Арутюн Улунян - Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.) Страница 56

На Юго-Западном ТВД Варшавского пакта продолжала оставаться актуальной так называемая румынская проблема. Партийно-государственные органы СССР, прежде всего представленные аппаратом ЦК КПСС, МИДом и КГБ, с беспокойством следили за действиями руководства ряда стран Восточной Европы, где, по их мнению, к весне-лету 1968 г. начали распространяться идеи реанимации военно-политического блока, аналогичного некогда существовавшей Малой Антанте. Эти планы, как считали в советских высших политических кругах, якобы получили поддержку в Чехословакии и Румынии, к которым подключилась Югославия[696]. Возникновение подобных представлений о намерениях отдельных стран Восточной Европы подпитывалось явно тенденциозными заявлениями ряда консервативно настроенных руководителей государств-членов Варшавского пакта, опасавшихся либерализации коммунизма и видевших в этом угрозу собственной власти. Так, в частности, глава Польши В. Гомулка сообщал советским дипломатическим представителям о том, что Югославия, Румыния и Чехословакия «стремятся развалить социалистический лагерь» и создать новый альянс[697]. Со своей стороны, Белград не собирался провоцировать Москву открытой поддержкой реформистского движения в Чехословакии. Однако на уровне контактов посла СФРЮ в Чехословакии с его румынским коллегой первый заявил о том, что у Праги существует желание «развивать отношения с бывшими партнерами по «Малой Антанте» и в целом с Дунайскими странами как противовес увеличившемуся влиянию СССР, Восточной Германии и Польши, и что эта проблема официально не ставится, но то, что предлагается как ориентир в прессе и других органах Чехословакии, воспринимается с симпатией и большим пониманием югославским руководством, которое окажет этому необходимую поддержку»[698].

В то же время в самой Румынии отношение к идее создания некого «дунайского блока» относились крайне настороженно, что было связано с опасениями Бухареста по поводу амбициозных планов Будапешта. Так, в частности, румынская сторона внимательно следила за тем, как действует в данном направлении Венгрия. В этой связи руководство внешнеполитического ведомства Румынии направило в румынское посольство в Праге информацию. В ней говорилось о том, что «имея в виду теорию, выдвинутую венгерскими историками, в соответствии с которой разрушение Австро-Венгерской монархии являлось ошибкой с экономической точки зрения, и что должно быть рассмотрено создание нового экономического союза на территориях бывшей империи, и даже идеи о конфедерации дунайских стран поддерживаются некоторыми лицами в Чехословакии, мы обращаемся к Вам с просьбой о том, чтобы к этой проблеме относились с особым вниманием, и чтобы информировали об этом МИД»[699].

В свою очередь, в поисках союзников внутри международного коммунистического движения активизировала деятельность и КНР. Через своих албанских союзников китайские руководители попытались не допустить созыва международного совещания под патронатом Москвы и собирались даже провести собственное, альтернативное, в конце 1968 г. в Албании[700]. В Пекине постоянно повторяли, что в «настоящее время устаревшей является точка зрения, что одна или две великие державы монопольно господствуют на мировом материке или на одном континенте»[701]. Один из представителей высшего руководства КПК, Чжоу Эньлай, заявил о благоприятной революционной ситуации в Европе. Официальная доктрина китайской компартии выражалась в тезисе: «Источником войн в современную эпоху является империализм и социал-империализм. Американский империализм, советский ревизионизм – социал-империализм неизбежно будет вести захватнические войны… В условиях существования империализма и социал-империализма война неизбежна, пролетарская революция тоже неизбежна…»[702] Особое внимание в этой связи уделялось контактам и связям с прокитайскими силами в международном комдвижении. Ответственным за эту работу был кандидат в члены ЦК КПК Чжао Иминь[703].

