуще спокойное достоинство, лишенное налета драматизма ощущение достоверности. Их не так легко забраковать и полностью списать. Один такой пример из архива д‑ра Фьоре касается мужчины, который рассказывал о своем участии в рыцарском турнире в Англии в 1486 году — турнире, который лично для него окончился крайне плачевно.

Рыцарский поединок

«Я сижу в латах на своей лошади… Я — я немного волнуюсь… и меня как бы немного… немного вроде тошнит».

Находясь в состоянии гипноза, пациент описывал д‑ру Фьоре те мгновения, которые предшествовали его выходу на арену в рыцарском состязании в Англии, во времена правления короля Генриха VII.

Описав то, как он нервно ожидал своей очереди, он в конце концов заговорил о своем выходе. Внезапно его тело сильно дернулось. Он сообщил, что только что противник сбил его с лошади. Д‑р Фьоре спросила, лежит ли он на земле.

«Нет, я вроде бы… поднялся… я больше испытываю стыд, чем напуган, но… у меня все плывет перед глазами… мне кажется, у меня рана в животе».

Его противник, по‑прежнему на лошади, тем временем кружил, выжидая случая, чтобы добить булавой свалившегося рыцаря. Пациент описал вставшие перед ним трудности: вооруженный лишь топором, он, как бы ни старался, не смог бы нанести большого увечья конному противнику. Внезапно рыцарь двинул на него свою лошадь. При этом он взмахнул своей булавой — цепью с ядром на конце, утыканным шипами, — нанеся по голове своего спешившегося противника смертельный удар.

Лицо пациента д‑ра Фьоре исказила гримаса агонии. Она спросила его, где он находится. Слабеющим голосом он ответил: «Я лежу на траве… я ничего не чувствую… только что‑то теплое… и красная кровь… теплая кровь вытекает из моего тела… и мне кажется, что у меня как будто… я увидел белый свет и… я вроде как поднялся в воздух…»

Позднее он дальше описал свою смерть:

«Я лежал лицом вниз и затем стал подниматься в воздух все так же лицом вниз… поднимался все выше и… сперва как будто на три фута… и потом стал подниматься прямо вверх… и просто полетел… Ощущение тепла во всем моем теле и полного освобождения… Я вижу всю местность подо мной. Я могу видеть все».

Падение в Солнце

Следующий необычный случай еще больше раздвигает рамки контекста, заданного предыдущим. Ибо реинкарнацию надо понимать всего лишь как одну сторону более масштабного процесса — процесса, который начинается, а не кончается со смертью.

Этот случай касается мужчины, который в юношеские и молодые годы пережил целый ряд кратких, но ярких эпизодов припоминания прошлых жизней. Ни один из этих эпизодов не длился дольше двух минут, но он нисколько не сомневался в реальности пережитого. Как он объяснял, каждый раз, когда он неожиданно для себя внезапно переживал вновь эти прошлые события, к нему также возвращалась и его память в то время. Он не только помнил жизнь в такие моменты, но и знал также, что в последующем ее забыл. По его словам, это очень походило на то, что испытываешь, когда снова садишься на велосипед, после того как много лет водил машину. Стоит только сесть и начать крутить педали, как мгновенно возвращается память о том, как держать равновесие и рулить; езда на велосипеде становится второй натурой — какой была раньше. Вот так же и с переживанием прошлых жизней: как только они вспоминаются, их реальность делается самоочевидной.

Но было еще одно открытие: впервые вспоминая каждую из предыдущих жизней, впервые «соединясь» с той жизнью, он осознал, что уже делал так либо в тот момент жизни, когда умирал, либо в тот момент, когда испытывал в жизни глубокое переживание.

С одной из жизней он соединился внезапно в тот момент, когда, будучи воином‑викингом, он на восходе солнца стоял на носу корабля, который тяжело и медленно, поскрипывая, плыл по волнам Северного моря. По мере того как на небосклоне всходило солнце, его все больше охватывало ощущение, что времени нет. На какое‑то мгновение он — в качестве воина‑викинга — осознал в той жизни вневременность и единство всего творения: мистическое переживание.

С еще одной жизнью он соприкоснулся в момент сходного мистического озарения, но на этот раз пережитого в качестве кульминации посвящения в какой‑то древний таинственный обряд.

С другими жизнями он соединялся в момент смерти: он был рабом на римской галере. И были тут опять вонь, голое тело, пот, цепи, весла, отчаяние и ненависть, которую он чувствовал к римлянам. Затем вражеский таран пробил корпус судна. Следом за ним через пробоину хлынул поток воды. Прикованный к палубе, он вместе с кораблем шел под воду. Все было кончено в считанные минуты.

И еще с одной жизнью он слился перед самой смертью: он находился в кабине грозного немецкого истребителя времен Второй мировой войны, «Мессершмитта». Самолет разбился при столкновении с землей, как это часто бывало с этими небольшими истребителями, в баки которых заливалось легковоспламеняющееся топливо. Он обнаружил, что отлетает прочь от обломков, смотрит вниз на покрытую снегом разоренную землю и спрашивает себя, чувствуя, как улетучивается его память, что же случилось с красотой, любовью и правдой. Эти вопросы доминировали в его следующей жизни, его нынешнем существовании.

Он осознал, что все эти моменты, сколько бы жизней, сколько бы лет их ни разделяло, были одним и тем же временем. В действительности обозначение этого опыта словом «воспоминание» далеко не передавало всей полноты его реальности. Так или иначе, казалось ему, эти жизни по‑прежнему существовали; их отделяло от настоящего лишь время. Каждая жизнь казалась вроде спицы колеса, отделенной у обода, но соединенной в центре.

Два или три года спустя после этого наплыва реинкарнационных переживаний, когда он уже регулярно занимался по вечерам медитацией, он испытал переживание, которое задало контекст всем остальным.

Как‑то раз вечером он уснул на короткое время после медитации, а потом вдруг неожиданно проснулся: ему казалось, что он безудержно падает в темные глубины космоса; ему нравилось ощущение свободы этого падения.

Затем перед его глазами стала складываться эфемерная картина, словно постепенно сгущался и уплотнялся дым. Когда она оформилась, он узнал одну из своих прежних жизней. Он интуитивно понял, что может принять эту складывающуюся картину, слиться с ней и снова ее пережить. Но вместо любопытства он почувствовал ощущение неимоверной усталости. «Нет, — сказал он. — Нет. У меня больше нет сил, я устал от всех этих жизней. Я лишь хочу увидеть Свет».

Картина рассеялась. Он продолжал на большой скорости падать сквозь мрак пространства. Затем таким же образом перед его глазами начала формироваться еще одна картина. И снова он признал в ней одно из своих прошлых существований. И снова он отверг его, подчеркивая свою усталость. Она тут же рассеялась, и он вновь продолжал стремительно падать во мраке космоса.