Наталия Сухинина - Полёт одуванчиков Страница 6

Илья любил спорт. Чем только он не занимался — горными лыжами, плаваньем, футболом. Пока не женился. Коньками тоже баловался. Получалось неплохо. И вот сейчас сработала память ног. Он с наслаждением плыл по блестящему льду, будто не было долгого перерыва, будто только вчера приходил сюда. Стало жарко, расстегнул куртку. Борода его покрылась инеем от горячего дыхания, глаза горели.

Вдруг… Он даже не понял, как это произошло. В его объятия влетела девушка. Он широко расставил руки, чтобы удержать её, но она, видать, сильно ударилась. Ойкнула, заплакала.

Надо успокоить её. Девушки не должны на катке плакать.

Вика, Вика, зачем тебе эти эксперименты? Ведь Дивеево — твоя хитрость, да если уж честно, и не твоя. Тебе посоветовали «знающие» люди. А если бы ты раскинула умом, то поняла бы, что самые знающие люди — это вы сами. Но тебе сказали — «со стороны виднее», и ты — поверила.

После замужества у Вики совсем не осталось подруг. Она и раньше не очень стремилась ими обзаводиться, а потом и не до подруг стало, Вика всю себя отдавала семье, детям. Но теперь, когда Илья стал просто невыносим, ей очень захотелось облегчить перед кем-то душу. Батюшка на исповеди говорит ей одно и то же — терпи. Но ведь и конец должен быть этому терпению, так можно дотерпеться, что он и бить её начнёт, если, например, она позволит себе, несмотря на его запреты, вновь надеть свой розовый халат.

Халат Вика больше не надевала. Ей хотелось надеть, назло мужу. Но она ещё не забыла, как он барабанил кулаком в дверь и кричал нечеловеческим голосом: «Не смей надевать свой розовый халат!»

Она стала ходить дома в длинной юбке в серую клеточку и черной блузке. Брюки Вика не носила принципиально, православные женщины брюки не носят.

В прошлое воскресенье она повела детей в церковь. Илья, как всегда, встрял:

— Им поспать хочется, ну какая нужда тебя заставляет над детьми издеваться!

Молчать, молчать. Куда-то шапка Гришина задевалась… На вешалке нет, может, за пуфик завалилась. Она ищет шапку и умоляет себя молчать. И, конечно, не выдерживает:

— Вместо ругани помог бы шапку найти, опаздываем…

Слово за слово, опять ссора. Илья специально её провоцирует. Шапку нашли в Аниных кубиках. На службу опоздали.

В храме хорошая библиотека, там много детских книг. Вика часто берёт детям почитать что-нибудь православное. Библиотекарь Галина Степановна, женщина в годах — очки, седая, волосок к волоску причёска. Про неё говорят всякое. И то, что она в прошлом учёный-химик, даже открытие ей какое-то приписывают, и то, что была замужем за крупным партийным функционером, но ушла от него по идейным соображениям. Говорят, даже квартиру ему оставила, снимает комнату недалеко от храма. Поговаривают и про дочку разное… Вроде она за границей живёт, то ли замуж туда вышла, то ли так уехала.

Галина Степановна на своём месте. Она много читает, всегда может посоветовать, какую выбрать книгу. При храме давно. Все относятся к ней с уважением, подсказать, разрулить тоже может. Большой жизненный опыт, ум, образование.

Вика после службы зашла в библиотеку:

— Мы опять к вам, Галина Степановна. Дайте нам что-нибудь интересненькое почитать. Дети, поздоровайтесь с тётей Галей.

— Милости прошу! — когда Галина Степановна улыбается, она совсем нестрогая, — значит, хотите интересное?

— Хотим, — подтвердила Анечка.

Гриша промолчал.

На Галине Степановне классический английский костюм тёмно-синего цвета. Воротник белой блузки безукоризненно отглажен. Белый шарфик, тоненький такой, почти воздушный.

— Поищу-поищу, я друзьям никогда не отказываю. Может быть… Вот, нашла. Про животных. Как они… Нет, не расскажу, а то читать станет неинтересно.

— А мне что-нибудь о семейной жизни, — робко попросила Вика.

— Викуша, что-то ты всё про семейную жизнь читаешь. У тебя проблемы? Выкладывай.

Вика озабоченно взглянула на Гришу с Аней. Рассказать-то можно, да ведь как при детях…

Галине Степановне не надо ничего объяснять. Она отвела детей в дальний угол библиотеки, дала им карандаши, по листу бумаги.

— Рисуйте храм. Наш храм, правда, он красивый?

Вернулась.

— Выкладывай, что у тебя за печаль?

