Игорь Силантьев - Газета и роман: Риторика дискурсных смешений Страница 8

Хронологический дискурс имеет давние культурные традиции, выраженные в существовании целого спектра жанров, связанных в построении своего текста с календарным принципом (не называем их календарными, поскольку в литературоведении за этим терминологическим сочетанием закрепилось другое понятие – о жанрах святочного и пасхального рассказа). Мы имеем в виду существенно другое – для Средневековья это сборники христианской литературы повествовательного и учительного характера (прологи и минеи), для Нового времени – это не только церковные календари, но и бытовой жанр календаря книжного («Знаменательные даты и события»), настольного, настенного, перекидного и др. Правомерно ли ставить в один ряд жанры, казалось бы, столь далекие по существу и по времени своего бытования? В нашем случае вполне правомерно – с точки зрения их приобщения к хронологическому порядку и самому дискурсу хронологии, с точки зрения той важной роли, которую в таких текстах приобретает принцип учета времени, – и с точки зрения того значения, которое эти жанры несли в организации повседневной жизни человека. Вспомним, какую незаметно-существенную роль играли календари в жизни советского обывателя! Листки календаря являлись ежедневным привычным – но и идеологически организующим, «управляющим» чтением, приобщавшим своего читателя к миру высокой и правильной событийности, – но также и средневековый книжный христианин ежедневно приобщался к высоким житиям и подвигам святых отцов через прологи и четьи минеи. (Кстати, житийно-биографический элемент достаточно ярко выражен и в бытовых календарях недавнего времени.) Тема календаря в системе хронологического и повседневного дискурсов еще ждет своего большого исследования. Вернемся к газете. Самое интересное здесь то, что в системе повседневности газета достаточно ощутимо выполняет роль все того же бытового календаря. Она также вводит нас одновременно и в мир хронологии, и в мир событийности – только не отстоявшейся и ретроспективной, как в календаре, а текущей и складывающейся, перспективной. Газета – это календарь будущего.

Территория

Территориальные приметы, явленные в тексте рассматриваемого нами номера «Комсомольской правды», даны в достаточно простом виде: это «новосибирский выпуск» (и к этому приложен соответствующий адрес и телефоны), и это изначально «московская» газета (у нее есть собственно «московский» выпуск, а также – снова соответствующий адрес: «улица „Правды“, д. 24, Москва, А-40, ГСП-3, 125993»), и еще это общероссийская газета, и зарегистрирована она в российском министерстве. Таким образом территориальность, обозначенная в рамочных текстах газеты, выстроена в строго иерархичном порядке: государство – столица – субъект федерации. Заметим, кстати, что эта сквозящая через внешний фривольный облик нашей газеты иерархичность, глубоко сущностная и формально-бюрократичная одновременно, очень о многом говорит в плане общей (вполне традиционной) скованности дискурсного пространства российского общества.

Институциональные маркеры

В еще более строгом и детализированном порядке выстроены собственно институциональные, «учрежденческие» маркеры, удерживающие газету в рамках единого дискурса. Их явные следы в тексте газеты обозначены на последней странице. Вот собственно именование учреждения, идентифицирующее институциональную принадлежность данного выпуска газеты как издательского события, которое, в свою очередь, задает дискурсную определенность этому вороху второсортной испечатанной бумаги, – «Издательский дом “Комсомольская правда”». Если отвлечься от холода давно застывшей без живого осмысленного употребления дискурсной формулы «Комсомольская правда» (похожей на сталинский паровоз с красной звездой, заново покрашенный, начищенный и поставленный у железнодорожного вокзала на видное место), и если пренебречь очевидной функциональной терминологичностью выражения «издательский дом», то сколько причудливой в своей метафорике характерности можно увидеть в этом наименовании! Сколько людей исходили, истоптали, истерли взглядами, произнесением, чтением эти формулы в их раздельности, и как непривычно им соседствовать в едином тексте. Дискурс – это словно город, по которому можно пробегать, ничего не замечая, в погоне за своей собственной жизнью, а можно останавливаться и наблюдать порядок улиц, физиономии домов, гримасы подъездов и окон, и, проводя рукой по шершавой поверхности слов, ощущать его, дискурса, корпусность и плотность.

