Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 17 Страница 6

Если есть существа, есть и субстанция. Этот принцип легко может быть связан с принципом тождества. То, что есть в себе, есть субстанция, в противоположность акциденциям, сущность которых требует, чтобы их носителем являлось что-нибудь другое. Субстанция служит субъектом, носящим акциденций, которые составляют сущее чего-то другого: entia entis.

Таким образом, быть субстанцией – первичное наименование сущего, требующееся, чтобы дать основание бытия совокупности явлений, объективно связанных между собой, Факт, что я теперь пишу, очевидно, есть сущее. Эта реальность преходяща и является моему рассудку, как зависимая и никоим образом не автономная: это акциденция субстанции моего «я».

Правда, самопроизвольно то, что дух воспринимает в чувственных данных, является ему как вещь, существующая в самой себе. Наши первые мысли смутно включают понятие субстанции. Вскоре происходит диссоциация, и она приводит нас к мысли о способах бытия, случайных модальностях, множественностях, которые полагаются на общее основание их реальности. Смутное понятие акциденции приводит нас к точному установлению первого понятия субстанции, к определению ее как чего-то, что способно существовать в себе и служить субъектом, носителем других реальностей.

Акциденция существует реально, но при условии иметь носителя в другом. Это другое существует в себе самом или отнесено, в свою очередь, к субстанции.

При несуществовании последней я не находил бы основания бытия того, что не есть в себе. Акциденция, даже если она модальна, т. е. имеет непосредственного носителя в виде другой акциденции, существенно зависит в своем бытии от субстанции.

Всякое восприятие, принципиально говорит Юм, есть субстанция, и каждая отдельная часть восприятия – отдельная субстанция12.

Та стадия, в которой мы принимаем наши впечатления за что-то существующее в себе, – реальный момент в развитии нашей мысли. Но дальнейший анализ показывает нам сложность реального и приводит нас к тому, что мы различаем за пределами протяженности и соединенных с нею чувственных качеств сущее другого порядка – целое в целом и целое в каждой части целого, которому оно обеспечивает единство. Эту реальность не могут схватить чувства, только рассудок достигает ее. Рассматриваемая отдельно от своих акциденций, субстанция, как таковая, нечувственна. Вследствие этого эмпиризм Юма не может допустить ее. Поэтому мы видим, как английский философ напрасно борется против затруднения, которое он не может разрешить: «Есть два принципа, которые я не могу привести в согласие, и, однако, я не вижу способа отказаться ни от одного, ни от другого. Первый из этих принципов – что все наши восприятия имеют каждое отдельное существование; второй – что дух никогда не замечает между отдельными существованиями реальной связи. О! если бы наши восприятия принадлежали чему-нибудь индивидуальному и простому, или если бы мысль усматривала между ними реальную связь, то проблема не представляла бы затруднений. Но, со своей стороны я должен объявить, что проблема не разрешима»13.

Эти многозначительные строки слишком мало известны. Они произносят приговор эмпиризму, показывая необходимость полагать сущее, которое есть в себе, и которое приводит к единству определенную совокупность явлений.

Это разбивание реального на куски бесполезно, говорят нам. Субстанции – только пространственные слои, полагаемые единственно для надобностей нашей деятельности.

Это статическое овеществление, разбитие на куски для утилитарных целей, которое не может быть одобрено критикой.

Ответить нам не трудно. Субстанция не есть полагание в пространстве, так как сама протяженность – акциденция, ибо протяжение есть всегда протяжение чего-нибудь, которое есть в себе и не требует субъекта ингеренции. Такова эта личность, противоположная той и другой; такова эта бедная птичка, которую в эту снежную погоду я замечаю печально сидящей на моем окне. Это разбивание на куски не чисто утилитарно, оно неизбежно для моего разума.

Единственное препятствие в этом вопросе заключается в стремлении воображать себе субстанцию скрытой и реально протяженной под лаком ее акциденций. Субстанциальная реальность аналогична по отношению к реальности акцидентальной. Она не протяженна и не чувственна сама по себе. Вот что забыл Кант, выставляя свою знаменитую антиномию телесной субстанции. Единство самой телесной субстанции – высшего порядка, чем пространство.