Галина Степановна поудобнее села напротив Вики. Она расправила плечи, слегка откинулась на спинку стула. Рядом с ней Вика казалась сама себе маленькой, жалкой, непутёвой. Всплакнула. А когда успокоилась, то уже остановиться не могла:

— Стиркой попрекает, готовлю — не ест, это носи, это не носи, что ни слово, то издёвка, а главное — храм. Тут такие гонения! Сил больше никаких нет! — голос Вики дрожал от обиды. — Я с утра до вечера с детьми, по хозяйству. Он работать мне запретил, я квалификацию из-за него потеряла, какой я теперь стоматолог, я уборщица и прачка. Никакой благодарности! Никакой!

Галина Степановна внимательно слушала и важно кивала головой. Так маститый врач слушает очередного пациента, пациент ещё не всё рассказал, а врачу уже ясен диагноз:

— Викуша, у него женщина…

Женщина. У Ильи женщина. Как можно было не догадаться об этом самой? Конечно, женщина! Всё сходится, всё. Командировки частые. Приходит сытый. Стал выпивать. Теперь понятно, почему его так раздражает мой внешний вид. Раньше не раздражал. Там, наверное, такая вся из себя фифочка. Артистка? Да, артистка! Он за ней и на фестиваль потащился. Вспомнила! Вхожу на кухню, а он на фото любуется, я краем глаза заметила, только значения не придала. Да чему я придаю значение, живу, как слепая. Спасибо, добрые люди…

— Галина Степановна, что делать? Я же… ему верила.

— Успокойся. Викуш, надо успокоиться. И сложа руки не сидеть. За мужа надо бороться.

— Как? Я не умею бороться.

— Мы, православные, должны уметь бороться. Мы — воины Христовы. А без борьбы мы кто? Недоразумение.

— Бороться… Он меня предал, зачем я за него бороться буду?

— Ты таких страшных слов не говори, Вика. Твой муж самый обыкновенный, каких тысячи, и у всех, уж поверь мне, такое в жизни хоть один раз да происходит. Знаешь, говорят, седина в бороду, а бес в ребро. Ты не сдавайся. Он привык, что ты дома, при детях, никуда не денешься, а ты дай ему понять, что он тебя потерять может. Клин клином. Ревность — это такая сила, Вика, если её в правильное русло направить, чудеса творить можно.

— Галина Степановна, о чём вы? Я никогда ничего такого себе не позволю.

— А ничего позволять не надо, это пусть нехристи себе позволяют. А ты просто немножко схитри.

Вот и придумали. Вернее, придумала Галина Степановна, а Вика только охала, ахала и соглашалась, кивала как китайский болванчик. Надо уехать на пару дней. Как раз экскурсия в Дивеево, полезное с приятным. Потом опять куда-нибудь. Он забеспокоится, заревнует. Ничего не надо отрицать, ни с чем не надо соглашаться, намёком, намёком…

— Вот увидишь, как сработает! Он про всё забудет, про все свои романы. Жена ему изменяет! Им пренебрегли, его унизили, его предали.

— Он не простит.

— У вас дети. А детей он любит, ты говорила. Сам попросит прощения.

Вика поехала в Дивеево. Не поездка получилась — мука. Дети устали, хныкали, им надоело ехать в автобусе, надоело смотреть в окошко, они просились погулять, ссорились, даже один раз подрались. Это по дороге туда. А в самом Дивееве устроили такое! Гриша вообще отказался заходить в храм, сказал, что лучше погуляет. Анечка зашла, но тут же вышла, в сувенирной лавке попросила купить ей расписного глиняного петуха. Петух оказался дорогим, и Вика ей отказала. Анечка раскричалась на весь церковный двор. Вика ей пригрозила, а та ещё громче. Потом у Гриши заболел живот, Вика перепугалась не на шутку. С животом обошлось, Аня потеряла варежку, у Вики, пока писала записки, пропал кошелёк. Кошелёк нашёлся, но переживала Вика сильно.

И вот едут обратно. Дети, прижавшись друг к другу, дремлют, а Вика смотрит в окно и думает невесёлую свою думу.

Ей изменил муж. Где он сейчас? У неё, конечно. Наверное, обрадовался, что она уехала на два дня, да ещё и детей забрала. А вдруг он привёл её к ним? В их квартиру, в их пространство, в котором они худо-бедно прожили несколько лет. Они там сейчас… Вика зажмурилась в ужасе. Затея с Дивеевым показалась ей пустой и бесперспективной. Но ведь у Галины Степановны опыт, она убеждена, что будет толк. Терпение, Виктория Павловна, наберитесь терпения. Опять это терпение. Вот и батюшка говорит — терпите.

Ильи дома не оказалось. Час поздний, и сердце Вики в который раз обдало холодом беды.

Она еле дождалась, когда дети уснут. Бросилась к записным книжкам мужа, стала судорожно листать их в поисках неопровержимого компромата. Ничего интересного не нашла. Фотокамера! Вот где надо искать. Не может быть, чтобы он ни разу её (!) не сфотографировал. Кадры, кадры… Кинофестиваль. Вот-вот, помнится, как раз после фестиваля он отказался есть сырники, пил водку и скандалил.