Этот «дом» в газетном тексте наполнен своими обитателями – перечислим их, опуская конкретные фамилии (потому что главное здесь – не имена, а должности в этом своеобразном «отряде охраны» дискурса): «главный редактор», «генеральный директор», «шеф-редактор», «зам. главного редактора», снова «зам. главного редактора», члены «редакционной коллегии», еще один «зам. главного редактора», «ответственный секретарь», – это один ряд. Другой, параллельный: «председатель совета директоров», «первый зам. генерального директора», «зам. генерального редактора», члены «дирекции». А ниже – новосибирское звено «отряда охраны»: еще один «генеральный директор» и «шеф-редактор регионального выпуска».

«Дом», в котором заключена газета, имеет и свою конструкцию – отделы «новостей», «писем», рекламы», «подписки», «покупки», «розницы» и др.

«Дом», в котором заключена газета, по праву (данному ему законом) претендует на власть над дискурсом газеты, и об этом говорит формула авторского права: «Авторами статей запрещена их перепечатка без согласия правообладателя, а иное использование – без ссылки на правообладателя».

Таким образом, «дом» пытается убедить нас в том, что выпуск газеты – это ответственность. И вместе с тем – это профессионально исполненный уход от ответственности. И дело даже не в проходном «Редакция не несет ответственности за достоверность содержания рекламных материалов» – речь идет не о юридической ответственности (понятно, что ее стараются неукоснительно соблюдать). Речь идет об ответственности самого дискурса. В самых строгих границах – хронологических, территориальных, институциональных и даже государственных – стараются запереть дискурс, который безответственен по своему существу. Ближайший пример находим на последней странице, под рубрикой «Читайте в следующем номере»: «В коридорах власти уже вовсю развернулась борьба за место премьера в новом правительстве». Разве кто-либо мог подтвердить или опровергнуть это утверждение (на 20 января 2004 года)? И нуждается ли это утверждение в подтверждении или опровержении? Разумеется, нет – как не нуждается в верификации речь ребенка, поэта, политика и идиота. В чем же причина глубинной безответственности дискурса газеты – и столь снисходительного отношения к этому со стороны потребляющего газету общества? Или это как раз то, что нужно? Постараемся ответить на эти вопросы позже, в главе, посвященной агональным коммуникативным стратегиям газетного дискурса, а сейчас вернемся к теме рамок и границ.

Государственные в своей тематике и символике маркеры-ограничители газетного текста выглядят лаконично, даже скупо. Здесь – сухое и формально необходимое указание на регистрацию газеты в органе государственного управления (соответствующем министерстве) на последней странице, а на титульной странице – упрятанные под заголовком газеты изображения наград советской эпохи. Выше мы также писали о цветовой символике российского флага, как бы невзначай вкравшейся в цветовую палитру титульной страницы. Все эти титульные ужимки, вся эта нарочитая титульная неопределенность раскрывает исподволь заложенную в тексте газеты интенцию ухода, даже ускользания от рамок, сопряженных со знаковой системой официальной государственности. И это вполне объяснимо, ведь «Комсомольская правда» – это газета, позиционирующая себя в пространстве «свободной прессы».

Итак, мы рассмотрели внешние (и вместе с тем глубоко сущностные) рамки газетного текста как определенного целого, продающегося в киосках по 5 рублей за штуку. Это собственно вещные рамки, а также институциональные в их разновидностях – хронологических, территориальных и рамках-ограничителях, соотносящих газетный текст с учреждением и государством. Подчеркнем еще раз, что это рамки и границы не только текста как такового, но и дискурса – в границах которого этот текст нам явлен как актуальное высказывание (по крайней мере, на 20 января 2004 года).

Глава вторая

Полидискурсивность газетного текста

Начнем с метафоры, которую мы уже использовали выше, а также в другой работе[49]: тексты газеты образуют ансамбль, говорящий разными и многими голосами – голосами различных и многих дискурсов. Подчеркнем – голосами не авторов и не просто субъектов мысли и высказывания, а голосами дискурсов, воплощенных и в авторстве, и в субъективности высказываний, и в текстах собственно. Анализ дискурсных взаимодействий в пространстве текстов газеты и является главной задачей этой главы.