Не будучи существующей через себя самое, конечная субстанция не может действовать сама собою. С другой стороны, мы знаем субстанции только из ее действий. Поэтому мы можем ее схватить только через посредство ее проявлений акцидентального порядка.

Акт, свойственный ограниченной субстанции, есть субстанциальное существование. Акциденции составляют ей вторичный акт. Они объясняют, что конечное существо, оставаясь в своей основе субстанциально тем же, может изменяться и действовать. Так как действие принадлежит акцидентальному порядку, то непосредственные начала действия или активные потенции, отправление которых – действие, сами тоже акцидентального порядка.

Субстанция есть отдаленное начало действия и, с этой точки зрения, она называется природой. Следуя из субстанции, акциденции необходимо дают возможность познать ее такой, какова она есть.

Здесь опять мы присутствуем при приложении плодотворной метафизической теории о потенции и акте.

Субстанция есть в ней самой. Реально отличные от субстанции, потому что они – ее вторичные акты, акциденции имеют существование в субстанции и через нее. Внутри самого существующего предмета обнаруживается, таким образом, аналогия сущего. Субстанция есть главное аналогичное, акциденции – второстепенное аналогичное.

Наряду с акциденциями, который представляют собой определение субстанции в ней самой, надо установить акциденцию отношения14.

Если не уничтожать различия между реальным отношением, которое мы констатируем, и отношением логическим, которое имеет значение только в нашем рассудке, то нельзя отождествлять акциденцию отношения с ее безусловным основанием. Свойство быть сыном и свойство быть отцом следуют из природы вещей, из субстанциального порождения. Напротив, тождество вещи с ней самой предполагает второе представление, которое есть произведение моего рассудка.

Акциденция отношения присуща предмету и устанавливает реальное отношение его к другому предмету.

Взаимность, которую она полагает, реальна и удерживается так же долго, как и соотносительные члены и безусловное основание их отношения.

Читатель угадывает, что понятие отношения создает не одно метафизическое затруднение. В этой области пространственное воображение – плохой советник.

Гамма бытия слишком богата, чтобы быть адекватно гармонизованной на упрощающей клавиатуре, составляющей наш безусловный способ познавания. Некоторые выводы самой современной критики присоединяются с этой точки зрения к данным многовековой метафизики15.

Сущность и существование, материя и форма, субстанция и акциденция, активные потенции и действия: все они реальные сложности, открываемые анализом в недрах сущего, с которым функциональное единство нашего «я» ставит нас в непосредственное познавательное отношение. Между этими различными членами есть трансцендентальное отношение, т. е. необходимое отношение потенции к акту. Невозможно дать какое-нибудь понятие сущности, не сознавая существования, доставить познание материи без познания формы, понять акциденцию без субстанции, определить активную потенцию, не обращаясь к действию и к его предмету.

Напротив, можно иметь действительное понятие о субстанции, не зная предикаментальных отношений, которые в действительности соединяют ее с другими существами. Рассудок, сказали мы, рассматривает объективные основания бытия. Мы сделали обозрение внутренних метафизических оснований бытия, нам остается рассмотреть внешнее основание бытия: причины, производящую и целевую16.

Выразить принцип причинности таким образом: всякое следствие должно иметь причину – значить высказать тавтологию. Дело идет именно о том, чтобы установить, что такое следствие и почему оно требует причины.

По поводу необходимости отношений последовательности чувственный опыт нам ничего не сообщает. Он говорит нам, чтó происходит, а не чтó должно произойти. Не всякая последовательность явлений, впрочем, управляется законом причинности. Не удивительно поэтому, что эмпиризм Юма отбросил производящую причину. Только рассудок открывает ее как начало актуализации следствия.

Чтобы действовать методично, мы рассмотрим причинность собственно существования раньше, чем приступить к причинности становления.