Протекавшие в Восточной Европе общественно-политические процессы вызывали интерес экспертов из американской разведки из-за их возможного влияния на оборонную политику государств региона. Они представили в Белый дом и Пентагон доклад под названием «СССР и Восточная Европа». В нём заявлялось о том, что власти Румынии продолжат избранный ими курс, направленный на «использование национализма в интересах коммунизма» с целью получения поддержки со стороны румынского общества и в интересах достижения большей независимости от Москвы[704]. При этом предполагалось, что открытое военное вмешательство СССР в дела какой-либо восточноевропейской страны могло бы негативно повлиять на советские позиции в регионе, минимизировав уже сделанные «политические инвестиции» в Восточной Европе, и испортить образ СССР на международной арене[705]. На состоявшейся 23 марта 1968 г. в Дрездене встрече глав компартий государств-членов ОВД, на которой отсутствовали представители Румынии, Л. И. Брежнев жёстко выступил с обвинениями в адрес чехословацкого руководства[706]. Это стало началом ухудшения отношений между Москвой и Прагой. Ближайший советский союзник по Варшавскому пакту и его балканский член – Болгария также избрала довольно жёсткую линию в отношении происходившего в Чехословакии. Руководство БКП во главе с Т. Живковым в конце марта 1968 г. фактически сделало вывод о том, что при сложившейся ситуации не исключено военное решение «чехословацкой проблемы»[707]. При этом болгарской стороной были приняты вполне конкретные решения, базировавшиеся во многом на полученной болгарской разведкой информации о происходящем в Чехословакии[708]. Во-первых, разрабатывался комплекс мер, направленных на недопущение распространения «пражских идей» в болгарском обществе. Часть мероприятий заключалась «в организации пристального изучения и наблюдения за событиями в Чехословацкой Социалистической Республике по линии Министерства иностранных дел, БТА и других государственных и партийных каналов»[709]. Во-вторых, ставилась задача «избегать нежелательной для Болгарии информации о событиях в Чехословакии»[710].

На Пленуме ЦК БКП, состоявшемся 29 марта 1968 г., озвученное главой болгарского коммунистического режима видение политической и военной компонент внешнеполитического курса Софии в Балканском регионе не оставляло сомнений относительно подлинных целей руководства НРБ. Так называемая чехословацкая проекция была лишь поводом для формулирования вполне конкретной программы, реализация которой имела бы масштабные последствия. Так, в частности, Т. Живков заявил: «Мы категорично заявили т. Брежневу и т. Косыгину, что нам необходимо быть готовыми использовать наши армии. Мы должны действовать с риском во имя нашего дела. События подтвердили нашу оценку. Мы исключительно довольны тем, что советские товарищи взяли инициативу в созыве дрезденской встречи. Нам нужно надеяться, что она окажет помощь»[711]. Более того, глава БКП фактически определил основной вектор возможного развития ситуации в ОВД и в коммунистическом блоке в целом. По его мнению, происходящее в Чехословакии являлось «и делом югославского руководства, которое пытается через Румынию, Польшу и Чехословакию создать в нашей семье своё объединение. Нет необходимости пользоваться сталинскими методами прошлого, но мы должны использовать такие методы, чтобы мы навели порядок и в Чехословакии, и в Румынии, а после этого мы наведём порядок и в Югославии… Какую линию проводит югославское руководство? Контрреволюционную, антисоветскую! Какую линию проводит румынское руководство? Контрреволюционную, антисоветскую![712]… Разумеется, мы отдаем себе отчёт, что не надо торопиться, но мы должны действовать…»[713]

Происходящее свидетельствовало о возможных акциях СССР и его союзников как против нового руководства Чехословакии, так и тех, кто мог его поддержать. Однако форма давления на Прагу ещё не была окончательно определена в середине апреля 1968 г.[714] Этот факт отмечался и руководством Албании. Э. Ходжа в присущей ему манере давать характеристики оппонентам определил тем не менее достаточно точно возможный вектор развития событий: «Предательские лидеры партий и правительств ревизионистских стран Восточной Европы во главе с лидерами Советского Союза, за исключением румын, собрались в Дрездене якобы для обсуждения ряда общих для них политических, экономических и военных вопросов, и “закончили работу” очень быстро, за день… Фактически ничего из того, о чём говорится в коммюнике, обсуждено не было, там тем только и занимались, что оказывали давление на своего коллегу, Дубчека, шантажировали его. Какого характера было это давление? Точно мы ещё не знаем, но, наверное, это было давление военного характера (угроза приведения в действие танков под тем предлогом, что чехи заходят слишком далеко и слишком быстро, что они ущемляют интересы “социалистических” стран, ставят под угрозу ГДР и т. д.), экономического и всякого рода другого характера. Сразу же по окончании работы в Дрездене и возвращении Дубчека в Прагу стали распространяться слухи, что у чехословацких границ сосредотачиваются советские войска… Так что интервенция является вероятностью за неимением иного выхода. Теперь советские, немцы и поляки одного мнения»[715].